Книга Богдан Хмельницкий. Искушение - Сергей Богачев

— Это я в детстве на ржавый гвоздь напоролся, чуть все кишки не выпустил, — как можно увереннее, с улыбкой произнес он.

Однако по удивленному взгляду лекаря понял, что историей про гвоздь не убедил старого врачевателя. «Надо быть с ним осторожнее и держаться от него подальше. А то, глядишь, этот доктор во мне еще что-нибудь интересное найдет», — подумал Илларион.

* * *

Следующий день прошел довольно спокойно, без особых происшествий. Хмельницкий с Кричевским проверили обоз, сделали последние распоряжения о поклаже. Подводу, на которой должен был ехать еще не окрепший паломник, утеплили овечьими шкурами и одеялами, соорудив что-то наподобие цыганской кибитки. Было решено, что вместе с Добродумовым в «кибитке» поедет и лекарь — мало ли что в дороге может приключиться. Богдан на эту поездку возлагал большие надежды и не мог допустить, чтобы Илларион опять занемог.

В путь отправились рано утром, еще затемно. Впереди обоза ехали верхом полковник и сотник, за ними подвода с паломником и лекарем, рядом несколько казаков. Погода была по-весеннему капризной. То выглянет из-за облаков солнышко, пригреет землю, растопит снег на дороге, превращая его в грязную кашу. То опять налетит холодный ветер, сорвет с набежавших туч колючий мокрый снег. Из-за этих капризов природы двигались намного медленнее, подвода то и дело увязала на размытой дороге, хлопцам часто приходилось вытаскивать ее из грязи и луж. Добродумов уже и сам просил у Богдана разрешения пересесть на коня, но Хмельницкий даже слышать об этом не хотел. «Лежи, пан паломник, успеешь еще показать, какой ты герой. А хворать тебе никак нельзя», — отказал Хмельницкий.

Вместо четырех запланированных дней добирались до Киева целую неделю. На ночлег останавливались в основном в придорожных шинках.

После тяжелого, утомительного дня приятно было посидеть в теплой хате, где смачно пахло духмяным хлебом, угоститься крутым кулишом со шкварками, тетерей с галушками и, конечно же, оковытой и крепким табаком. В каждом шинке вельмошановных гостей встречали с большим уважением, усаживали за отдельный стол, который накрывали скатертью, подавали еду в дорогой посуде.

В шинках обычно было многолюдно: заезжие казаки, торговый люд и чумаки, местные помещики, бродяги, убогие или просто пьяницы, которых в непогоду тянуло посидеть в приятной компании. Именно в шинке можно было узнать последние новости от проезжавших по своим делам странников или услышать песни-думы кобзарей. После того как гости насладятся вечерей, а казаки раскурят духмяный тютюн в своих трубках-носогрейках, начинался разговор.

— А что, панове, слышно теперь на Украине? — раскурив знатную люльку, поинтересовался Богдан Хмельницкий у сидящих за соседним столом купцов.

По их разговору было понятно, что они возвращаются из Сечи, удачно продав низовым казакам породистых лошадей, пистоли и порох. Купцы хвалились, что товар их хорошо распродался, и, набрав нового добра, собирались снова вернуться на Сечь.

— А то и слышно, пан атаман, что запорожцы недовольны, как ведут себя на Украине хозяева Речи Посполитой. Говорят, что король польский предал казаков, которые проливали за него свою кровь в ратных боях против татар и турок. За свою верную службу они получают от ляхов только батоги, унижения и муки. Уже нет мочи терпеть издевательства шляхетных урядовцев и магнатов. Надоело им ярмо польское, да только скинуть это ярмо казаки сами опасаются. Некому поднять запорожцев на восстание. Перевелись храбрые атаманы на земле украинской. Были раньше Павлюк, Острянин, Гуня, которые не побоялись гнева короля. Да только одни давно гниют в земле, а другие от гнева Речи Посполитой сбежали на Дон. Вот такие разговоры сейчас на Украине, пан атаман, — рассказал один из пожилых купцов.

На вид ему было за пятьдесят — седой, с пышными белыми усами и землистым лицом. Натруженные руки говорили о том, что он не чурался любой работы, пистоль, прилаженный за поясом, давал понять, что его хозяин способен постоять за себя и свой товар не только за прилавком на ярмарке.

— Еще слышно, что на Украине скоро запретят веру христианскую и придется православным или к басурманам подаваться, или Римскому престолу кланяться. В церквах уже перестали службу служить, всех загоняют в костел. Уже не звонят колокола на звонницах, а ляхи заставляют православный народ читать молитвы на латинице. Тех же, кто ослушается своего шляхетного пана, ждет страшная кара — могут забить батогами до смерти, — продолжил рассказ другой купец. — Не зря говорят: «Жид, лях и собака — вера одинакова».

Он очень походил на предыдущего собеседника, но черты его лица были не такими грубыми. Скорее всего, брат или какой другой родич.

— И то еще не все, что говорят на Украине, — подал голос их более молодой и смелый товарищ. — Ходит молва, что паны шляхетные держат украинских мужиков за скотину. Уже не хотят они на волах орать, для этого у них есть двуногие рабы. Мало того, эти ляхи такую повинность для крепостных ввели, что дохнут люди на селе от голода как мухи. Да только некому за них слово перед королем сказать, некому свой народ защитить. А славные казацкие атаманы сами на холопов похожими стали, готовы пятки ляхам лизать, лишь бы только у них маетки не отобрали.

После этих слов Богдан крепко сцепил зубами люльку и выпустил из-под усов густой клуб дыма. Больно били по его самолюбию слова торгового люда. Да вот только возразить им было нечего, говорили они чистую правду. И каждое слово как горячий клинок врезалось ему в сердце. А от этого еще больше злился Хмельницкий, прежде всего на себя самого.

— Ну что ж, хорошо вы говорите, панове, верно. Да только сомневаюсь я, что хватит одной казацкой удали, чтобы скинуть ярмо польское с шеи мужицкой. Лихостью такого врага не одолеть, тут надо мудростью и хитростью брать. Иначе опять полягут казацкие головы за здорово живешь и еще больший гнет ляжет на плечи народные, — тихо, но четко проговаривая каждое слово, промолвил Богдан. — А что до храбрости атаманов, то, ежели поискать, такие на Украине найдутся.

— Зачем далеко искать? Есть такой атаман на Украине, защитник веры православной и народа, — неожиданно для всех громко сказал молчавший до сих пор Добродумов. — И смелый он, и разумный, и воинское дело хорошо знает, да и народ за ним пойдет и в огонь, и в воду. Вот только никак не решится этот герой на святое дело идти. Может, еще верит в милость короля Владислава? Да только, паны-молодцы, разве стоит у польского короля искать правды для нашего народа? Нет, не будет милостивый король ласковым до чужих мужиков. Надо самому брать саблю в руки, садиться на верного коня да поднимать казаков против магнатов и урядовцев. Только так и можно добиться правды на Украине.

— Хватит лясы точить, ночь уже на дворе, всем не мешает отдохнуть, — прервал их Кричевский.

На том разговор и закончился, и каждый остался со своими мыслями сам на сам. Умные купцы не стали лезть с расспросами к божьему человеку о том, кто же этот народный герой, который может спасти Украину от ярма Речи Посполитой. Они, конечно, видели, на кого смотрел во время своей речи паломник, и все поняли, но только покачали головами и ушли к себе на ночлег.