Книга Компаньонка - Лора Бигелоу

Теперь же, после приезда Грейс Колмен в Мэнор-Стил и поцелуя в библиотеке, означенная поездка становилась еще более некстати…

Телефонный звонок прервал эти невеселые мысли.

Ранним утром, отдав последние распоряжения Стенли Рочестеру, Дэвид Стил с тяжелым сердцем уехал в аэропорт.

Грейс лежала на спине, накрывшись простыней, и невыразимо страдала от стыда.

Вчерашний поцелуй, погрузивший ее сначала в состояние некоторого транса, а потом ужаснувший и расстроивший на всю ночь, снился ей до самого утра, поэтому проснулась она с ощущением катастрофы.

Как спуститься вниз и посмотреть в лицо Дэвиду Стилу? Как выдержать понимающий и слегка презрительный — в том, что презрительный, Грейс не сомневалась — взгляд Стенли Рочестера? Немыслимо, невозможно, слишком стыдно.

Уже ясно, что ее пребывание здесь окончено. Дэвид Стил наверняка будет корректен и сух, выдаст ей конверт с деньгами — фу, гадость! — а потом отдаст распоряжение дворецкому, наклонит безукоризненный пробор на полдюйма в знак прощания, и все закончится. Она вернется в маленькую квартирку к Кларе и будет умирать пару дней от стыда и тоски, а потом поползет, как побитая собачка, домой, к маме…

Мама! Ей надо позвонить! Или уж сразу из Лондона?

В этот момент распахнулась дверь, и в комнату ворвалась Мэри-Энн с подносом. Единственной данью уважения к распоряжению хозяина насчет того, чтобы не тревожить мисс Колмен, было то, что ворвалась Мэри-Энн на цыпочках. Фактически это ничего не изменило, потому что вместе с рыжей балаболкой в комнату ворвалось прямо-таки облако положительной энергии. В одно мгновение поднос оказался на тумбочке, шторы разлетелись, словно крылья театрального занавеса, приоткрылась фрамуга, и в комнату полился морозный свежий воздух. Мэри-Энн скосила хитрый глаз на Грейс, увидела, что та не спит, и с явным облегчением затараторила:

— Добрутр, мсс! Погода — шик-блеск! Снежок, морозец, солнышко — только на санках кататься. Вот увидите, мисс Кларисса потащит вас на горку. У нас тут горка — дух захватывает! Сок будете, или сразу кофию налить?

Грейс потянулась рукой к салфетке, закрывавшей поднос, сдернула ее — и обомлела.

В хрустальной рюмочке алела маленькая тугая роза. В ее сердцевине, чуть более темной, чем раскрывшиеся лепестки, блистала капелька воды. Всего остального Грейс просто не заметила. Она прерывисто вздохнула и пролепетала:

— Что… это? Мэри-Энн…

— Ох! Дурья голова, забыла! Хозяин велел извиниться, кланялся и просил не забыть его просьбу. Он уехал на рассвете.

— Как?! Он же должен был через неделю?

— Переигралось там чего-то, звонили ему уж поздно ночью. Пораньше улетел. Ну ничего: пораньше улетел — пораньше прилетит. А роза — это вам, понятное дело. От него. Вот!

Грейс прямо-таки физически ощущала, как румянец выползает из-под простыни, заливает шею, щеки, лоб — да какой там румянец! Багрянец!

Она чувствовала себя странно счастливой. Память услужливо рисовала ей совсем другой портрет Дэвида Стила: не чопорного сноба в галстуке, а темноволосого молодого мужчину в белоснежной рубахе с расстегнутым воротом, улыбающегося, сероглазого, чуть смущенного… Грейс вдруг рассмеялась и одним прыжком слетела с кровати. Мэри-Энн немедленно захихикала следом, исключительно в силу характера и из солидарности.

Постояв под душем, высушив волосы и одевшись в светло-голубые джинсы и белую пуховую кофточку, Грейс призвала к себе Мэри-Энн.

— Мэри-Энн, где можно позвонить?

— В Лондон — из библиотеки.

— Нет, нет, мне нужно позвонить в Уилсден. Маме…

— Так это из холла. В Лондон-то мистер Стил напрямки звонит, по своему кабелю, а общий телефон через телефонистку.

— Счет за разговоры я оплачу…

— И-и-и не думайте даже с этим соваться! Еще чего! Вы ж гостья! Даже мы, слуги, не платим, когда по своим делам звоним. Короче, в холле, в большой нише, где медвежья башка. Желаю доброго утречка, мисс!

И Мэри-Энн упорхнула, напевая под нос что-то бравурное. Грейс рассмеялась от избытка чувств и ринулась на поиски телефона.

«Медвежья башка» оказалась головой громадного медведя, висящей на стене среди прочих охотничьих трофеев. Грейс с комфортом разместилась в мягком кресле и с некоторым трепетом вызвала телефонистку, а затем продиктовала номер.

Ждать пришлось недолго, вскоре в трубке затрещало, а потом раздался неожиданно четкий и очень близкий голос матери, Кэтрин Колмен.

— Да? Девушка, какой Севенокс, это, должно быть, ошибка…

— Мама!

— Грейси?!

— Мама, это я!

— Грейси, это ты?!

— Я, мама, я!

— Почему в таком случае Севенокс? Ничего не понимаю! Где ты находишься?

— В Севеноксе, мама!

— Боже, почему ты кричишь, я тебя и так прекрасно слышу. Что ты делаешь в Севеноксе?

— Я тут… понимаешь, это долгая история… одним словом, я здесь живу. Временно.

— Не понимаю! Как — живешь? Где — живешь?

— Да в Севеноксе же! Понимаешь, это поместье такое. Рядом есть еще городок Севенокс, но я живу не в нем, а в поместье…

— Откуда у тебя поместье? Ты же работаешь!

— Это как раз по работе. Севенокс — поместье моего шефа, мистера Стила…

— Бог мой, Грейси, что происходит? С какой стати ты живешь в одном доме со своим начальником?

— Это такая работа, мама…

— Прекрати нести чушь! Я требую, чтобы ты внятно объяснила, с какой стати ты находишься наедине с начальником!

— Да не наедине я, мама, тут полно народу.

— Какого еще народу? У вас там что, оргии?

— Мама!

— Грейс, объясни, в чем дело. Ты не звонила уже две недели, с самого Рождества, ты даже не поздравила меня с ним, я схожу с ума, а твоя ненормальная соседка кричит, что с тобой УЖЕ все в порядке. Что я должна думать? Теперь ты сообщаешь, что живешь со своим начальником… Мы с папой тебя не этому учили!!!

Вот веселье телефонисткам, с тоской подумала Грейс. Интересно, мне хоть когда-нибудь удастся поговорить с мамой на равных?

— Мама, выслушай меня, только не перебивай. В канун рождества я немножечко упала с лестницы и слегка разбила себе голову. Потом мистер Стил любезно устроил меня в частный госпиталь, а когда я выписалась, предложил мне некоторое время поработать у него в семье. Ну… как бы в благодарность…

— Грейс, ты в себе? В благодарность за что? За то, что ты упала с лестницы?

— Ну… не совсем…

— И почему ты с нее упала? Ты что, пьешь?

— Мама, это был несчастный случай…

— Запомни, Грейс Колмен, женский алкоголизм не излечивается. Это самый страшный недуг наших дней. Повсеместная разнузданность и вседозволенность, нежелание молодежи, учиться и тем самым развивать собственные мозги, приводят к деградации…