Книга Реванш русской истории - Егор Холмогоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А революция – это безумие, морок, от которого нужно пробуждение. Этому посвящен еще один триптих – «Покаяние» (2004). Красный командир во время боя за монастырь слышит колокол, зазвеневший от удара снаряда («Удар колокола»), и происходит его пробуждение. Он идет на могилу матери («Венчик»), и вот уже это монах-странник чем-то напоминающий Серафима Саровского, с умиротворением и любовью беседующий с муравейником («Муравейник»).
Красота монашества, продолжение и умиротворение в нем пути воина – еще одна сквозная для Рыженко тема. Одна из самых любимых работ Рыженко – «Ослябя» (2005). Отложивший воинские доспехи инок в монастырском саду, на пасеке под яблонями совершает свой тихий труд, от которого отвлечется, чтобы вместе с Пересветом отправиться в битву.
Настоящей публицистикой в красках стал «Страшный Суд» Рыженко (2007), написанный им для собора в Якутске и шокировавший многих на выставке художника в Манеже в 2008 году. Я помню свое собственное ощущение, как я стоял перед этой картиной и не мог поверить, что кому-то хватает смелости так писать. Мне всё казалось, что это сейчас запретят, и я буквально за руку притаскивал знакомых показать им эту картину «пока не закрыли».
Политическая и идейная актуализация ада и Суда Божия была нормой и в средневековой иконописи, и в поэзии (имени Данте, думаю, будет достаточно). Однако никто не ожидал, что современный, русский православный художник возьмется за это оружие с такой решительностью и остротой. Остро реалистическая манера письма Рыженко довершала разрыв шаблона: Страшный Суд и воскресение переставали быть символической условностью, превращаясь в то, чему суждено быть в материальном мире и что идет уже сейчас.
Противопоставление телесного воскресения Святой Руси и суровой расправы ангелов над натовскими военными, гомосексуалистами и защитниками абортов явно не вписывалось в стандарты современной политкорректности. Впрочем, еще больше возмущало некоторых приравнивание византийского и русского воинства от первых князей и казаков до солдат Великой Отечественной и кавказских войн (сейчас Рыженко несомненно прибавил бы к ним ополченцев Донбасса) к воинству Царя Небесного.
Русская рать как ангельский легион – своеобразный смысловой предел русской батальной живописи.
В преддверии юбилея Великой войны Рыженко создал цикл посвященных ей полотен из которых самым пронзительным является «Стоход. Последний бой лейбгвардии Преображенского полка» (2013) – героический и трагический эпизод Брусиловского прорыва. Трое гвардейцев стоят над полем смерти с изорванным полковым знаменем, поднимая в атаку остальных. Один из них похож на донбасского главкома Игоря Стрелкова, и это не случайно, он был консультантом картины по военной форме.
Просьба молиться за Стрелкова была последней на сайте Рыженко за два дня до кончины.
Перечислить всё наследие Рыженко, оставленное им меньше чем за два десятилетия, невозможно. Портреты русских царей (Ивана Грозного, Федора Иоанновича, Алексея Михайловича), пейзажи, батальные сцены и сцены из монастырской жизни. Это был один из самых плодовитых и при этом тщательно работавших мастеров за всю историю русской живописи, сочетавший иконичность, идеологичность и детальную проработку материала.
Творчество мастера опровергало клевету, что служение искусства высокой идее и эстетическая утонченность несовместимы, что современный художник должен быть небрежным порнографом.
Рыженко отсылал к той древней эстетической концепции, в которой художник указывает на разрыв между реальным и идеальным миром и мобилизует человеческие силы на прорыв к идеальному. Не деморализует, не убаюкивает, не глушит громом доблести прошлых и грядущих веков, а склоняет душу к тихому подвигу.
Павлу Рыженко удалось синтезировать лучшие традиции русской живописи: эпический реализм Васнецова, жанровую и сюжетную конкретность, предметность передвижников, напор и живость грековцев, археологическую тщательность академизма, философичность Нестерова и монументальную плакатность Корина. Чужд он был только одному – разрушительству в отношении Бога, природы и человека.
Иногда утверждают, что, в отличие от литературы, русское изобразительное искусство уступает европейскому периода его расцвета. Мол, мы самобытны либо в иконе, либо в авангарде. Может и так, не буду спорить, но сомнения нет – именно на русской почве классическое искусство долго продержалось и родило замечательные шедевры после того, как Запад от авангарда ушел к абстракции, а от абстракции к деградации. Павел Рыженко был мастером, в творчестве которого в полной мере выразилось это сопротивление прекрасного.
Павел Рыженко несомненно заслуживает места рядом с величайшими русскими художниками XIX и XX столетий как первый русский классик XXI века.
17 июля 2014
С чего начинается Родина? Как оказалось, со стенда зарядных устройств для смартфонов на первой же заправке по нашу сторону западной границы. В поездке по Белоруссии внезапно вышла из строя автозарядка, и под угрозой оказалось всё: маршрут в навигаторе, поиск гостиницы в Смоленске, новости с Донбасса в Twitter. На белорусских трассах из этого внезапного энергетического тупика выхода не было. А одним из признаков возвращения в Россию было то, что проблема решилась через 5 минут.
Именно в Белоруссии, выбравшей другой общественной строй, осознаешь то, насколько крепко Россия вписана в Запад. Под властью Лукашенко чисто, ухоженно, зеленые красивые дворы полны радостных детей, много красивых общественных зданий, большинство ездит на иномарках, очереди за продуктами есть, но только в небольших городах и поселках. Однако при образцовой материальной культуре стиль жизни ощутимо отличается в тысяче мелочей – от «шашлыков» из микроволновки до сервисного хамства в стиле «вас много, а я одна», массы мелких неудобств и внезапных «нету, нельзя, не положено», за которые мы до сих пор вспоминаем советский строй недобрым словом.
Возвращаясь в Россию, физически ощущаешь, как вернулся в привычную среду метрополисного хайтек-бытия. Причем гораздо более плотного, чем, к примеру, во Франции. Вот в этой системе связей и состоит подлинная сила нашего западничества. Дело не в том, что у кучки чиновников и олигархов дети в Лондоне и шале на Средиземном море. Это полбеды. Хуже то, что каждый из нас, какой бы патриотической идеологии ни придерживался, опутан тысячей нитей, которые невольно делают нас заложниками антироссийской политики США, НАТО и Евросоюза.
Разумеется, наш образ жизни не является подарком Запада. Это следствие тесных и взаимовыгодных экономических связей. Россия обогревает Европу и снабжает нефтью и сталью полмира, а взамен получает деньги, с которых мы можем себе позволить коррупцию чиновников, олимпиады и чемпионаты, айфон и Twitter, и даже не хамящих продавцов и гастарбайтеров в нагрузку.
Взаимовыгодные экономически отношения не должны становиться предметом политических спекуляций и инструментом давления. Так гласит теория, но так никогда не было и не будет. В плюс к деньгам Запад хочет за допуск к своему стилю жизни согласия на игру по его правилам и практически беспредельной лояльности. Политика США превратила нити наших связей с западным цивилизационным проектом в путы, в нитки между кукловодом и марионеткой.