Книга Цветы на чердаке - Вирджиния Клео Эндрюс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да уж! Ржавая красная тележка со сломанной ручкой и без одного колеса
— прекрасно. Сломанная зеленая яхта. Просто замечательно! И тем не менее Кристофер оглядывал это место с выражением явного довольства — место, где люди прятали своих детей, чтобы не видеть их, не слышать их, а может быть и не думать о них. Он считал, что оно таит в себе скрытые возможности.
Безусловно, можно было очистить все темные углы, населенные страхами, опрыскать все аэрозолем от насекомых, чтобы вывести все эти ужасные создания, на которые мы постоянно наступали. Но нельзя было наступить на дедушку и бабушку. Трудно было превратить чердак в цветущий рай, а не тюрьму, вроде той, которая была внизу.
Я подбежала к одному из окон и взобралась на коробку, чтобы достать до высокого подоконника. Мне вдруг отчаянно захотелось увидеть землю, посмотреть, насколько высоко мы находимся и сколько костей мы переломаем, если нам придет в голову падать вниз. Я отчаянно хотела увидеть деревья, траву, где росли цветы, где светило солнце, летали птицы — где была настоящая жизнь. Но я увидела только серую шиферную крышу, расстилающуюся под окнами и полностью закрывающую вид. За ней виднелись верхушки деревьев, а за ними — горная цепь, затянутая пеленой голубоватого тумана.
Кристофер забрался на подоконник и встал рядом со мной. Его плечи касались моих и слегка дрожали, так же как и его голос, когда он произнес:
— Мы все-таки сможем увидеть небо, солнце, ночью — луну и звезды, а наверху будут летать птицы и самолеты. Мы можем развлекать себя этим зрелищем, пока мы здесь.
Он замолчал и, наверное, подумал о ночи нашего приезда. Была ли она действительно последней?
— Держу пари, что если мы широко откроем окно, туда залетит сова. Я всегда хотел держать дома сову.
— Господи, с какой стати она тебе понадобилась?
— Совы могут поворачивать голову на сто восемьдесят градусов. А ты так можешь?
— Я не хочу.
— Даже если бы ты и захотела, то все равно не смогла.
— Ну и ты не сможешь этого сделать! — воскликнула я, желая заставить его повернуться лицом к действительности, о чем он любил повторять мне. Такая умная птица, как сова, не захочет провести с нами взаперти даже час.
— Я хочу котенка, — промолвила Кэрри, поднимая руки, чтобы мы помогли ей забраться на подоконник.
— Я хочу щенка, — присоединился к ней Кори. Но тут же, забыв о домашних животных, они начали повторять:
— На улицу, на улицу. Кори хочет на улицу. Кори хочет поиграть в саду. Кори хочет на качели!
Кэрри разделяла эту точку зрения. Она тоже хотела на воздух, в сад и на качели. С ее трубным голосом самца-лося она выражала свои желания гораздо настойчивее Кори.
Теперь они вдвоем прижимали нас с Кристофером к стене, требуя, чтобы их выпустили наружу, наружу, наружу!
— Почему мы не можем выйти? — вопила Кэрри, колотя меня кулачками в грудь. — Нам здесь не нра-а-вится! Где мама? Где солнце? Куда делись цветы? Почему так жарко?
— Послушайте, — сказал Кристофер, хватая ее за беспрерывно молотящие кулачки, чтобы она не превратила меня в лепешку, — представьте себе, что вы на улице. Вы вполне можете качаться на качелях здесь, точно так же, как и в саду. Кэти, давай поищем какую-нибудь веревку.
Мы начали поиски и вскоре нашли веревку в старом сундуке, где помимо нее лежала куча всякого хлама. Очевидно, Фоксворты ничего не выбрасывали, а хранили весь свой мусор на чердаке. Наверное, они боялись, что когда-нибудь обеднеют, и им внезапно понадобится все, от чего они так беспечно избавлялись.
Затем мой старший брат очень старательно приступил к изготовлению качелей для обоих близнецов: иначе, естественно, было нельзя, кто-то мог остаться обделенным. Сиденья он сделал из крышки сундука, с которых найденной где-то шкуркой удалил занозы. Пока он занимался этим, я нашла старую приставную лестницу без нескольких ступеней, что нисколько не помешало Кристоферу быстро взобраться по ней на один из потолочных брусьев высоко над нашими головами. Я смотрела, как он карабкается туда и как выбирается на широкий брус — каждое движение угрожало его жизни. Он встал, чтобы продемонстрировать свое умение поддерживать равновесие, и неожиданно на секунду качнулся в сторону. Он тут же выровнялся, расставив в стороны руки, но мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди, так я ужаснулась, когда увидела, какому риску он себя подвергает только для того, чтобы показать свое мастерство. Вокруг не было ни одного взрослого, чтобы заставить его слезть вниз. Если бы я попробовала заставить его сделать это, он бы только рассмеялся и натворил еще больше глупостей. Поэтому я промолчала и закрыла глаза, пытаясь не думать, что будет, если он упадет, ударится об пол и сломает свои руки или, самое страшное, спину или шею. Я знала, что он был смелым, но вот уже он крепко привязал веревки: почему бы ему не спуститься, чтобы мое сердце перестало биться так часто?
Изготовление качелей заняло у Кристофера уйму времени, потом он рисковал жизнью, чтобы повесить их. А когда он спустился вниз, и близнецы наконец начали качаться, приведя в движение пыльный воздух, удовлетворение не продлилось и трех минут.
Потом все началось сначала. Кэрри была первой:
— Уведите нас отсюда! Мне не нравятся эти качели! Нам здесь не нравится! Здесь пло-о-хо!
Ее плач не успел закончиться, как его подхватил Кори.
— На улицу, на улицу, хочу на улицу! — И Кэрри заголосила с новой силой.
Терпение… Я должна была терпеть, должна была контролировать себя целиком и полностью и не вопить только из-за того, что я хотела выйти наружу не меньше их.
— Прекратите это безобразие! — потребовал Кристофер. — Мы играем в игру, а у всех игр есть свои правила. Главное правило состоит в том, чтобы оставаться в помещении и вести себя как можно тише. Крики и визг запрещены.
Взглянув на их заплаканные лица, он смягчил свой тон.
— Представьте себе, что сад под чистым голубым небом, над головой — листва деревьев, а солнце ярко светит. А когда мы спустимся вниз, представьте себе, что наша комната — это дом со множеством комнат.
Он обезоруживающе улыбнулся.
— Когда мы будем богаты, как Рокфеллеры, нам больше не понадобится ни этот чердак, ни комната внизу. Мы будем жить, как принцы и принцессы.
— Ты думаешь у Фоксвортов столько же денег, сколько у Рокфеллеров? — недоверчиво спросила я. — Ничего себе! У нас будет все, что мы пожелаем.
И все же, все же что-то не давало мне покоя. Эта бабушка, и то как она обращается с нами, как будто мы не имели права жить на свете. И эти ужасные слова, которые она сказала: «Вы живете здесь, но как бы не существуете».
Мы еще немного пошарили по чердаку, нехотя осматривая разные вещи, пока у кого-то не забурчало в животе. Я посмотрела на часы. Два часа дня. Мой брат посмотрел на меня, а я — на близнецов. Наверное, в животе бурчало у кого-то из них, ведь они так мало ели, хотя их пищеварительные системы были автоматически настроены на завтрак в семь часов, ленч в двенадцать и обед в пять. В семь часов они ложились спать, немного закусив перед этим.