Книга Пока едет "Скорая". Рассказы, которые могут спасти вашу жизнь - Андрей Звонков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А повод – это только повод, чтобы вызвать бригаду. Вообще правильно сформулировать повод – самое сложное. Это ты уже могла бы заметить. Что нам чаще попадается: совпадение поводов или несовпадение?
– Несовпадение, – улыбнулась Таня. – Но все равно, ведь мы как-то ориентируемся благодаря поводу?
– Не мы. Ориентируется диспетчер. По поводу он определяет, какой бригаде ехать. Детской, взрослой, врачебной или фельдшерской.
У Ерофеева было ощущение дежавю: то ли кто-то из стажеров уже заводил эту тему, то ли он сам, когда начинал работать на скорой, тоже думал о несовпадении повода и реальности на вызове. От ощущения какой-то громадной ошибки в отношениях «вызывающий – скорая помощь» он не мог избавиться все годы работы. Саша заталкивал это чувство как можно глубже, понимая, что исправить ситуацию ему не дано. Где-то там, в высоких кабинетах, может быть, и думают над этим вопросом, но, скорее всего, нет. Потому что средние медики – обычные врачи и фельдшеры – это разменная монета в отношениях медицинского начальства, депутатского корпуса и страждущих больных. И удел этих медиков – обслуживать клиентов. Не лечить и не спасать, а именно обслуживать. Такова позиция власти.
Ерофеев знал, что в странах, где мнение людей не так важно, как деньги, и где этим деньгам знают счет, уже давно все придумали и поняли, что нереально, чтобы по первому звонку к пациенту приезжал высококлассный специалист. Как говорится, на всех врачей не напасешься. А значит, намного проще – доставить страждущего к специалистам с аппаратурой, лабораторией, палатами и сотней глаз, начиная от санитаров и студентов и заканчивая высоколобыми профессорами. И скорая там – не нашей чета, если сравнить: ничего они толком не знают и не умеют. Точнее, умеют и знают: от первой странички стандартов и алгоритмов до последней, и ни-ни отойти в сторону. Наших вот сейчас тоже переводят на этот принцип работы. Знай инструкцию и действуй согласно ей. Отойдешь на шаг – объясняй потом, зачем, почему, а для этого уже знать нужно намного больше, чем книжку со стандартами. Одна беда: люди наши, пациенты, никак не поймут, что все меняется – и правила, и жизнь, и отношения. Не хочет население ехать в больницу. Вот хоть ты тресни. Объясняешь, уговариваешь, растолковываешь – все напрасно. «Я еще подожду, может быть, пройдет?» – такой ответ слышишь чаще всего.
Машина въехала во двор и уперлась в шлагбаум. Подождали полминутки. Водитель посигналил, посвистел сиреной – ноль внимания. Ерофеев вышел, открыл боковую дверь в салон и взял рыжий ящик с лекарствами. Таня выскочила следом, поправила халат, волосы, забрала у фельдшера карту вызова и средство связи.
– Нам в дальний подъезд. Если откроют – езжай в самый конец, к первому подъезду, – сказал Саша.
Шофер его понял, молча кивнул, достал сигарету.
Уже когда отошли от машины, Ерофеев негромко сказал Тане:
– Что мне нравится у Иваныча, он знает, что мы не курим, и всегда ждет, пока уйдем. Культура!
У подъезда Саша вдруг остановился и сказал:
– Знаешь что, дай мне карту и сбегай в машину, забери кардиограф.
– Думаешь, понадобится? – зачем-то спросила Таня, но отдала карту и развернулась к машине.
– Не знаю, интуиция, на всякий случай. Беги, я пока дверь открою.
Он принялся набирать код к подъезду. Почему вдруг подумал о кардиографе? Сам себе ответил: «Если боли связаны с грудной клеткой, по инструкции надо снимать ЭКГ. Повод «боли в спине» условно не указывает на «боли в груди», но разница невелика. Лучше сразу взять с собой «машинку», чем потом бегать за ней, время тратить».
В квартире их ждали. Скептическая дама, которая встретила Ерофеева с Таней, фыркнула:
– Посолиднее врачей не нашлось?
Ерофеев не отреагировал, а Таня невольно покраснела.
– Здравствуйте, покажите, пожалуйста, где больной, – сказал Саша.
Дама повела по квартире.
Больной сидел в кресле, криво усмехался – он только что выключил телевизор. Ерофеев нашел на столе свободный уголок, сдвинув грязные чашки с остатками чая, недопитую бутылку водки, куски грудинки на блюдечке. Тане сказал:
– Померяй давление, пожалуйста, посчитай пульс.
Повернулся к женщине:
– Мне нужно помыть руки, проводите…
Мужчина порывался рассказать Тане, как и где у него болит спина, но она приложила пальчик к губам и сказала:
– Помолчите минутку, сейчас придет доктор, и ему все расскажете по порядку, а я давление меряю.
Больной послушно умолк.
Ерофеев вернулся, сел напротив. Таня положила ему в руку сложенный листок, на котором было написано: «Сто сорок на девяносто, восемьдесят восемь в минуту». Он кивнул, отдал бумажку.
– Я внимательно слушаю, жалуйтесь.
– Да не умею я жаловаться, – смутился мужчина. – Я в гараже был…
– Ханку жрал с дружками! – вставила женщина.
– Не жрал я… Головку блока[40]снимали втроем, а когда вынимали, то я ее на себя – и как-то так вышло, что я один держал с полминуты. А как перехватили ее, так чую, что как-то ноги ослабели и спину запекло… Ну, присел я, к стенке гаража прислонился, а она железная и прохладненькая такая… Мужики, конечно, сто граммов поднесли… с огурчиком.
Ерофеев внимательно слушал. Женщина за его спиной что-то неразборчиво нудела.
– Ну а как не принять? Такое дело большое… Она ж полцентнера весит. Да еще я так неудобно держал. Видно, спину сорвал.
– Вы лечь можете? – спросил Ерофеев.
– Могу, – мужчина послушно прилег на диван. – Вот.
– И при движении боль в спине не меняется? Двигаться не мешает?
Таня распутывала провода у кардиографа ЭКП. Ерофеев пощупал пульс.
– Нет. Ровно так печет, будто гвоздь раскаленный вбили.
– Со спины? Или спереди?
Мужчина задумался.
– Не пойму. Наверное, со спины, – но тер он при этом грудь и живот. – Сюда отдает. Прям навылет.
– Сейчас мы вам снимем кардиограмму, лежите спокойно.
Ерофеев обратился к Тане:
– Снимаем и сразу передаем на пульт кардиологам.
Таня кивнула, а Ерофеев тихо сказал:
– Что увидишь или услышишь – без комментариев! Обсудим потом.
Она снова кивнула. Уже привыкла выполнять команды, а вопросы задавать позже.