Книга Кто боится смотреть на море - Мария Голованивская

Сыновей Юрия Григорьевича Майя представляла себе так: зажравшееся ворье. Холеный православный вид старшего – с окладистой бородой и длинной стрижкой – она проинтерпретировала как «замаливает грехи», а оборванство младшего, программиста, – как дурное воспитание, жена ЮГ с ним явно не справилась. Андрюхина жена точно из бывших лярв, может, стюардессой была, потом губки себе подкачала, сиськи – и залетела, может, и прямо в самолете. А младший на фото был с разными девушками, что говорит все о том же – без понятий чувак. Терпеть их надо, но на шею садиться ни-ни-ни.

Они вошли чинно, с букетом. Ей было приятно. Дети сами сняли обувь, курточки и пошли мыть руки. Андрей и Леша поцеловали ей руку. Жена Андрея Наташа полезла целоваться, но, слава богу, фальшиво, по-европейски, чмокнув воздух около уха. Отца сыновья поцеловали по-настоящему, а невестка еще и трижды. Малыши – мальчик и девочка – деловито протянули деду руки, которые тот со всей серьезностью пожал.

Глазами Майя ни с кем не встречалась. Но оглядела пристально. Старший сын, Андрей, в косовороточке под пиджаком, младший в кроссовках. Сразу же заговорили о последнем паломничестве Андрея на Афон – и какой только придури не бывает у богатых, подумала Майя, кивнув в ответ на его приветствие. Голос у него тоже был какой-то поповский, густой.

Майя хлопотала у роскошно накрытого стола. Серебро сверкало, хрусталь давал искру, скатерть сияла белизной, сбоку в рамке террасы сонно шевелился океан, сопел, покусывал облачко, постанывал от удовольствия, ветер налетал, но скорее бутафорски, раскачивался, как пацанчик на деревянной лошадке. Ели, хвалили, охали и ахали, просили добавки, вбирая головы в плечи. Да они на руках носить будут эту простолюдинку, эту шершавую пятку, этого копеечного завхоза – пожалуйста, но только что в ней нашел умный и образованный Юрий Григорьевич? Вот вопрос. Вот загадка.

Майя, подкладывая каждому кушанье, начиная со старшего сына, почтительно выждала, пока тот помолится перед едой; сама не молилась, но склонила голову, думала про себя: «Щебечите, щебечите, да у вас руки коротки, не дотянетесь, кланяться будете, никуда не денетесь. Квартира-то его, значит, никак меня не выгоните отсюда, я свои порядки тут наведу».

– Ну что там в Москве? – вальяжно откинувшись в кресле и выковыривая баранину зубочисткой, со светской интонацией осведомился Андрей. – Расскажите, я там уж лет семь не был.

– Да хорошо там все, – тоже стараясь как можно более светски, ответила Майя. – Еда есть, дороги строят, чисто, работа есть, здравоохранение пока не очень, но налаживают, стараются.

– Странно, – посерьезнел Андрей, – а мне говорили, там катастрофа, голод, банкротства, нефть упала, заемных денег нет, своего производства ноль, пенсии даже на коммуналку не хватает.

ЮГ попытался остановить его взглядом, но Андрей послания не прочитал.

– Ну уж! – еще сохраняя светскость, парировала Майя. – Страшилки это все. Заказная пропаганда. Знаете, сколько у нас иностранцев работает? Да хоть в нашем институте. Но это когда нефть дорогая была – не спорю, сейчас поубавилось.

– Но Путин-то ваш конченное х…ло, – встрял Леша. – С голой жопой, а воевать. На хера он кому сдался, Крым этот!

ЮГ делал ему знаки рукой, но Леша их не видел. Он развивал идею, что Россия – сырьевой придаток, отсталый, что придатки не воюют, что кончится это мировой войной и что Путина должны остановить американцы, иначе все, пипец. Ему-то лично, Леше, пофиг, у него в Париже вид на Эйфелевку, но Россию жалко, чего там, большая, богатая страна, обидно.

Увидев выражение Майиного лица, Юрий Григорьевич почернел сам.

– Вот одного понять не могу, – заговорила она как можно тише. – Ну вот вы все свалили, да? Устроились хорошо, папика на океане поселили. Один в Ницце отирается, другой при Париже торчит… Вот чего вам далась сраная Рашка, как вы выражаетесь? Ну раз свалили? Забудьте – и все. Так не-е-ет! Все вас облевать ее тянет.

– Ну, это же родина наша, – протянул Андрей.

ЮГ подскочил к Майе и заключил в объятия.

– Андрюша, Леша, Наташа, но ведь Майя Андреевна права! Вот у нас такой чудный обед сегодня, чего мы опять, а? Давайте говорить, друг другом восхищаться! Давайте чай заваривать, кофе… Май-юша, неси свой знаменитый торт.

– Как вы говорили он называется? – спросила Наташа. – «Анна Павлова»?

Майя не ответила. Она вскочила, задела стул мальчика, внука кажется, от ее резкого движения тот рухнул на пол и завыл.

– Да что вы делаете! – завопила Наташа, поднимая мальчика.

ЮГ кинулся за Майей в прихожую, где та уже натягивала плащ.

– Я прошу тебя, я умоляю тебя, ради меня!

– В тридцать седьмом таких на столбах вешали, и правильно делали.

– Майюш, ну на каких столбах! Ты как девчонка просто. Ну. Мы же старые люди, а они все детвора еще. Хоть и губы дуют. Поймут они все, вот увидишь.

В коридор вышел Андрей.

– Майя Андреевна, простите меня, я не подумал, что вы можете других взглядов быть. Я не учел и прошу прощения. И Алексей просит. Мы все просим. Давайте пить чай и есть торт.

Майя смягчилась: все ее уговаривали. Она нехотя согласилась.

Сидели в сумерках при свечах. Включили джаз, ЮГ пригласил Майю. Она танцевать совсем не умела, но пошла: отчего хозяйке в своем доме не станцевать? Поглядывала на всех свысока: это они сейчас пришли к ней, а не она к ним, она повод, ей должны кланяться.

Наташа хотела было попросить Майю не курить столько при детях, но ЮГ жестом дал ей понять: не делай этого. И Майя нарочито много курила, бросала окурок на кафельный пол террасы и давила его ногой, видя, как корежит от этого напомаженных этих псевдоевропейцев с чистенькими ногтями и трусами.

– …Она чудовище, – подытожил Андрей по дороге в аэропорт; они улетали ночным рейсом.

– А чего ты сделаешь-то? – сонно спросил Леша.

– Надо все ценное оттуда увезти, – сказала Наташа, – нам же потом головная боль, не вам. Сживет его со свету, чтобы нахапать. Вам ведь что – лишь бы не напрягаться, а мне хлебать. Все серебро, картины, деньги из сейфа – все надо забрать, содержание переводить только на карту.

– Нат, ну как ты себе это представляешь? Картины у отца снимать со стены? Ну нехорошо это, – забасил Андрей.

– Хорошо это, хорошо, Андрюшенька, ты уж мне поверь. Я этих советских акулочек знаю, навидалась, когда в нотариальной секретаршей работала.

– Ну сколько ты там работала, Ната? И когда оно было? – пожал плечами Андрей.

– Я не пойму только, чего ему взмандилось жениться, молодожен хренов. Ну пусть живут. Так нет, под венец! Памяти матери постеснялся бы! – не унималась Наташа. – Ну неприлично же и смешно. Он что, может, и щупает ее?

Андрей перекрестился.

– Я сейчас выйду из машины, – пробасил он. – Вон, пересяду к детям в такси.