Книга Сумеречные рассказы - Борис Лего

– Видала? – спросил он деваху.

– Нет.

– Да вот же, только сейчас… Звезда канула… Алая почему-то. – Коля удобнее перехватил колун. Руки зябли. «Надо было рукавицы надеть», – подумал.

Впереди, у брода, река замёрзла во всю ширь, светлела меж дерев ровно оснеженным руслом.

– И зачем мы сюда пришли? – спросила деваха.

– Погоди-ка…

Близ берега Коля разгрёб ногами снег, освободив пятачок гладкого чёрного льда.

Ещё малость поразмыслил, глядя на поодаль стоящую деваху. Размахнулся, с плеча хряпнул по льду колуном – в лицо брызги, мелкое крошево. До воды не достал, а под снегом – длинно и глухо хрустнуло.

– Смотри не провались, – остерегла деваха. Опять ударил: всплеск, и колун чуть было не выскользнул из рук в дыру.

Чтобы расширить отверстие, Коля края обколупал; чёрная, вязкая от хлада вода струится в проруби.

Отбросил колун. Хотелось быстрее закончить. Нерешительно потоптался и, укорив себя за промедление, деловито молвил:

– Иди сюда.

– Зачем?

– Ты молодая, тебе жить. Быстро всё сделаем, и, считай, очистишься. И заново… – Коля, нервничая, сам подошёл к девахе, достал верёвку. – Снимай одежду. Привяжу тебя, держать буду, чтоб под лёд не утянуло. Окунёшься, ныне вода целебна: праздник же, Крещение.

Деваха отступила на шаг, но Коля взял её за руку и потянул к проруби.

– Пусти! – Она хотела вырваться и упала. – Отцепись!

– Чего орать-то? А?! – Коля ухватил деваху за воротник, поволок по снегу. – Уймись, глупая, для тебя же… Не веришь?

Она билась, кричала. Коле неприятно было видеть деваху такой очумелой. Навалился, стащил с неё пальто и свитер, объясняя:

– Крещенская вода непроста. Тут дно чистое, ни стекла, ни топляка, по грудь будет. Да не голоси ты! – И Коля стукнул деваху легонько, для острастки. Та умолкла, но вдруг больно укусила его за запястье и высвободилась…

– Ну и беги! Беги, малодушная! – Коля одышал ладони, замёрзшие от возни на снегу, и, стоя у проруби, подумал с досадой: «Не поверила… Э-эх, не смогла».

Укушенная рука ноет. Лес на том берегу непрогляден, а река – снеговая дорога – будто подсвечена изнутри. Коля собрал девахины вещи, взвалил на плечо колун и пошёл к дому.

Она заперлась в комнате.

– Открой, – взывал Коля. – Ну открой, слышь?

Деваха не отвечала, плакала.

Усталый, он прилёг на кухонный диван. Под гуд мушиный потекла мглистая накипь пережитого, сны потекли, по-обычному морочные; в печи прогорело, и дом быстро отпускал тепло в трубу, понеже запамятовал Коля прикрыть заслонку.

Провал

1

Вечером третьего марта 1907 года в петергофский трактир братьев Хряповых зашёл невысокий господин с рыжей бородкой клином, одетый в полушубок и белые валенки. Снял треух, обнажив лысину, сел за стол у дверей. Заказал рому и бифштекс. Проститутка, сидевшая в зале, перехватила взгляд господина и призывно улыбнулась. «Не старый, но потёртый весь какой-то до невозможности, – подумала она. – И глаза… странные глаза. Может, жулик? Нет, вряд ли… Деньги-то, судя по всему, имеет. Интересный тип».

Спустя полчаса в трактире появился рослый бородатый офицер в шинели, подсел к этому господину и тихо сказал:

– Всё готово, Владимир Ильич. Я с трактирщиками договорился, здесь на конюшне оставлен гроб на санках, внутри необходимое… И не сидите тут долго. После свеаборгских беспорядков полиция не угомонилась. Вчера много было арестов.

– Скверно. Беречь надо соратников.

– Простите. – Офицер помрачнел. – Тут ещё новость, Владимир Ильич.

– Говори.

– В Москве жандармы две типографии накрыли, газеты и листовки конфисковали. Кто-то из наших донёс.

– Найти и немедленно казнить, – приказал Ленин. – Немедленно! Ясно?

Офицер кивнул и сказал смущённо:

– Осторожнее там.

– Ладно, бросьте, – ответил Ленин. – А почему вещи сложили в гроб? Зачем это?

– Для конспирации. Если наткнётесь на патруль, скажете, жену-финку везёте хоронить на родину. Вряд ли потребуют открыть. Да и места в нём много, всё влезло.

– Благодарю, – сказал Ленин. – Вы, батенька, свободны.

Когда офицер ушёл, Ленин допил свой ром, расплатился. На конюшне осмотрел дешёвый лёгкий гроб, обитый чёрным сукном. Гроб был прикреплён к санкам. Ленин открыл крышку на петлях и заглянул внутрь: продовольствие, палатка, книги, спальный мешок, керосин. В непромокаемую материю завёрнуты деньги и документы. Ленин достал одну бумагу и, щурясь, прочёл: «Дорогой товарищ, пролетарии-сплавщики с реки Кеми-Йоки приветствуют вас и партию, готовы довести до вашего сведения обстановку…»

«Активные, молодцы, – подумал он. – Только не следует отделять меня от партии… Ночь будет светлая. Быстро доберусь».

Ленин захлопнул гроб, взялся за ремень санок и пошёл к заливу.

Людей на улицах почти не было.

У крайнего дома он замедлил шаг и, глядя на розовые занавески в освещённых окнах, подумал о своей жене, о том, что она, к счастью, жива и сидит в Петербурге на конспиративной квартире, выполняя работу секретаря ЦК.

Пахну́ло печным дымом. Где-то сипло завыла собака.

Вскоре впереди открылась широкая равнина. Здесь дорога сворачивала и тянулась вдоль берега, а на обрыве темнели причудливо искорёженные ветрами сосны.

Ленин спустился на заснеженный лёд Финского залива.

Идти следовало на северо-запад.

Часа через два исчезли огни побережья позади.

Долго шагал без устали по крепкому насту. Ветра не было. В небе незаметно смещались яркие созвездия; утром он надеялся выйти к Фридрихсгаму, но, когда рассвело, вокруг розовели всё те же бескрайние снега.

Шёл ещё несколько часов, сверяясь с компасом, и решил передохнуть. Утоптал место, поставил палатку. Растопил снег в большой алюминиевой кружке, разогрел на керосиновой горелке порцию свиного шницеля и сварил кофе. После еды потянуло в сон, но Ленин собрался и пошёл дальше.

К полудню на пути стали попадаться ледяные торосы, они искрились, отбрасывая длинные синие тени. Холодное солнце едва оторвалось от края земли и висело отчуждённо в стороне.

Ленин устал и начал мёрзнуть. Тащить гроб было тяжело. Он пожалел, что надел тонкие подштанники с карманом спереди. Там можно было надёжно спрятать дамский пистолет, но грели подштанники плохо.