Книга С четверга на среду - Валерий Рыжков

Она торопливо прошла в номер. Следом вошел Анатолий, присел около нее, и стал гладить ее по голове, и она быстро погрузилась в короткий сон.

9

Игра на биржах продолжалась, и чем больше нулей было после цифры единицы, тем веселей становилась кругом жизнь.

С Анатолием она ссорилась по пустякам, порой, не разговаривая днями между собой, и не уступали друг другу даже в мелочах.

В ее сумке в беспорядке лежали вещи: визитки, сигареты, таблетки. Однажды это все вывалилось на пол под ноги Анатолию, на что он выразил свое презрение старшего преподавателя, как к неуспевающей студентке, у которой он обнаружил шпаргалки. С этого дня он стал тщательнее вслушиваться и всматриваться в ее жизнь. От бесчувственности ее тела у него появилось чувство вины перед ней. В такие минуты прострации он смотрел в потолок, рассматривая трещины. Она теперь, не прячась от него, красила ресницы, подкрашивала губы. Однажды, решив подзадорить Анатолия, она обнажила свое тело, распахнув халат, пытаясь шокировать его своим эротическим бельем, но он увидел только худую грудь с желтоватой белизной кожи, отчего брезгливо отвернулся от нее.

Привычка семейной жизни не отпускала ее исчезнуть куда-нибудь навсегда. И она возвращалась в дом, оставаясь холодной, достигнув критической точки эмоционального выгорания.

Каждый год, в июне, город погружается в белые ночи с возбуждающими всеми чувственными и болезненными страстями, какие есть в человеке.

Они пришли на короткий период к перемирию. Они поделили совместную жизнь на квадратные метры, каждый занял свой угол, ребенок тоже забаррикадировался от них в своей детской комнате. И, тем не менее, существуя в одной квартире, они ощущали, что живут на разных планетах.

Анатолий закрывал глаза, проходя мимо ее комнаты, с мыслями, что завтра все переменится, но наступал новый день, и все оставалось как прежде, она стала для него безвозвратно, чужая милая.

Второго июня Ирина, войдя в квартиру, обнаружила на постели изломанные гладиолусы, ее любимые цветы, которые он дарил из года в год. Она подняла цветы, прижав к груди, потом отбросила их в угол.

Анатолий пришел под вечер за чемоданом, навеселе, и беззаботный, сообщив, что уезжает в длительную командировку. При расставании он зачем-то спросил ее – любит ли она его, как прежде. Она утвердительно кивнула, а у самой мелькнула мысль: «Опять солгала». И он также подумал, что она снова его цинично обманула, это как когда называют секс любовью. Им стало от этого еще отвратительнее, чем прежде, и они, как можно, беспечнее попрощались друг с другом.

Анатолий стоял на перроне, смотрел на окурки, брошенные мимо урны. Проводница вагона поглядывала на часы, изумленно произнеся, отчего задерживают отход поезда, так как по расписанию они должны быть в пути. Поезд медленно качнулся колесами, притормозил, двинулся вперед, и покатил по железной дороге. Перрон опустел на несколько минут, затем подошел новый поезд на другое направление.

От бессонницы Ирина не смогла успокоиться, она осталась одна в квартире, дочь была в гостях на лето у моря, Анатолий уехал. Она еще раз громко произнесла вслух: «Прощай! Каждый играет за себя». Она, таким образом, попыталась избавить себя от иллюзий. И как голодная волчица вышла на охоту. Это было другое наслаждение собой. Ирина с подругой посетила ночной бар. В четыре утра они вернулись в квартиру, и проспали до следующего вечера, приняв аспирин.

10

Анатолий час бродил по улочкам Петроградской стороны в беспамятстве. Потом присел на скамейку, прикрыл глаза, стиснул зубы до скрипа, желваки забегали под тонкой кожей. Мимо проходили разные, веселые или задумчивые, люди, но никого не было грустнее его.

Он вспомнил опять Ирину, ту любимую женщину, желанную во всех отношениях. Анатолий несколько лет назад преподнес ей цветы, это были гладиолусы, и она тогда сказала, что у них есть будущее. Теперь она другая. И он ее не понимает, а это значит, что у них нет будущего.

Он готов примириться с ней. Тогда он проявит все благородство своей души и протянет ей руку помощи, но не сейчас, он сам растерзан, а молить ее о любви, у него нет более сил, вот парадокс его состояния. Для нее он уже не существовал, она вычеркнула его из своей жизни.

Анатолий обхватил голову руками, как обручем, сжимая череп, выталкивая оттуда все, что есть страшное, бессознательное и преступное.

Он сначала и не расслышал вопроса, и что именно к нему обращается этот старик.

– Убить кого – то хочешь?

Анатолий поднял голову и увидел перед собой человека, одетого в импортный застиранный костюм, обутого на голые ноги в кроссовки, который присел рядом с ним на скамейку, откупорил банку пива, и глотками жадно стал пить, не обращая более ни на кого внимания.

– Как я тебя понимаю, мне все это знакомо. Я вот, как скажу, что никогда не соглашусь исполнять капризы женщин. Ни в жизнь. Я из-за них стал такой, а был щеголь. – Произнес Савелий. – Да, именно, от этих, женщин полусвета, дурного поведения, а не мать меня таким родила. Моя мать, вот это была женщина, святая, как все матери. Но женщина для мужчины, это другое, не надо путать, мать останется матерью, а вот женщина не всегда может остаться женой. Во тут надо тонко различать всю женскую сущность, в которой есть, и то, и другое.

Савелий допил банку пива и окончательно раскис от духоты вечера.

– Теперь я не нужен жене, – он загнул грязный указательный палец, потом безымянный, – и также любовнице. Любовница появляется, когда у мужчины уже есть женщина. Ни раньше, ни позже. Это алогично, но факт, есть факт. Ты будто со мной и не согласен. Хорошо, давай диспут. Ты, Фрейда читал, или Фромма, его трактат: «Искусство любить». Я когда-то читал, и процитировать тебе смогу, они говорили, что в нас много есть бессознательного, и еще, все беды из-за нарушения женско-мужской полярности, так называемого инь-янь по восточному. Лучше всего в этом деле помогают прогулки на свежем воздухе, каждый день по часу, это очень полезно.

Анатолий знал в философии больше этого Савелия, но тот как-то умело выворачивал слова, искажая их смысл, продолжая, рассуждал: «Как жили люди раньше, лучше, или так же, как и мы в радости или горести, в богатстве или нищете. Об этом история умалчивает…»

Спустя три дня Анатолий смутно припоминал минувшие события. После того, как он увидел в зеркале свое опухшее и помятое в ссадинах лицо, стали отчетливо проясняться прошедшие дни – пивной бар… подъезд… отдел полиции… и наконец, приемный покой больницы, и люди в белых одеждах.

Глава четвертая

1

Соблазны города никуда не исчезают, их, до поры до времени, не замечают. Поиски внебрачных знакомств пестрят сообщениями в газетах, по интернету, стрелками на асфальте, объявлениями на водосточных трубах и столбах, с душераздирающими призывами: хочу… желаю… без проблем…

Ирина боялась в жизни страдать в одиночестве, она готова жертвовать собой, но так, чтобы ее мучения видели все окружающие. И непременно излить мысли и чувства на бумаге в стихах, и ждать, когда найдут бесценные строки, и прочтут про ее страдания. Она представляла, как это будет мило, что в другом веке восхитятся её красотой, умом и благородством. Но такие жертвы в силиконовый век не приемлют, однозначно, никто не хочет откладывать счастье на завтрашний день. Как говорят эгоисты: здесь и теперь, тут и сейчас.