Книга Великие Моголы. Потомки Чингисхана и Тамерлана - Бембер Гаскойн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поведение Адхам-хана после победы при Сарангпуре было возмутительным как само по себе, так и по отношению к Акбару. Вместо того чтобы отправить пленных и добычу в Агру, он отправил туда всего несколько слонов, а остальное оставил себе. Всех пленников, за исключением молодых девушек из гарема, толпами согнали к Адхам-хану и его сподвижнику и помощнику в сражении Пир-Мухаммеду и безжалостно убили, в то время как оба военачальника обменивались шутками и насмешками. При этом присутствовал историк Бадавни, а его друг даже набрался мужества выразить протест, оставшийся без внимания. Истинным преступлением в глазах ортодоксального муллы Бадавни и, без сомнения, в глазах многих ему подобных было то, что многие из жертв оказались мусульманами: «сейиды[27]и шейхи вышли к нему навстречу, держа в руках Кораны, но Пир-Мухаммед-хан приказал их всех убить и сжечь». В эти ранние времена правления Акбара подобная резня еще считалась нормой по отношению к индусам, как это было после поражения Хему при Панипате.
Когда известия из Мальвы дошли до Акбара, он показал, что теперь сам себе хозяин, способный действовать быстро и решительно. Он был настолько взбешен услышанным – кажется, правда, в большей степени потерей сокровищ и красивых женщин из гарема, чем ужасающими подробностями резни, – что, не обращаясь к своим советникам, выступил в Мальву с небольшим отрядом и достиг ее быстрее, чем посланные предостеречь сына чрезвычайные гонцы Махам Анги. Понятно, что Адхам-хан был не на шутку испуган внезапным появлением императора. После нескольких дней тревожной неуверенности и возвращения присвоенной добычи Адхам получил официальное прощение, но даже и теперь удержал при себе двух самых соблазнительных красоток. Когда Акбар узнал об этом, Махам Анга хладнокровно приказала умертвить женщин из страха, чтобы они не сболтнули лишнего о ее сыне.
С каждым днем Махам Анге становилось очевиднее, что молодой император не из тех, кто легко позволит наступить себе на ногу. Его решительность более чем соответствовала его физической силе и смелости, которые он демонстрировал теперь в стычках гораздо более опасных, чем его мальчишеские эскапады с ярыми верблюдами и слонами. Во время возвращения из Мальвы он пешим вступил в борьбу с тигрицей и убил ее мечом. В другой раз он привел в смятение спутников, направив своего слона сквозь стену дома, в котором укрывались вооруженные местные разбойники, и после этой схватки в его щите обнаружили пять стрел.
Беспредельные жестокости Адхам-хана и его матери вскоре вызвали бурную вспышку физической импульсивности у Акбара в столкновении, которое привело к быстрому и внезапному окончанию дней их возвышения. Одним из признаков надвигающейся опалы стало назначение на должность главного визиря Атка-хана, человека, не входящего в круг влияния Махам Анги. Акбар вызвал его из Кабула в ноябре 1561 года. Спустя несколько месяцев, в мае, Атка-хан однажды сидел в общественном помещении, примыкающем к личным покоям Акбара и гарему, и занимался государственными делами, как вдруг туда ворвался со своими приближенными Адхам-хан, подбежал к визирю и приказал одному из своих людей заколоть его. Затем Адхам попытался проникнуть в гарем, но евнух-охранник успел запереть дверь изнутри, в то время как Акбар вышел из другой двери навстречу убийце. Адхам двусмысленным жестом коснулся руки Акбара, то ли умоляя о прощении, то ли собираясь напасть на императора. Акбар ударил его в лицо. Впоследствии утверждали, что след от этого удара был такой же, как от удара булавой; во всяком случае, Адхам упал без сознания. Акбар приказал сбросить его вниз через перила лестницы. Первое падение не убило Адхама, и тогда искалеченное тело принесли наверх и сбросили еще раз. Акбар сам сообщил Махам Анге известие о смерти сына, и вскоре она тоже умерла. Девятнадцатилетний Акбар стал полным хозяином самому себе.
Примерно в это время Акбар начал закладывать основы политики религиозной терпимости, которая стала одной из самых значительных черт его правления. Было бы ошибкой полагать, что в предшествующие столетия между мусульманами и индусами не существовало плодотворного сотрудничества; приливы и отливы религиозного фанатизма происходили так же, как и в эпоху правления Великих Моголов. Но Акбар, несомненно, предпринял более далеко идущие усилия уравнять в правах все значительные религиозные общности, чем любой другой император. Правители-мусульмане и прежде брали в жены индусок, но только Акбар разрешил им отправлять индуистские ритуалы в стенах царского гарема. В течение его правления индусы в гораздо большем количестве были заняты на гражданской службе, чем это было прежде. Помимо прочего, только при Акбаре это сотрудничество сделалось сознательной и предпочтительной политикой государства.
Первым большим шагом к осуществлению этой политики на практике была женитьба Акбара в 1562 году на раджпутской царевне, дочери раджи Амбера (теперь этот город носит название Джайпур). Ей предстояло стать матерью следующего императора, Джахангира, а тот в свою очередь станет брать в жены раджпутских царевен, укрепляя таким образом связи с наиболее влиятельной и сильной областью северной Индии – Раджпутаной, или Раджастханом. Раджпуты были самыми прославленными воителями Индии. Они шли в сражение, одурманенные опиумом, что приносило примечательные плоды; этот способ воевать был у них общим с афганцами, которым как-то раз пришлось прекратить очередную войну из-за плохого урожая опиумного мака. В следующем столетии войска раджпутов постоянно находились на службе у Моголов. Мало того, сами раджи предоставили в распоряжение империи свои способности как сановники, правители и военачальники. Успехи выдающихся индийских советников на службе у Моголов начинаются с появлением на ней Бхагвана Даса и Мана Сингха, членов царской семьи Амбера, с которой в результате своей женитьбы породнился Акбар.
Уменьшение двух обременительных налогов отражало все ту же политику умиротворения. Во время охоты в 1563 году возле Матхуры, священного для индуистов места паломничества, Акбар обнаружил, что его должностные лица берут налог с каждого паломника, в соответствии с порядком, установленным предшествующими мусульманскими правителями. Он запретил подобную практику в пределах всей империи на основании того, что индуистов нельзя облагать штрафами, поскольку «они не ведают, что идут по неправедному пути». Более того, в следующем году он проявил немалую смелость, отменив ненавистную джизию, установленную Кораном подушную подать на иноверцев в мусульманских странах. Устранение этого символического и чисто сакрального проявления налоговой дискриминации означало, что отныне каждый гражданин империи действительно уравнен в правах со всеми прочими, – новая концепция, которой прежние правители-мусульмане не отдавали даже чисто демагогической дани. В дальнейшие годы своего правления Акбар продолжал создавать благоприятные условия для индийских обычаев: при дворе отмечали индуистские празднества, император допускал, чтобы к нему приводили чисто вымытых и расписанных красками священных коров. Он отпускал длинные волосы на индийский манер, повязывал тюрбан в раджпутском стиле и в некоторых особых случаях ставил себе на лоб тилак – сакральный индуистский кружок, так что наиболее ортодоксальные мусульмане начали поговаривать, будто император отошел от устоев истинной веры.