Книга Бегляночки и розочки - Надежда Нелидова

Нужно было любой ценой забрать листы обратно. Как? Решение пришло быстро, и Таня даже всплакнула и сто раз назвала себя дурой, что раньше не догадалась.

В субботу Таня не встала, как обычно, осталась лежать. Старуха несколько раз входила в комнату. Подошла, твёрдо потыкала в плечо. Таня пошевелилась и слабым голосом сказала, что плохо себя чувствует и на учёбу не пойдёт.

Встала, пошатываясь, добрела до кухни, бросила в рот таблетку и снова легла. Старуха, одетая в плюшевый жакет и обмотанная в платок, стояла у двери с кошёлкой. Уж очень ей очень не хотелось оставлять Таню одну дома. Она сказала вздыхая:

– Может, подышишь свежим-то воздухом – полегчает? А?

Таня мысленно показала ей смачную фигу и не шелохнулась. Старуха потопталась и, наконец, ушла. Таня полежала, притаившись как мышь. Потом вскочила и, не попадая в рукава халатика, побежала к комоду.

Ящик, как следовало ожидать, не открылся. Таня бросилась на кухню. В поисках ключа она осмотрела все пустые заварные чайники и сухарницы – где ещё старухи хранят ключи?

Встав на табурет, заглянула за икону, подозрительно похожую на лик Страстотерпца Бориса, и пошарила там рукой. Из-за отслоившегося куска обоев выбежал такой огромный блестящий таракан, что Таня вскричала. С отвращением затрясла рукой, которую пощекотали тараканьи усы, и чуть не свалилась с табурета. Ключа не было: скорее всего, старуха унесла его с собой.

Делать нечего. С полуоткрытым от ужаса ртом, она взяла в сенях топор. Но, выдёргивая топор из чурбана, вдруг развеселилась, прыснула, показавшись себе со стороны разбойницей с большой дороги. Засовывая остриё в щель ящика, так вошла в роль, что даже крякнула по-мужицки.

Жаба по вечерам пила в одиночестве чай с разными вареньями, с наливочками. Она недовольно взглянула на Таню, которая вошла и встала посередине кухни. Жаба посмотрела на Таню и громко сглотнула.

– Я взяла ваши деньги. Я взяла их из комода и спрятала. Вы вернёте листы, которые я переписывала. Все до единого, я их хорошо помню, они пронумерованы. Тогда я верну деньги.

Старуха, растёкшись задом на табурете, смотрела на Таню выпуклыми жабьими глазами.

– Это что ж? Своровала, что ль?

– Своровала, – кивнула Таня.

Старуха снова сглотнула. Потом подумала. Потом пообещала:

– А я ведь из тебя деньги вытрясу. А потом выгоню. Прям со всем барахлишком – кыш на улицу.

Таня заулыбалась и даже ручкой сделала: «Пожалуйста!» Старуха, грузно поднимаясь, обронила:

– Ну, посиди маленько, я сбегаю кое-куда.

Таня ушла в комнату и, напевая, стала собираться. Нисколечко, ну ни капельки не боялась она сейчас ни Жабы, ни того, что старуха задумала. Давно у неё не было так легко на душе, как сейчас. Хотя интересно было, куда унеслась старуха, как ошпаренная, заперев Таню на ключ. За помощью, наверно.

Уже одетая, она села на кухне с береткой на коленях – ждать. Старухи не было долго, и Таня успела соскучиться. Наконец, заскрипел во дворе снег и послышались голоса. Вошли старуха и ещё три женщины, густо запорошённые снегом.

– Вот она, – прорычала старуха утробно, как Вий, которому подняли мохнатые веки. Она задохнулась и закашлялась с мороза, указывая пальцем. Хотя и без того было понятно: в кухне никого больше не было.

– Обыщем комнату, – распорядилась старуха. – У, выдра!

Одна женщина не уходила и всё пристально смотрела на Таню:

– На себе не прячешь? Сними куртку, мерзкая.

Таня стащила курточку и изящно повернулась туда– сюда, как манекенщица.

– Нету. Да и пачки толстые были, а она тощая. Сразу бы увидели.

Скоро они вернулись из комнаты, все четверо вспотели и тяжело дышали.

– Выдь в горницу, – велела старуха, не глядя на Таню. В кухне был произведён такой же тщательный обыск, и вышли они ещё более обозлённые.

– Раскупорь чемодан.

Таня открыла чемодан и, встряхивая учебники и расправляя бельё, показала содержимое. Женщины, плотно её обступив, следили за каждым движением. Иногда бесцеремонно вырывали из рук ту или иную вещь, встряхивали и рассматривали. Негодующе плевались на полупрозрачные трусики и топики. Таня не торопясь сложила всё обратно, а женщины переглянулись:

– За волосы бы выдрать гадину.

Старуха молчала, опустив голову, как побеждённый полководец.

– Достань, Катерина, листы.

Таня придирчиво осмотрела листы, исписанные её детским крупным почерком (Катерина держала их на расстоянии).

– Убедилась. А теперь, пожалуйста, сожгите их на газу.

– Не жги, Домна, – всполошились женщины. – Она потом не даст деньги-то. Или утаит, не всё даст.

Старуха сказала: «Всё даст». Сожжённые листы усеяли кухню крупными пепельными хлопьями. Таня прошла на кухню, встала на табурет у иконы. Опасливо постукала по стене и убедилась, что рыжий таракан поменял место жительства. Отвела кусок обоев за иконой и вынула газетный свёрток.

– Как вы туда не заглянули? – дружелюбно сказала она. Женщины, вероятно, тоже задавались этим вопросом и не находили на него ответа.

– Куда сунула, сквернавка! – Катерина вырвала у неё свёрток. – Пересчитай, Домна, с неё станется.

Старуха не стала пересчитывать. Указав на дверь, потребовала:

– А теперь вон отсюда, гадина. Духу поганого чтоб не было.

Таня в дверях остановилась.

– Да, я забыла сказать. Что завтра – нет, сегодня, сейчас – обращусь в полицию по поводу исчезновения той девушки. И вообще расскажу про ваше тайное злобное общество.

Уже у калитки Таня увидела, что все женщины, как сговорившись, со странными напряжёнными лицами, молча и быстро идут за ней. Она заспешила и задёргала щеколду. С наружной стороны кто-то помогал Тане и старался отодвинуть щеколду. Она благодарно смотрела сквозь щели на так вовремя подоспевшего спасителя. Дверь поддалась.

– Здравствуйте, Таня, – приветливо сказал Страстотерпец. Загородил собой и ловко захлопнул калитку.

Таня лежала на раздвинутом обеденном столе и только беспомощно шевелила босыми ступнями. Приподняла голову со спутанными волосами: связана. Скосила глаза: стол стоял в центре начерченной мелом большой, во всю комнату, пентаграммы. Негромко совещавшиеся о чём-то Борис и женщины оглянулись на Таню и замолчали.

Невыносимо до судорог затекли руки, Таня беспомощно приподнимала плечи и опускала их. Она сказала, морщась:

– Послушайте. Как вам не стыдно? Взрослые же люди. В Бога верите.

– Взрослые, – озабоченно сказал Борис, подходя, – взрослые, Танюша, это те же дети, только взрослые дети. Они тоскуют по сильной, ласковой и строгой, справедливой руке отца и матери. Чтобы было кого бояться и уважать. Но родители умерли либо дряхлы и не имеют прежнего авторитета. А самим людям отвечать за себя боязно и неуютно, хочется кого-то взрослее над собой. Пришлось выдумать бога.