Книга Личный мотив - Клер Макинтош

8

Небо грозило дождем с самого начала, когда я только пришла на пляж на рассвете, и теперь при первых его каплях я натягиваю на голову капюшон. Я уже сделала все снимки, которые хотела, и весь берег покрыт словами. Я стала настоящим специалистом по части того, чтобы песок вокруг моих букв оставался гладким и нетронутым, да и с фотокамерой управляюсь уже гораздо лучше. У меня диплом о высшем образовании в области изобразительного искусства, и во время учебы нам читали курс фотографии, но по-настоящему я всегда увлекалась только скульптурой. Теперь я получаю удовольствие, вновь взявшись за фотоаппарат и играя настройками при разном освещении; я повсюду таскаю его с собой, и он буквально стал частью меня, как раньше это было с комками глины, с которой я работала. И хотя боль по-прежнему долбит в руку после того, как я целыми днями держу камеру, подвижности пальцев хватает на то, чтобы делать снимки. Я пристрастилась к тому, чтобы приходить сюда каждое утро, пока песок еще достаточно влажный, чтобы быть пластичным, но частенько я возвращаюсь домой уже во второй половине дня, когда солнце стоит в зените. Я изучила время приливов и отливов и впервые со времени катастрофы начинаю задумываться о будущем; я жду лета, чтобы посмотреть на берег, залитый лучами яркого летнего солнца. Сейчас, к началу туристического сезона, уже открывается парк трейлеров и в Пенфаче полно людей. Мне забавно, насколько «местной» я уже стала: недовольно ворчу насчет наплыва приезжих и ревную к ним мой тихий берег.

Песок покрывается отметинами капель дождя, и накатывающий прилив начинает слизывать фигуры, которые я оставила на мокром песке отступившего моря, уничтожая как мои триумфы, так и мои ошибки. Для меня стало привычным начинать каждый день с того, чтобы писать свое имя вплотную к суше, и меня всякий раз передергивает, когда я вижу, как оно всасывается водой. Несмотря на то что фотографии моих утренних трудов надежно сохранены внутри фотокамеры, я не могу привыкнуть к такому отсутствию постоянства и стабильности. Здесь нет куска глины, к которому я могу возвращаться снова и снова, улучшая его форму, открывая его истинную суть. По необходимости здесь я должна работать быстро, и я нахожу этот процесс одновременно как возбуждающим, так и изнурительным.

Дождь льет настойчиво, постепенно пробираясь под мой плащ и за отвороты сапог. Я уже разворачиваюсь, чтобы уходить, и вдруг вижу мужчину, рядом с которым бежит большая собака. Я затаиваю дыхание. Он еще далеко от меня, и я не могу сказать, идет он ко мне целенаправленно или просто направляется к морю. Во рту появляется металлический привкус, и я облизываю пересохшие губы в поисках влаги, но нахожу там только соль. Я видела этого человека с собакой и раньше — следила за ними с вершины скалы вчера утром, пока они не ушли и берег снова не стал пустынным. Несмотря на избыток свободного пространства, я чувствую себя загнанной в угол и иду вдоль кромки воды, словно с самого начала только туда и собиралась направиться.

— Доброе утро!

Он немного изменяет траекторию своего маршрута и идет параллельно со мной.

Я не могу ответить.

— Прекрасный денек для прогулки, — говорит он, кивая в сторону неба. С виду ему под пятьдесят: седые волосы под вощеной шляпой, нижнюю часть лица почти полностью закрывает аккуратно подстриженная борода.

Я делаю медленный выдох.

— Я должна вернуться, — неопределенно заявляю я. — Мне нужно…

— Хорошего вам дня.

Мужчина кивает мне и зовет своего пса, а я разворачиваюсь и трусцой направляюсь вверх, на обрыв. На полпути я оборачиваюсь, не идет ли он за мной, но он по-прежнему находится на пляже, бросает в море палку для собаки. Мой пульс постепенно успокаивается, и я уже чувствую себя совершенно нелепо.

К моменту, когда я взбираюсь на вершину утеса, я уже окончательно вымокла. Внезапно решив навестить Бетан, я быстрым шагом направляюсь в сторону парка трейлеров, не давая себе передумать.

Бетан встречает меня широкой улыбкой.

— Сейчас поставлю чайник.

Она возится в заднем помещении своего магазина, не прерывая оживленного монолога насчет прогноза погоды, угрозы отмены автобусных рейсов и поломанной изгороди Йестина, в результате чего за ночь пропало семьдесят его коз.

— Вот уж порадуется Алвен Рис, можешь не сомневаться!

Я смеюсь — не так над самой историей, как над тем, каким образом Бетан ее подает, сопровождая свой рассказ выразительными жестами прирожденной актрисы. Пока она готовит чай, я брожу по магазину. Пол здесь бетонный, стены побелены, две стены заняты полками, которые были пустыми, когда я пришла сюда в первый раз. Теперь же они плотно уставлены сухими завтраками из хлопьев, консервными банками, фруктами и овощами, ожидающими отдыхающих. В большом холодильном шкафу разместись несколько ящиков молока и другие свежие продукты. Я беру кусочек сыра.

— Это козий сыр от Йестина, — говорит Бетан. — Тебе стоит его брать, пока есть возможность: в разгар сезона он у нас просто улетает. А теперь иди сюда, садись у обогревателя и рассказывай, как ты там поживаешь.

У ног ее мяукает черно-белый котенок. Бетан подхватывает его и усаживает себе на плечо.

— Не хочешь котеночка для компании? У меня есть три штуки, которых нужно пристроить, — наша местная специалистка по мышам несколько недель назад родила целый выводок. А кто папаша, известно только Господу Богу.

— Нет, спасибо.

Котенок совершенно очаровательный: клубок меха, из которого торчит хвостик, дергающийся из стороны в сторону, как метроном. От его вида на поверхность всплывают воспоминания, и я откидываюсь на спинку стула.

— Ты вообще не кошатница?

— Я не могу о них заботиться, — говорю я. — У меня не выживают даже самые неприхотливые растения. Все, за чем я начинаю ухаживать, в итоге загибается.

— Ходила щелкать вот этой штукой? — Бетан показывает на фотокамеру, висящую у меня на шее.

— Всего несколько снимков на берегу.

— А можно посмотреть?

Я медлю в нерешительности, но потом снимаю камеру с шеи, включаю ее и показываю Бетан, как просматривать снятые кадры.

— Как красиво!

— Спасибо.

Я чувствую, что краснею. Мне всегда было непросто принимать признание. В детстве учителя хвалили мои работы и выставляли их в приемной школы, где сидели посетители, но только после двенадцати лет я начала понимать, что у меня есть талант, пускай еще сырой и не сформировавшийся. В нашей школе устроили выставку, маленькую экспозицию для местных жителей и родителей, и мои пришли туда вместе, что даже в те времена было большой редкостью. Отец молча стоял перед стендом, где были выставлены мои рисунки, а также фигурка птицы, которую я сделала из скрученной проволоки. Помню, что, глядя на него, я затаила дыхание и скрестила пальцы, спрятанные в складках юбки.

— Невероятно, — сказал он и посмотрел на меня так, будто видит в первый раз. — Ты просто потрясающая, Дженна.