Книга Заблудившееся счастье - Маргарита Лаврик

Роман вкратце рассказал ему, что с ним случилось в посёлке. Петрович лукаво улыбался сквозь свои пышные усы, слушая рассказ Романа.

– Принял боевое крещение на Родине. Будешь теперь знать, каково это её покидать. В администрацию, конечно, не попал по причине ранения? Ну, ничего, не расстраивайся. Бумаги уже у меня, почтальонша принесла. Я, потому, тебя и искал. Нужно поговорить. Я тебе, вот что предлагаю. Не нужно часовню строить из дерева. Мало ли дураков на свете, возьмут, да подожгут. Все труды пойдут прахом. Предлагаю её построить из кирпича, будет дешевле и надёжнее. Правда, скоро пойдут заморозки, так что начнём дело с весны. Согласен? Вот и хорошо.

Роман обрадовался, что все препоны по строительству часовни пройдены. Ему не терпелось поскорее начать действовать, но доводы Петровича были обоснованы. Что ж, без дела он сидеть, не намерен.

Свои отношения, по просьбе Ани, они тщательно скрывали, и на людях, держались отдельно друг от друга, хотя, Роман не боялся пересудов. Кому какое дело до них. Также, он понимал Аню. Из любви к ней, он не настаивал, берёг её чувства, даже не показывал их при её сыне. Он привязался к мальчику, они дружили. Роман делал всё, чтобы Николаша чувствовал с ним свободно, и это у него получилось. Куда бы он ни шёл, чтобы ни делал, всегда брал его с собой, и тот, в ответ, отвечал Роману своей непосредственной дружбой, привязанностью. Сегодня они собирались с ним на речку, чтобы посмотреть, как готовятся бобры к зиме, как строят хатки. Роману и самому было интересно вспомнить, как в их далёком детстве, он с друзьями лазил по берегу в поиске жилья бобров, которых в то время, было много. Также, они ловили речных нутрий, вытаскивали из-под берега раков, делали плоты и плавали на них по реке. Одни воспоминания об их проделках, тепло отзывались в его сердце, душе.

– Роман Максимович? Что же вы проходите мимо, когда-то знакомой вам калитки? – Услышал он голос Зинаиды, выглядывавшей из-за забора. – Зашли бы на минутку.

Пришлось остановиться. Не в его характере обижать женщину.

– Боже! Где это вас так разукрасили? Заходи, буду лечить твои раны, тем более что два, тебе знакомых товарища, уже здесь. Сидят с примочками. Ладно, они подрались, но от тебя я такого не ожидала.

– Не мог же я стоять в стороне, что я хуже их.

– Дурни, вы дурни, хоть и взрослые совсем. – Она рукой остановила его ход. – Ответь на один вопрос. Это правда, что ты с Анькой? Ты любишь её?

Опять она за своё. Почему женщины бывают так настойчивы? И, что он должен ей ответить, когда дал слово Ане скрывать их отношения? Не дождавшись его ответа, Зинка сама сделала вывод.

– Молчишь, значит, любишь. Не пойму только, чем я хуже её, что во мне не так?

– Всё в тебе так, и ты никого не хуже. Просто, я другой. Ты зря меня идеализируешь. Я простой, как сибирский валенок. Люблю тихую, спокойную жизнь, без встрясок, без всего того, что любишь ты. Извини, мне в другую сторону.

– Ромка, а синяк? Его же нужно вывести? – Попыталась, ещё раз, остановить его Зинка.

– Не нужно. Ты прости меня, Зина. Прости за прошлую жизнь, за то, что волей не волей, заставил тебя испытывать ко мне какие-то чувства. Люди меняются, и в конечном итоге, они не могут ничего сказать друг другу, даже, если они были друзьями в прошлом году. Не обижайся.

Зинка, с досады, стукнула рукой по штакетнику, тихо застонав от боли, то ли от физической, то ли от того, что все её надежды рухнули окончательно. Она с тоской смотрела ему вслед. Огромная слеза выкатилась из глаза, прокатилась солёной струйкой по губам. Машинально слизнув её, она всхлипнула, и тут же, осушив глаза, подняв гордо голову, пошла к себе. Никто не должен был видеть её плохое настроение. Она ещё поборется за своё счастье.

16

Сегодня Роман, наконец-то, договорился с поставщиками кирпича и пиломатериалов. Сейчас, он торопился, как можно скорее приехать к себе домой. Он целый день не видел Аню, очень скучал по ней, представлял, как войдёт домой, обнимет её, крепко прижмёт к груди и будет бесконечно целовать, ласкать. Сердце его, от одной только такой мысли, готово было разорваться на маленькие кусочки и разлететься в разные стороны. Где же он был раньше? Что делал без неё? И как он мог жить, не зная такой сумасшедшей любви? Сейчас, сейчас, он будет дома! Резко нажал на педаль тормоза, не вынимая ключ из зажигания, весь в нетерпении, он раскрыл калитку своего двора. За столом, который стоял у летнего домика, сидели Петрович, Серафима, Аня с Николашей и Иван Капустин, отец Володьки Капустина. Лицо Романа вытянулось с досады, его глаза, из ярко-голубого тона, потемнели. Он смотрел на Аню с вопросом, как же так? Я так спешил к тебе, моя любовь! Аня поняла его настроение и ласково ответила своим взглядом. Потерпи, любимый! Очень тебя прошу. Он всё понял.

– А, вот и наш Ромка! Как съездил? – Не дождавшись ответа, Петрович Начал рассказывать Роману о трагедии в доме Капустиных. – На старости лет, этот чудик, из дома, от семьи решил уйти. Не понимают его, видите ли. Вот, давай, рассказывай, в чём дело? Почему тебя не понимают? Сейчас разберёмся, кто там прав, а кто виноват.

– Надоело всё. Что ни делаю, всё не так, всё с укором. А, не я ли, всю жизнь, только и делаю, что работаю, гну спину, а им всё неладно. Вот и решил немного отдохнуть. Пожить, как люди-то нормальные живут, да видать, слишком заотдыхался. Раньше-то, телевизор некогда было посмотреть, а тут, парень, прилип к нему, от скуки, не оттащить. Смотрю всё подряд: фильм, новости, спорт, про то, про это. Передач игровых столько, что только успевай на кнопки нажимать, полная смехопанорама и поле чудес. Короче говоря, я с самого утра на посту у своего телика. Телевизор стал для меня и театром, и кинотеатром, и Думой, и Белым Домом. Там я встречаюсь со всеми, так как там мы все равны. Марья-то моя то в кухне, то в огороде. В общем, по своим делам крутиться. А мне бы и поделиться впечатлениями с кем-то. Стал я к ней приставать.

Марья! Ты почему никогда не поёшь? Смотри, вон баба в телевизере какие-то таблетки выпила и запела «конфетки-бараночки». Может и тебе такие же купить?

– Отстань от меня, не до песен.

Мне опять охота поделиться. Я говорю ей.

– Продаётся «Чёрный квадрат» Малевича. Стоит больших денег. Марья! Говорят – шедевр.

– А какие большие? – Подала она голос.

– Десять миллионов не наших. На наши, если? Так и не счесть! И что же это за квадрат такой, Марья? А? Я так мыслю, Марья, ожил бы сейчас этот Малевич, то что бы он сказал про свой квадрат? Мне так кажется, что на этом месте, у художника чего-то не получилось, замазал он неудавшееся творение чёрной краской, вставил в раму, как память о чём-то несостоявшемся. А, тут, смотри-ка, какие деньги крутятся. Я бы продал, раз доллары дают. Всю бы нашу механизацию на ноги поставил! Чего только не балаболят.

– Не нравиться, так не смотри. – Говорит мне Марья. – Чего ты в этот ящик глядишь-зыришь, глаза пузыришь. Кончай рекорды ставить у телевизора. На дворе уже скоро белые мухи полетят, а у тебя в делах конь не валялся. Другие мужики – глянь, как работают.