Книга Россия и мир в XXI веке - Дмитрий Тренин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Российская внешняя политика, так же как и американская, наделялась провиденциальной политической миссией. В разное время эта миссия включала примирение внутренних распрей Европы и укрепление ее легитимно-монархических устоев при Александре I, покровительство христианам Палестины при Николае I, освобождение православных христиан (южных славян) от османского ига при Александре II, привнесение благ современной цивилизации в Среднюю Азию при Александре III, завоевание Царьграда (Константинополя) при всех императорах от Екатерины II до Николая II. Все эти «миссии» имели конкретные геополитические цели. В то же время Федор Достоевский и другие русские писатели говорили о «всечеловечности» русского народа, его «всемирной отзывчивости»[74].
Россия опередила и намного превзошла США в области идеологизации своей внешней политики. Октябрьская революция 1917 года, проведенная под ультрарадикальными лозунгами импортированного с Запада коммунизма, придала России новую мессианскую функцию всемирного социалистического переустройства. Мировой пролетарской революции не произошло, капитализм устоял, но «красная» Москва стала центром мирового коммунистического движения (Коминтерна), а Советский Союз после Второй мировой войны сделался лидером социалистического лагеря, раскинувшегося от Центральной Европы до Восточной Азии, и спонсором десятков стран «социалистической ориентации» и коммунистических партий почти во всех странах мира.
Холодная война 1940 – 1980-х годов стала периодом острого идеологического противоборства СССР и США, представлявших конкурировавшие модели экономического, политического и общественного устройства и стремившихся к победе своей модели во всемирном масштабе. В этот период СССР стал глобальной державой наряду с США. Советская модель в результате оказалась неконкурентоспособной, советский коммунизм проиграл на «домашнем поле», советская империя ушла в прошлое, сам СССР распался. Опыт глобализма, однако, остался. Российская элита не отказалась полностью от идеи о всемирно-исторической функции своей страны.
Неудавшаяся попытка Российской Федерации после 1991 года стать «нормальной» европейской страной, интегрироваться в систему западных институтов – очень важный этап в эволюции современной российской идентичности. С развитием капитализма в России (прежде всего с появлением частной собственности и связанных с ней отношений) многие западные ценности стали разделяться все большим числом россиян всех социальных групп. С реализацией личных свобод и повышением жизненного уровня части населения внешние отличия между россиянами и западноевропейцами существенно уменьшились. Устранение информационных барьеров вернуло россиян в общее информационное пространство с остальным миром.
Тем не менее амбивалентность отношения российских элит к Западу сохранилась. Она основывалась не только на неготовности этих элит, обзаведшихся собственностью в Европе, играть по правилам демократии и соблюдать права человека. В западном мире, как отмечал Александр Зиновьев[75], существует иерархия, которая делает крайне трудным продвижение с периферии к центру этого мира. Но, даже добравшись до центра, страны (например, Япония или Германия) все равно оказываются ниже мирового лидера. Для российских элит такой путь и такой результат выглядят неприемлемыми. Их собственная попытка в 1990–2000 годах «стать Европой на свой манер» и на своих условиях – равноправия с США как «центральной державой» западного мира – показала невозможность обходного маневра.
Еще одной проблемой для России оказалась изменчивость Запада. Россия постоянно пытается «догнать» Запад, но Запад при этом все время ускользает от нее. В 1990-е годы Россия вернулась к религии после семидесяти лет официального воинствующего атеизма, а Запад, особенно европейский, тем временем стал постхристианским. Не успела Россия декриминализировать гомосексуализм, как Запад продвинулся к признанию полного равенства однополых браков с традиционными, а такие фундаментальные понятия, как семья и даже пол, оказались размытыми. Россия отказалась от идеологии, взяла на вооружение прагматизм, а западная политика тем временем реидеологизировалась.
Таким образом, Россия стоит перед необходимостью отказаться от исторического стремления следовать за Европой, Западом в надежде «стать как Запад», и определиться как самостоятельный, самодостаточный игрок в глобальном пространстве. Однозначная ориентация на Европу и на Запад в целом должна смениться поиском оптимальных с точки зрения России ответов на вызовы уже на глобальном уровне. «Европейский период» XVIII–XIX веков, когда Россия тянулась за Францией, Германией и Англией, и «американский период» второй половины XX века, когда СССР, а затем и посткоммунистическая Россия были всецело сосредоточены на США, продолжает глобальная эпоха, открывшаяся в XXI столетии. В этом столетии Российская Федерация может стать глобальной страной, как Соединенные Штаты, но со своими особенностями и на своем уровне.
В момент, когда Европа объединялась, историческая российская держава распадалась. Идентичность империи, «большой страны» уходила в прошлое. Прибалтика стала для россиян «дальним» зарубежьем фактически немедленно с распадом СССР. Вступление Латвии, Литвы и Эстонии в НАТО и ЕС в 2004 году окончательно закрыло тему их даже теоретической интеграции с Россией. Страны Средней Азии и Закавказья, а также Молдавия, хотя и остались зарубежьем «ближним» (благодаря членству в СНГ), со временем также стали восприниматься большинством россиян как заграница. Само Содружество, это необходимо подчеркнуть, оказалось не только очень успешной формой «развода» между Российской Федерацией и бывшими союзными республиками, но и удачной рамкой становления их новой государственности.
Четверть века спустя идея советской идентичности существенно ослабла благодаря смене поколений. Историческая общность, на которую в России традиционно старались делать упор, не только не является цементирующей, но часто является разъединяющим фактором – из-за различного прочтения общей истории. Идеи современного евразийства, нацеленные на создание Евразийского союза – «малой Евразии» при ведущей роли РФ, носят во многом умозрительный характер. Они распространены лишь среди части российских элит и не поддерживаются элитами стран СНГ, включая самые близкие из них к России.
Очень показательной стала отрицательная реакция в ближайших к России странах – Украине, Белоруссии и Казахстане – на продвижение Москвой в ходе украинского кризиса концепции «Русского мира». На Украине власти в 2014 году провозгласили «отечественную войну» против «агрессии России». В Белоруссии и Казахстане были приняты меры по укреплению национального суверенитета. Евразийская интеграция в этих условиях имеет шанс развиваться лишь как экономический проект. Таким образом, для формирования вокруг РФ некоей общей «евразийской идентичности» не имеется реальных оснований.
Мало кто из россиян когда-либо относил свою страну к Азии. Блоковское «азиаты мы» было гневно брошено в лицо Европе в момент глубочайшего разочарования в Западе. Напротив, с точки зрения многих жителей Европы, Россия всегда находилась за пределами европейского культурного ареала, выглядела азиатской или полуазиатской, т. е. дикой или полудикой. С другой стороны, никто в соседней Азии – Китае, Монголии, Корее, Японии – не считал и не считает Россию частью азиатского мира. Здесь русские, россияне, при всех их отличиях от британцев, немцев или французов, – несомненные европейцы. Действительно, границы между Россией и соседними азиатскими странами носят ярко выраженный цивилизационный характер.