Книга Прекрасные авантюристки - Елена Арсеньева

Почему? Предпочитала более взрослого и опытного любовника? Опасалась потерять Бутурлина, которого между делом ввела в государево окружение? (В своих донесениях саксонский посланник Лефорт называет его «министром священных тайн развлечений императора».) Или все, что она могла вытерпеть от Петра, — это нескромные взгляды и мимолетные касания, а на большее решиться ей было противно? Или ей просто нравилось кружить ему голову, и она ждала, чтобы мальчик повзрослел? А потому беззастенчиво кокетничала на его глазах то с Бутурлиным, то с Ванькой Долгоруким, даже в голову не беря мысль о том, что это слишком больно ранит Петра, что не одна же она красавица при дворе и не одной же ей хочется сделаться императрицей.

Будь у нее в голове хоть капля разума, она вела бы себя хоть чуть-чуть иначе. Будь у нее в голове хоть капля разума, она не забеременела бы!..

Нет, не от Бутурлина — в очередном приступе ревности Петр сообразил, что его пассия обманывает его на глазах у всех, и отправил — собственно говоря, сослал! — «министра священных тайн развлечений» в Киев, где тому пришлось пробыть несколько лет. Но если кто-то думает, что Елисавет смертельно опечалилась, он ошибается. Свято место не бывает пусто, а спать в одиночестве Елисавет отвыкла очень давно. Место Бутурлина заступил другой красавец. Это был троюродный брат Елисавет Семен Кириллович Нарышкин. Он был на год младше кузины, тем паче — младше Бутурлина, однако выгодно отличался от него. Александр Борисович был добрый малый, весельчак, что называется, рубаха-парень — мушкетер, гвардеец, он сразу хватал милую женщину на руки и волок в укромный уголок, где приступал к боевым действиям, даже не озаботясь нежным словцом. А потом одобрительно похлопывал царевну по голеньким пухленьким ляжкам, словно это была норовистая, с трудом объезженная лошадка.

Семен Кириллович был совершенно другим. Про него говорили, что в его красоте (а он и впрямь был удивительно красив!) соединялись внешний облик утонченного барина, чрезвычайное изящество и княжеское великолепие. Его не зря сравнивали со знаменитым французским щеголем минувшей эпохи — эпохи Людовика XIV — шевалье Лозеном, в которого была до безумия влюблена Великая Мадемуазель — кузина Короля-Солнце — и которого она заполучила в мужья только на склоне жизни.

Елисавет была не столь терпелива. Едва запорошило первым ноябрьским снежком 1728 года след уехавшего в Киев Бутурлина, как она принялась отчаянно кокетничать с Нарышкиным. Утонченный кавалер, Семен Кириллович был немало огорчен, что не мог долго, как и подобает истинному кавалеру, вести осаду неприступной Прекрасной Дамы. Какая там осада, его самого взяли нетерпеливым штурмом! Однако он несколько откорректировал интимные пристрастия Елисавет, привил ей вкус не только к неутомимым и длительным скачкам, но также и к затейливым фигурам «верховой езды», а также приучил перемежать любовные ласки стихами и изысканной музыкой. Вдобавок ко всем своим достоинствам Семен Кириллович был недурной стихотворец и приличный музыкант. В его нежных, но чувственных руках Елисавет пела от счастья, словно флейта, и в угаре страсти даже не сразу заметила, что некоторые дни ее женского календаря никак не наступают.

О ее связи с Нарышкиным, само собой разумеется, стало известно императору. Семену Кирилловичу было предписано немедля отправиться в путешествие. Поскольку он приходился дальним родственником также и юному царю Петру, с ним обошлись милостивее, чем с Бутурлиным, и не закатали в киевскую глухомань, а отправили в Париж, где он довольно долго прожил под фамилией Тенкин и выполнял дипломатические поручения. Семен Кириллович был, кроме всего прочего, очень умен и потому оказался полезен России даже тогда, когда ее отношения с Францией казались безнадежно испорчены.

Итак, Нарышкин отбыл в Париж, Елисавет осталась одна. Одна — и беременна…

Это было последней каплей, погасившей любовь к ней Петра. Страсть стала угасать еще некоторое время назад, когда тщеславный, избалованный мальчик понял, что не желает быть игрушкой в руках своей беззастенчивой тетки. Ревность одолела любовь и убила ее. К тому же в это время на свободное место на троне проворные руки стали подталкивать другую женщину.

Это была дочь ближайшего к Петру человека — князя Алексея Григорьевича Долгорукого. Звали ее Екатериной, она была одной из красивейших женщин своего времени, однако Петр долгое время оставался к ней совершенно равнодушен. Своей холодностью и надменностью она напоминала ему Марию Меншикову. Однако Екатерина вовсе не была холодна по натуре. Но все ее чувства были отданы щеголю и красавцу Альфреду Миллесимо, секретарю австрийского посольства и родственнику австрийского посла Вратислава. Молодые люди были помолвлены, однако отец Екатерины спохватился, что вполне может устроить дочери другой, более выгодный брак. Уж, наверное, есть разница: быть австрийской графиней или русской императрицей!

Миллесимо вернули слово и отказали от дома, а когда он попытался увидеться с Екатериной, едва не выслали из России.

По сути дела, Екатерина Долгорукая попала в такую же историю, как Елисавет: она могла взобраться на вершины власти только с помощью мальчишки, к которому была, мягко говоря, равнодушна. Разница между нею и Елисавет была только в темпераменте. То есть в одной он переливался через край, другая была внешне сдержанна. Да и тщеславия у Екатерины было не в пример больше, чем у беспутной Елисаветки. Кроме того, у дочери Петра Великого не имелось никакого наставника, и приходилось полагаться на свою не слишком-то разумную голову. А с Екатерины глаз не спускал ее деспотичный и властолюбивый отец. Точно так же он не спускал глаз и с Петра. Беспрестанно приглашал его в свое имение в Горенки, где все охотились, скакали верхом да бражничали: то есть занимались любимым времяпрепровождением государя. Остерман, который в союзе с Долгоруким свалил Меншикова, чтобы получить молодого императора в свое полное и единоличное распоряжение, хватался за голову. Однако он не знал, что главный удар был еще впереди. В один из октябрьских дней 1729 года Петр вернулся в Москву мрачнее тучи и сообщил, что женится на Екатерине Долгорукой.

Ходили слухи, что предприимчивый папенька просто-напросто подложил свою не в меру тщеславную и уже давно не девственную дочь в постель пьяного императора. То есть Петру, застигнутому поутру рядом с Екатериною, просто ничего не оставалось делать, как жениться на ней.

Елисавет узнала о случившемся между двумя приступами тошноты: беременность ее протекала на редкость тяжело. И ведь это надо было таить от всех! Между тем все об этом знали и похихикивали над Елисавет — кто открыто, кто втихомолку. Словом, такой несчастной она себя давно не чувствовала. Особенно когда тщилась затянуть в корсет талию, которая полнела день ото дня…

Она отяжелела и отупела. Ей хотелось только, чтобы все это поскорей кончилось. Ей сейчас было не до удовлетворения собственного тщеславия. От мыслей о престоле, о глупом Петре, о наглой Катьке Долгорукой воротило с души, как от запаха прогорклого масла. Самым тяжким испытанием для нее явилось пребывание на официальном обручении, где ей пришлось смотреть на ненавистную Долгорукую как бы радостными глазами и заверять соперницу в своей преданности.