Книга Соперница Аладдина. Шахразада - Шахразада

«Неужели я и в самом деле становлюсь отшельницей? – спросила сама у себя девушка. – Отчего же тогда не могу спокойно рассматривать своего гостя? Отчего мне неприятен взгляд его светлых глаз?»

Да, было, от чего задуматься. Гость явно родился где-то далеко на полуночи, и никакое имя не могло убедить Сафият в обратном. Чем-то собеседник напоминал ромейского воина – короткая шея, ежик седых волос… Чем-то походил на русина, чем-то на варяга.

«Однако пора приниматься за дело… Рассматривать каждого сказителя – дело неблагодарное».

Гость заговорил. Похоже, он привык рассказывать истории: даже голос у него изменился – стал ниже, мягче, бархатнее.

– Прекраснейшая… Я не зря говорил, что знаю необычные сказки. Должно быть, тебе ведомо, что почти все сказания всех народов заканчиваются победой добра над злом… И потому они все, сколь бы различными ни были, похожи друг на друга, как жемчужины одного ожерелья. Мои же истории иные. В них ты не найдешь вознагражденной любви или преданности, смертные обретут свой конец, а зло расхохочется в лицо добру, чувствуя свое превосходство…

«Откуда он знает? Как узнал, что именно это мне интересно?»

Гость усмехался. Он видел, что смог всего десятком слов приковать к себе внимание Сафият, что она вмиг позабыла о своих страхах, как позабыла и об осторожности… Что теперь он… стал хозяином положения.

– Итак, чудная греза, я расскажу тебе историю, которую услышал от умирающего менестреля в далеком варварском замке. Это повествование о рыцаре Убальдо и осеннем колдовстве. Внимай же истине без прикрас…

Свиток шестой

Сафият кивнула и приготовилась записывать. А гость, прикрыв глаза, начал:

– Как-то раз, светлым осенним вечером, рыцарь Убальдо во время охоты отстал от своей свиты и в полном одиночестве возвращался в замок по тропе, пролегавшей между пустынными лесистыми горами. Рыцарь увидел, как с горы спускается человек в странной пестрой одежде. Незнакомец не замечал его до тех пор, пока конь не перегородил ему дорогу. Убальдо с удивлением увидел, что куртка незнакомца изящна и великолепно украшена, хотя уже старомодна и потрепана. Лицо странника было прекрасным, но бледным, борода – дикой и неухоженной.

Они поздоровались, и Убальдо рассказал, что он, к несчастью, здесь заблудился. Солнце уже скрылось за горами, и все кругом было пустынно. Незнакомец предложил рыцарю переночевать сегодня у него, завтра рано утром он покажет ему единственную тропу, которая выводит из лабиринта этих гор. Убальдо охотно согласился и последовал за своим провожатым. Скоро они оказались у скалы, в подножии которой была устроена просторная пещера. Большой камень лежал посередине пещеры. Ложе, прикрытое сухой листвой, заполняло заднюю часть убогого приюта. Убальдо привязал своего коня у входа, а хозяин молча принес вино и хлеб. Они сели рядом, и рыцарь, которому одежда неизвестного казалась малоподходящей для отшельника, не смог удержаться от вопроса о его прежней жизни.

«Не спрашивай, кто я», – ответил отшельник строго, и его лицо стало при этом мрачным и недружелюбным. Однако Убальдо заметил, что, когда он сам начал рассказывать о некоторых странствиях и доблестных делах своей юности, отшельник встрепенулся, а потом снова замкнулся в глубоком раздумье. Наконец усталый Убальдо улегся на предложенное ему ложе и скоро заснул, а хозяин расположился у входа в пещеру.

Среди ночи рыцарь, испуганный неспокойными сновидениями, проснулся. Он выглянул из пещеры. Луна ярко освещала тихое ожерелье гор. На площадке перед пещерой он увидел незнакомца, который беспокойно расхаживал взад и вперед под высокими колеблющимися деревьями. Он пел высоким голосом песню, из которой Убальдо удалось уловить такие слова:

Прежних песен прелесть манит,

Тайный трепет тихо тянет

Из тоскливой глубины.

Грех стиха оставь в покое –

Или чудо вековое

Ниспошли мне с вышины!

Певец замолчал, уселся на камень и, казалось, начал бормотать молитвы, которые, однако, скорее звучали как заклятья. Журчанье горных ручьев, тихий шелест сосен странно сплетались с голосом отшельника, и Убальдо, сломленный сном, снова опустился на свое ложе.

– Прошу простить мой вопрос, мудрый рассказчик, но… Насколько далеки от нынешних дней описываемые события?

– Не дальше жизни человеческой… – непонятно объяснил рассказчик. Похоже было, что вопрос девушки вывел его из некоего оцепенения. – Однако сие вовсе не важно…

Сафият покорно склонила голову.

Гость же вновь полуприкрыл глаза и продолжил:

– Едва заблестели на вершинах первые утренние лучи, как отшельник разбудил рыцаря, чтобы показать ему путь домой. Радостно вскочил рыцарь на коня, а его странный спутник молча пошел рядом с ним. Скоро они достигли вершины последней горы, и их глазам внезапно открылась сверкающая долина с ручьями, городами и замками, озаренная прекрасной утренней зарей. Казалось, что отшельник был удивлен не менее незадачливого Убальдо.

«Ах, как хорош мир!» – смущенно воскликнул он, прикрыл лицо руками и поспешил обратно в лес. Покачав головой, рыцарь устремился по знакомой дороге к своему замку.

Любопытство, однако, в скором времени снова привело Убальдо в эти места, и после недолгих поисков он оказался у пещеры. Отшельник встретил его не так мрачно и напряженно.

По подслушанному ночному пению Убальдо догадался, что отшельник жаждет искупить тяжкие грехи, но ему показалось, что незнакомец бесплодно сражается с искушением, ибо во время недолгой беседы было заметно, как прорывалось подавленное земное страдание в его безумных и горящих глазах, причем все черты незнакомца странно искажались.

Это побудило доброго рыцаря к частым посещениям, чтобы всей силой своего неомраченного духа помочь и поддержать страждущего. Отшельник не открывал своего имени, не рассказывал о своей жизни, казалось, его страшило прошлое. Но с каждой встречей он становился спокойнее и доверчивее. Доброму рыцарю однажды даже удалось уговорить отшельника погостить в его замке.

Был уже вечер, когда они подошли к замку. В камине запылал жаркий огонь, рыцарь велел принести самое лучшее вино, которое у него было. Отшельник впервые почувствовал себя почти уютно. Он очень внимательно рассматривал оружие, мерцавшее в отблесках каминного огня на стене, а потом молча и долго глядел на рыцаря.

– Вы счастливы, – сказал он, – и ваш уверенный, мужественный образ вызывает во мне почтение и робость, через страдания и радости с волнением и спокойствием идете вы по жизни, отдаваясь ей, как корабельщик, который точно знает, куда он должен править, и никакие чудесные песни сирен не собьют его с пути. Рядом с вами мне часто кажется, что я или трусливый глупец, или безумец. Есть люди, опьяненные жизнью, – но ах, как страшно потом становиться трезвым!

– Брат прав: нет иного способа! Не уговаривать же ее, в самом деле.

– Воистину… Да и кто она такая, чтобы тратить силы на уговоры? Приказать – и вся недолга!