Книга Беспамятный - Павел Балашов

Я хотел отнести дока в его спальню, но он употребил в мой адрес несколько прилагательных сексуального характера и несколько существительных, удивительно точно подмечающих мою умственную несостоятельность. Тогда я пожал плечами, оставил Марата в гостиной и решил сам подняться к себе. И это стало моим последним осознанным действием в эту ночь.

А утро, как обычно, все расставило по местам — я проснулся от того, что кто-то удивительно метко пнул меня в ребра. Несильно, но очень чувствительно, и из-за этого крайне обидно. А продрав глаза, я обнаружил себя скрючившимся на коврике около двери моей спальни. И дока, в халате и тапочках, нависающего надо мной.

— Доброе утро, пьянь, — поприветствовал меня Анри-Жак. — Кофе на столике в кухне, сэндвичи там же. И обезболивающее для головы тоже можно там найти.

— Да у меня не болит голова, — ответил я еле ворочающимся языком, с трудом понимая, как он помещается у меня во рту, — у меня с похмелья только сушняк.

— Вот и иди, лечи свой сушняк. Заодно потом в душ сходишь, а я пока завтрак закажу.

— Угу, — кивнул я, встал на четыре кости и неторопливо пошел в сторону лестницы. Наверное, я мог бы дойти и нормально, но уж как-то страшновато было экспериментировать. Но перед лестницей пришлось выравниваться — не хотелось даже пытаться спуститься в таком виде. Заодно и проверил координацию движений. Успешно, кстати. Похмелье действительно выразилось только в сушняке, остальные признаки отсутствовали наглухо. Первый признак того, что я не мешал алкогольные напитки промеж себя и пил только хорошее. Какой я умница!

Дойдя до кухни, я почти залпом выпил кофе, и сэндвич провалился, как в черную дыру. Даже аппетит не пострадал, что радует. Так что идея дока насчет завтрака оказалась весьма кстати, и пока я после кофе принимал водные процедуры, с наслаждениям ворочаясь под тугими струями воды, меняя горячую на холодную и обратно, видимо, он сделал все распоряжения. Потому что, спустившись обратно в столовую, уже в нормальном виде, а не в виде похмельного чучела антропоморфного неразумного, я застал внизу пиццу и довольного Марата.

— Присаживайся, бон аппетит и все такое. Вредная еда, но я не диетолог, — рассмеялся Анри-Жак при виде меня.

— Ага, и меня это радует, — отпустил я комментарий, перед тем как воздать должное пицце. — И тебе, док, приятного.

Следующие несколько минут были заняты сосредоточенным жеванием, просьбами передать тот или иной соус, которых в запасниках А. Ж. Марата нашлось изрядное количество, опять жеванием, и наконец, два насытившихся человека с наслаждением откинулись на спинки диванов.

— Спасибо, док, — пробормотал я, прислушиваясь к ощущениям собственной утробы.

— На здоровье, — отозвался Марат. — Кстати, о здоровье. Сейчас у нас с тобой по расписанию моцион, после завтрака. А когда вернемся — продолжим наши экзекуции над твоим разумом.

— Ага, — кивнул я. — Не вопрос.

— Конечно, не вопрос, — проворчал Анри-Жак, — это предписание. Вот выздоровеешь — может быть, дождешься того светлого момента, когда по подобным случаям я буду у тебя хоть что-нибудь спрашивать, а пока просто делай, что говорят.

— Ай-ай, сэр, — ответил я на английском с жутким акцентом. Ничего не могу поделать — интерлингв, в основу которого лег и инглиш в том числе, мне дается легко и как родной. А вот английский у меня вызывает какое-то подсознательное неприятие, знать я его знаю, но акцент и употребление глаголов в не той форме за мной водится. Кхм, забавно, оказывается, я и это вспомнил. Молодец, Птиц, молодец. А вот с каких пор у меня эта неприязнь? С академии или раньше? О, академию вспомнил, отметило подсознание. Собственно, ну да, академию — а если быть точным, то ИГАПО — Имперскую Государственную Академию Правоохраны, да. Именно ее я и заканчивал, факультет оперативного направления. Группа ОП две двойки, всплыло в голове. Черт, вот сами по себе «крючки» выскакивают, и вроде бы ничего не делаю для этого!

— Док, — позвал я, — я еще кусок вспомнил. Оказывается, я ИГАПО заканчивал. ОПшник, если ты знаешь.

— Правоохрана? Не удивлен. А вот ОП мне ни о чем не говорит, извини, я немного другое учебное заведение оканчивал.

— А какое, если не секрет? — поинтересовался я с максимально скучающей рожей, которую смог скорчить.

— Университет Здоровья на Волге, — пожал плечами Анри-Жак, — ничего секретного.

— Да, действительно, — рассмеялся я. — Всего-то русский универ на русской же планете, ничего секретного для доктора-француза.

— Юноша, — улыбнулся мне док, и в глазах его блеснули ехидные огоньки, — чтобы вам было понятней, Волга входит в ВМО, Вольные Миры Окраины, если вы вдруг не в курсе. И уже полстолетия как Империя не является для нее метрополией. И моя alma mater — свободное учебное заведение, которое за весьма скромную плату готово учить хоть французов, хоть амеров, хоть сегунатских. Нет преград для стремления к знаниям, понимаешь?

— Отчего ж не понять, — фыркнул я. — Особенно хорошо понимается желание того самого студента окончить именно русский университет на другой планете, потратиться на перелет и учиться в чужой языковой среде. Да, чего уж тут непонятного!

— Оставь свой сарказм, я на Волге и родился, в семье замечательного волжанина французского происхождения, имеющего солидную практику в Новоастраханске, — парировал Анри-Жак. — И больше тебе скажу, мой пытливый друг, если ты пороешься в базах данных, то наверняка найдешь справочник номеров жителей Волги. И в нем скорее всего найдешь контору мэтра Марата, Жака Марата, адвоката. Это мой отец.

— Твой? Или Анри-Жака Марата, выпускника Университета Здоровья? — подколол я врача.

— У тебя опять возникли сомнения в том, что я и есть Анри-Жак Марат? — прищурился он.

— Не сомнения, нет, это некорректное выражение. Скорее, легкое недоверие к данной информации.

— Ты дурак, Игорь, прости уж за прямоту. Ну, сколько, сколько раз тебе надо сказать, что меня зовут именно так, и то, что ты от меня сейчас услышал, и является деталями моей биографии? — он слегка картинно покачал головой.

— Да нисколько, какое мне, в сущности, дело? — пожал я плечами, и в самом деле не понимая, что я опять прицепился к отсутствию у дока акцента. Не то у меня из головы не вылезала история с моим вузом, не то очень глупо казалось называть сородича иностранным именем.

— Ладно, — примирительно начал док, — это все действительно неважно, на самом деле… — но закончить ему не дали. Посреди его фразы с лужайки перед его домом донесся визг тормозов, и по окнам хлестнула очередь из чего-то, по звуку очень напоминающего штурмовую винтовку.

Я поймал себя на том, что уже лежу на полу и прижимаю к полу своего целителя.

— Слезь с меня, противный мальчишка! — завопил Анри-Жак. — Это, во-первых, не в моем стиле и не в моих привычках, а во-вторых, абсолютно бессмысленно! Дай мне подойти к обзорным окнам!

— Ща еще из чего-нибудь врежут, — проорал я в ответ, стараясь перекричать следующую очередь, которую опять выпустили по нашим стеклам.