Книга Золото Удерея - Владимир Прасолов

* * *

Все лето деревни и села ломились от наезжего люда, но самое прибыльное время, наступало осенью. Рабочие приисков, получив расчет, выходили из тайги. Почти каждая изба к этому времени особо готовилась, хозяева запасались спиртным и сьестным припасом. До самого Покрова, а то и дольше превращались они в кабацкие заезжки. Где и накормят, и напоят, и спать положат. Оголодавшие по женскому телу мужики золота не жалели. Деревенские бабы, вдовые да гулящие, под напором золота, быстро освоили древнейшую профессию. Не желая огласки своих дел, выходили они в тайгу на встречу старательским и приисковым рабочим. Строили в тайге шалаши, пекли шаньги, коими потчевали гостей. Понеслась срамная слава о горе «шанежной», да о шалашовках, только не останавливала она никого. Мужние женки и те, нужду испытывая, уходили на «шанежную» с молчаливого согласия запойных мужиков. Пришлые, таежных законов не признавая, стародавние, из поколение в поколение передаваемые охотничьи угодья рушили и зорили. Зверь и соболь уходил из тех мест, где вгрызались они в золотоносные ручьи. Не было ни какой управы на этих хитников. Те, кто пытались отстоять свои угодья, пропадали в тайге. Тихий злобный ропот катился по коренным ангарцам. Копилась ненависть и чесались кулаки у мужиков. Не раз уже в драках проливалась кровь. Старосты отписывали о тех безобразиях голове. Волостной голова жалобам ходу особого не давал. До поры придерживал и из волости до губернии они вообще не доходили. Куражились старатели и в кураже своем порой золотом платили за все - для Никифорова сплошной прибыток. Уже три кабака при избах заезжих открыл и еще пять, только в Рыбном заложил. Ямской извоз по Ангаре под себя подмял, потекли тоненьким ручейком пески золотые и в его карман. Однако видел и понимал он, что мимо него золотой рекой проносится неслыханное богатство. Тогда то и решили они с Коренным, что не справедливо это. Ладно наемные, да приисковые. Те расчет получив, львиную долю в кабаках да лавках оставляли. А бродяги – хитники? Что сами по себе в тайге золото промышляют, делиться должны, отдавать часть им, потому как - на их земле они мошну набивают, на их исконно ангарской земле кровью и потом их предками политой. Надежных людей подобрали десяток, желающих попортить крови пришлым, хоть отбавляй было. Косых ту десятку возглавил. Крест целовали на верность Никифорову, животом клялись.

В конце лета пошли они старательской тропой, на одном из притоков реки Шаарган наткнулись на ватагу. Миром подъехали, вроде как поговорить, мужики работу побросали, собрались у зимовья. Старшой их вышел, в руках топор, видно только топорище насадил. Косых будто не понял, а может, задумал так, пальнул в упор из шомполки картечью. Полголовы снесло, рухнул старатель, так с зажатым в руке топором и умер. А Косых с коня спрыгнул и к остолбеневшим мужикам. – Таперь я у вас старшой! – Окруженные конными вооруженными людьми старатели молча приняли условия. – Половина добытого золота – дань за выход из тайги - Тут же под ружьями, старательскую казну из сундучка вынули, ровно половину отмерили и забрали.

- Вот так оно таперь будет! Ежели жизня дорога, платите. А на нет, спроса нет, кто не согласный - в тайгу не зайдет. А ежели, без моего допущения зайдет, здеся и останется!- Взлетев на коня, Косых внимательно и жестко посмотрел на угрюмые лица старателей. – У меня память хорошая, вам дорога домой открыта, и весной в тайгу пропущу! – Вздыбив коня, махнул рукой, и его подручные пришпорили коней. – У нас тоже память хороша дядя!- раздалось ему вслед. Но Косых этих слов не услышал. А если и слышал, не обернулся. В этой тайге он не боялся никого. Здесь он был полный хозяин. Тугой кошель золотого песка, в его седельной суме, весомо подтверждал это. По крайней мере, он был в этом уверен. Неделю мотались они по тайге, выискивая старательские ватаги. Выдавливаемые приисковыми партиями, они забирались в самые непроходимые и неизведанные места. Нашли еще две, крови больше пролито не было, но половину золота у них забрали. Разъединенные и чужие в этой земле, небольшие ватаги старателей были беззащитны. Все понимали, что дорога в эти места одна – через Рыбное село, не обойти, не объехать, потому, сжав зубы, соглашались и отдавали тяжким трудом добытое. Среди старателей тогда и родилось негласное название этого села – Разбойное. Тем летом старатели отступили, откупились и вышли по осени. Но не только золото вынесли они тогда на большую землю, злобу и ненависть вынесли они тогда и распространили среди своего брата. К следующей весне народу в тайгу валило еще больше. Косых день и ночь пропадал у причалов, встречая дощаники. Некоторые его узнавали, молча проходили мимо, опустив глаза. К осени, собрав своих людей, Косых отправился в тайгу. Но получил отпор. По знакомой тропе они вышли на Шаарган, особо не торопились. Миновав несколько приисковых станов, развернутых золотопромышленником Машаровым, поздоровавшись со смотрителем, углубились в тайгу. Ехали долго и вот, уже должно было показаться зимовье старателей, тех первых. И они его увидели – головешки сгоревшего сруба. – Вот черт- успел выругаться Косых, выезжая на поляну и услышал выстрел. Пуля с визгом прошла мимо его головы, обдав жаркой воздушной волной. Ойкнув, завалился в седле ехавший сзади Семен Карев, друг и дальний родственник Косых. Глухой непролазный ельник, обступавший поляну, казалось, вспыхнул выстрелами. – Засада!- истошно заорал кто - то сзади и, сбившись в кучу, на злополучной поляне перед остатками зимовья, заметались его люди, разворачивая коней. – Уходим!- рявкнул Косых, падая к гриве своего Каурого.

– Выноси родной – шептал он, врезаясь шпорами в бока коня. С версту гнали, опомнились только когда Косых, придержав коня, перегородил тропу. – Стоять! – орал он, гарцуя на разгоряченном коне. Остановились. Спешились.

- Ну что братва делать будем? Получили по мусалам и в кусты? В порты не наделали? Таперь они хвост задерут суки! Карев где? Где Семен? - Мужики молча опускали глаза.

- Сметанина тоже нет – сказал кто - то.

- Ууу, суки! Бить погань надо!- заорал Косых, свирепо вращая глазами.

– Чо орешь Иван. Али не с нами был? Подстрелили Семена, видел я, как он с лошади падал. Да в кутерьме этой еле душу вынес. Вертаться за Семеном надоть. А Сметанина я видел уж посля пальбы, за мной он с поляны выскочил, последним. - Высокий жилистый мужик, прямо ему в глаза глядя, сказал это громко и отчетливо. Косых недобро глянул по сторонам. Остальные, подняв головы, смотрели на него и ждали решения. Раздавшийся в тишине топот копыт заставил всех схватиться за оружие.- Э не балуй, свои!- услышали они. На тропе показался всадник, это был Сметанин.

- Как вертаться то, второй раз на те же грабли? Перебьют!- продолжая разговор, сказал кто – то, когда подъехавший спрыгнул с коня и подошел.

- Не перебьют. Хотели бы - сразу перебили - сказал Степан Сметанин, коренастый мужик с коротко посаженой головой и мощными руками. Там их десятка полтора было, я по выстрелам сужу. А прицельно, токо в одного угодили. Я так думаю, не в того целили. Ты Иван на меня не серчай, тебя они приговорили за старшого своего, а Семка нарвался под твою пулю. Остальная пальба по верх голов была, для острастки. Это я уж потом понял, когда вернулся.-

- Как вернулся!?-