Книга Синдром Годзиллы - Фабрис Колен

Поняв, что не его взяла, отец бросил все сразу и бесповоротно, как выбрасывают балласт из корзины воздушного шара. Он бросил меня с матерью и укатил в Европу, а то, какая сумма была оставлена им моей матери на мое воспитание, до сих пор остается тайной за семью печатями.

Таким образом, вплоть до наступления моего сознательного возраста я оставался с матерью. Я рос в жаркой стране на берегу холодного океана. От этой печальной поры у меня не осталось почти никаких воспоминаний. Думаю, я был скорее несчастлив, чем наоборот».

Гостиница

«В нем есть широкие проспекты и подземные галереи, есть люди, которые без конца спешат, и машины, которые без конца сигналят; в нем есть гигантский собор и такое же огромное колесо обозрения, есть здания кубической формы и есть ажурные легкие мосты, в нем есть светящиеся яркие логотипы — в нем есть все, есть множество. Множество всего: множество людей — копошащееся, снующее, угрюмое и одновременно умиротворяющее. Все вместе это называется Токио. Токио — город моих снов и моего детства, вечный перекресток, на котором разбиваются несбыточные мечты, с которого взлетают беспилотные самолеты, Токио — точка отсчета всех самых неизведанных направлений. Здесь начинается бессчетное количество самых невероятных историй, которые можно погубить в зародыше без особых усилий, просто открыв рот. Здесь из зеркала ванной комнаты на вас смотрит другой, еще незнакомый вам Я. Здесь одновременно пытается жить столько жизней: современных, сложных, нелегких, порой настолько оторванных от реальности, что бесконечное количество новых людей и готово, и жаждет сменить вас на вашем месте и занять его. Вы никогда не думали об этом? Значит, теперь пришло время всерьез задуматься над этим. Может быть, вы мертвы, что вполне вероятно? Может быть, вы отсутствуете в реальной жизни? Может быть, вас занесло, а никто даже не подумал предупредить вас о последствиях, и вы до сих пор думаете, что у вас еще вся вечность впереди?»

Я запрокидываю голову. Это роскошный отель самого высшего международного уровня, цены здесь баснословны. Мои ноги ступают по мягкому ковровому покрытию нежно-кремового цвета. «Здравствуйте. Мне просто нужна комната. Нет, я не собираюсь останавливаться на ночь. Я хочу просто посмотреть на город».

Я хочу встать над городом в полный рост.

Я хочу видеть себя со стороны, я хочу проследить за собой взглядом. Если ваше существование перейдет мне дорогу, я заранее обещаю уступить.

Я сижу на своей кровати с ногами, прямо на покрывале. Передо мной огромное окно. Я на пятьдесят третьем этаже. Подо мной гигантский лабиринт из стекла и бетона. Надо мной голубое небо — чистый холст, натянутый каким-то сумасшедшим, нечеловечески упрямым художником.

И отовсюду по-прежнему звучит голос.

Мой голос.

Сознательный возраст

«Когда мне исполнилось семь лет, мою мать убили.

Нет, она умерла не сразу. Она умирала четыре года. Это очень быстро и очень медленно одновременно. Быстро, потому что за это время все равно ничего еще не успеваешь понять, и медленно, потому что так долго не может длиться ни одно убийство.

Через месяц после убийства мать нащупала у себя за ухом маленький шарик. Потом такие же шарики появились у нее на шее. Она стала уставать. Она работала над музыкальной комедией, где исполняла главную роль. Песни к фильму она сочинила сама. Она пела там вживую. У нее уже вышло к тому времени два альбома. Ее дебютный диск был выпущен полуторамиллионным тиражом. Она была на пике своей славы.

«Я больше так не могу», — раз за разом повторяла она в последнее время. Постоянные съемки, записи, скучные вечера, вечные интервью, бесконечные рекламные ролики, нудные благотворительные концерты, премьеры и гала-концерты, изматывающие гастроли. И немудрено, ведь она не отдыхала никогда.

Мать коллекционировала любовников. Некоторые из них были добры со мной, но в основном они делали вид, что меня нет. Очень часто я заставал мать с очередным незнакомцем: у нее в спальне, в ванной комнате или в пикапе для перевозки мебели. В эти мгновения у меня сжимались кулаки, я сыпал проклятиями и строил козни и заговоры.

Об отце все это время я не знал ничего. «Твой отец умер», — постоянно повторяла мать, а я знал, что это не правда. Знал, потому что она созванивалась с отцом один или два раза в год, и каждый их телефонный разговор был концом света.

«Нет, я так больше не могу», — повторяла мама. Но уже не по поводу отца, а все больше из-за маленьких плотных шариков на шее.

Она сходила к врачу, и тот назначил ей анализ крови. Три недели она собиралась и не могла решиться на этот анализ. Наконец решилась. Результаты были готовы только на пятый день.

Эти пять дней в моей жизни я запомнил навсегда. За пять дней ожидания результатов я общался с мамой больше, чем за все предыдущие семь лет жизни с ней в одном доме. Мы посетили три парка с аттракционами, мы сходили, наконец, в зоопарк, мы были вместе в кино, купались и загорали на пляже, ма купила мне доску для серфинга и костюм Бэтмана на рождественский бал.

Мое превращение в Годзиллу было в самом разгаре. Я еще не стал им окончательно, но время, когда я буду слоняться по городам и извергать потоки пламени на обезумевших от ужаса прохожих, стремительно приближалось.

Война между отцом и матерью превратила меня в живой призрак смертельной болезни — ходячий синдром ненависти и ужаса. Годы напролет они рвали друг друга в клочья, не обращая на меня никакого внимания. Они не берегли меня ни от чего. Они не щадили ни меня, ни друг друга. И так постепенно я стал монстром во плоти. Я мечтал только об одном: чтобы моя мать окочурилась. И как можно скорее. Ничего другого мне от нее не было нужно. Я спал и видел, как я душу всех ее любовников. Я мечтал уничтожить весь мир, пустить его прахом.

Пять дней.

Только пять дней из всей жизни я хотел бы вернуть назад.

Пять дней, когда она умирала от страха.

Она каждый вечер тайком звонила знакомым. Отцу. Личному доктору. Другим, более компетентным врачам. Любовникам. Своему убийце.

«Ты, правда, так думаешь? — спрашивала она. — Да-да, нет, ты прав, я действительно немного волнуюсь. Перестань, и не надо на меня плевать, пожалуйста. Если бы я была сейчас в другом положении, клянусь, я бы… Алло? Алло, алло!!!»

Мы здорово повеселились за эти пять дней, впервые по-настоящему хорошо провели время. Ма говорила, что любит меня. Это было первый и последний раз в ее жизни.

Утром шестого дня она уехала в клинику за результатами своих анализов и больше никогда не вернулась. Бабушка и дедушка по материнской линии, которые жили поблизости, приехали за мной в тот же вечер. Целый день я просидел в своей комнате, предоставленный самому себе. Я перебирал игрушки, грустил, ждал ее возвращения. Вместо этого бабушка взяла меня на руки и запихнула на заднее сиденье внедорожника моего дедушки.

«Куда вы меня везете?» — спросил я.