Книга Игра в пятнашки - Рекс Стаут

Со временем ей надоело и это, и она отправилась в Рино, где прожила какое-то время, чтобы получить развод, вернулась в Нью-Йорк и вступила в Армию спасения. Услышав об этом, я вытаращился на Лона, уверенный, что он взял эту подробность с потолка и приплел для пущего эффекта. Трудно было представить Присциллу Идз, какой я ее знал, в персиковом платье и жакете от дорогого портного, самозабвенно колотящей в бубен. Но нет, Лон сдавал карты открыто, не жульничая.

Присцилла действительно состояла в Армии спасения почти два года, носила форму и работала по семь дней на неделе, оставив старых друзей и старые привычки и ведя умеренный, если не скромный образ жизни.

Затем внезапно – ее так и кидало из одной крайности в другую – она оставила Армию спасения, переехала в двухэтажную квартиру на Восточной Семьдесят четвертой улице и впервые проявила деятельный интерес к делам корпорации «Софтдаун».

Это всколыхнуло эмоции в различных кругах. Было известно, что между ней и ее бывшим опекуном Перри Хилмаром, попечителем собственности, которая вскорости должна была перейти к Присцилле, возникли трения.

В частности, ходили разговоры, что несколько месяцев назад она уволила Дафни О’Нил, велела той убираться из корпорации и больше не показываться, однако отыграла назад по настоянию правления, которое поддержал Хелмар, по закону стоявший у руля.

Никто не слышал о каких-либо угрозах или покушениях на жизнь мисс Идз.

События понедельника были хронометрированы достаточно скрупулезно. Согласно показаниям водителя такси, в которое я посадил Присциллу, она велела отвезти ее на Центральный вокзал. По прибытии туда девушка объявила, что передумала.

Теперь ей захотелось проехаться вокруг Центрального парка. Он сделал ей такое одолжение. Когда же после неторопливых зигзагов между северной оконечностью и Сентрал-Парк-Саут она заявила, что должна кое-что обдумать, и попросила покружить еще, он благоразумно намекнул о деньгах, в ответ на что получил десятку.

Уже по завершении второго круга она назвала адрес – Восточная Семьдесят четвертая улица, 618, – и таксист отвез ее туда, прибыв на место примерно в начале второго. Он выгрузил ее багаж и донес его до входной двери, которую она открыла своим ключом, а потом вернулся к машине и укатил.

Как копы, так и пресса полагали, что убийца поджидал Присциллу в квартире, куда проник с помощью ключа, который находился в сумочке горничной Маргарет Фомос. Так что к тому времени он уже убил миссис Фомос ради сумки, хотя, может быть, изначально и не замышлял провернуть дело таким вот образом.

Возможно, он рассчитывал заполучить сумочку не такой дорогой ценой, однако горничная узнала его. Проработав у Присциллы несколько лет, она вполне могла узнать любого, кто близко общался с хозяйкой.

Информация, коей тем вечером нас снабдил Лон Коэн, заняла половину моего блокнота, но, полагаю, приведенных выше выдержек вполне достаточно. Проводив его до двери, я вернулся в кабинет и застал Вульфа в кресле. Босс уткнул в грудь подбородок и прикрыл глаза. Не удосужившись их открыть, он спросил, который теперь час, и я ответил, что пол-одиннадцатого.

Он проворчал:

– Поздновато, чтобы ожидать радушного приема. А который час теперь в Венесуэле?

– Бог мой, откуда же я знаю?

Я двинулся было к большому глобусу за книжным шкафом, однако Вульф опередил меня. Ему дай только повод покрутить шарик. Он провел пальцем по меридиану, начав от Квебека и закончив на экваторе.

– Несколько градусов к востоку. Полагаю, на час больше.

С разочарованным видом он крутанул глобус.

Я решил, что это чистой воды мошенничество, и возмутился:

– Вы всего лишь рядом с Панамским каналом. Как насчет остального океана? Попробуйте Галапагосские острова, – посоветовал я. – Там только половина десятого.

Он пропустил мое предложение мимо ушей.

– Твой блокнот, – пробурчал он. – Раз уж на меня взвалили эту ношу, я должен ее влачить. Запиши свое задание на утро.

Я подчинился.

Глава седьмая

Вероятно, мои представления о том, как должна выглядеть вдова, сформировались в раннем детстве, в Огайо, под впечатлением от чудаковатой вдовы Роули, жившей через улицу. С тех пор я повидал множество других вдов, однако детские представления не совсем изгладились, и я прихожу в некоторое замешательство, если у представительницы вдовьего племени целы все зубы, она не бормочет вечно что-то себе под нос и способна передвигаться без клюки.

Миссис Сара Яффе, похоже, не была отягощена какими-либо физическими изъянами. Если возраст ее и превышал треть возраста вдовы Роули, то ненамного. Это прозрение наряду с замешательством постигло меня при первом же внимательном взгляде на нее, когда я был впущен ею в квартиру на шестом этаже дома по Восточной Восьмидесятой улице.

Тот же взгляд принес и еще одно шокирующее открытие. Хотя славный солнечный июньский денек только-только начинался – было всего-то десять часов утра, – на спинке стула в прихожей висело небрежно брошенное мужское пальто, а на блестящей столешнице лежала мужская фетровая шляпа.

Я не позволил себе вопросительно поднять бровь, а просто мысленно заметил, пока вдова вела меня через просторную и роскошную гостиную, что она могла бы немного прибрать, раз уж я предупредил о своем визите по телефону.

А при виде столика в нише, накрытого к завтраку на две персоны, я не то чтобы залился краской смущения, но почувствовал себя введенным в заблуждение.

– Я была в кровати, когда вы позвонили, – сообщила она, сев за столик и взяв ложечку. – Полагаю, вы позавтракали, но не хотите ли кофе? Садитесь… Нет, не сюда, это место моего мужа. Ольга! Чашку кофе, пожалуйста!

Дверь распахнулась, и явилась валькирия с чашкой на блюдце.

– На подносе, моя дорогая, – потребовала миссис Яффе.

Валькирия развернулась и исчезла, но прежде чем дверь успела закрыться, влетела вновь. На сей раз чашка с блюдцем стояли на подносе. Я счел за благо отступить, дабы меня не растоптали. Когда же валькирия удалилась, я принял у хозяйки кофе и перешел к стулу на другой стороне стола. Она взяла ложечку и отломила кусочек дыни.

– Все в порядке, – успокоила она меня. – Я малость чокнутая, вот и все.

Миссис Яффе широко раскрыла рот, чтобы отправить туда кусочек дыни, и вопрос о наличии у нее зубов отпал сам собой. Зубы у нее имелись, причем здоровые и красивые. Я глотнул кофе, который после того, что варил Фриц, показался мне всего лишь сносным.

– Как вам известно, мой муж погиб, – провозгласила она.

Я кивнул:

– Да, насколько я понял.

Она отломила и съела еще дыни.

– Он был в запасе, майор, техник войск связи. Уходя год назад, в марте, он оставил в прихожей шляпу и пальто. Я не стала их убирать. И с тех пор, как через три месяца получила известие, что его убили, они так там и оставались. Это было год назад, но они до сих пор там, и мне тошно на них смотреть, тошно до смерти, но они все-таки там. А это, – она указала пальцем, – его место за столом, и мне тошно смотреть на него тоже. Вы не удивились, когда я сказала по телефону, что все в порядке и вы можете прийти? Вам, совершенному незнакомцу, детективу, желающему задать мне вопросы насчет убийства?