Книга Сторож брату своему - Ксения Медведевич

– Мне туда, – сказал он кому-то в воздухе.

Из провала на него смотрела чернильная тьма.

В сумке была веревка. И факел. Ему говорили, что в пещере склон уходит вниз не то чтобы очень круто, но лучше привязать веревку. Да и подниматься будет легче.

Но Мухаммад потерял сумку. Шагнув в густеющую темноту, он послушал, как скатываются вниз камни. Их скачущее щелканье гулко отдавалось в стенах пещеры.

Потом он неоднократно себя спрашивал – как ему только такое в голову-то пришло – переть напролом, без светильника, без страхующей бечевы… И ведь не испугался даже, даже подумать не остановился – полез, и все. Как у него это вышло? На этот вопрос он так и не нашелся с ответом…

Склон забирал вниз круто. Очень круто. Когда стало совсем темно, он раскорячился на неровном, ранящим ладони камне и стал сползать, как черепаха на брюхе. Медленно. Цепляясь за каждый выступ. Время от времени с придушенным воплем – орать было страшнее, чем падать, – съезжая вниз слишком быстро и теряя опору.

Когда ноги уперлись во что-то странно и непривычно ровное, он, задыхаясь и неверяще обтирая залитые потом глаза, обернулся.

«Добравшись до дна, о мой халиф, заклинаю тебя, погаси факел. Силат не терпят чужого огня. Путь тебе будут освещать природные, горные огни и свет».

Изломанный коридор действительно плыл каким-то выморочным, не то сумеречным, не то тлеющим полусветом. Холодным и серым. Шмыгнув носом последний раз, аль-Амин выпрямился на подгибающихся ногах и поковылял вперед. За стенки он хвататься опасался, потому как толком ничего не видел. Мало ли там что на стенках сидело. Но пару раз споткнулся, и его мотнуло так, что он впечатался плечом во что-то острое. Сглотнув напутствие шайтану, Мухаммад продолжил двигаться вглубь.

Доплетясь до подземной развилки, он понял, откуда сочится этот то ли полусвет, то ли полумрак. Камень над головой расходился узкой, словно ножом выведенной, щелью. И еще одной, длинной и извилистой. Под которой, требовала от него карта аль-Джунайда, он и должен был идти.

Идти пришлось долго.

Или нет? Или просто его замотало в этом сером, как время смерти, коридоре? Под ногами шуршали мелкие камни. Из щели сверху время от времени свеивался какой-то мелкий то ли песок, то ли пыль. Шшу-шшууу…

О Всевышний, наставь меня.

Шшууу… Сыпалось где-то дальше, в черноте узкого хода.

Он застыл на месте.

Нет, надо идти. Надо идти.

Шаг. Мухаммад, делай шаг.

В конце концов, он пошел. Шаг. Еще шаг.

Словно что-то его толкнуло в спину – Мухаммад почти побежал, насколько это было вообще возможно, бежать между острых сколов и торчащих – то в бок, то в скулу – выступов.

Царапая плечи о каменные ребра, аль-Амин, наконец, вломился во что-то пустое и, по эху судя, просторное. И высокое, наверное.

Где-то в глубине черной пустоты гулко капала вода.

Это зал. «Зал маджлиса».

Поди ж ты, он вышел верно. Место.

Остро захотелось плюхнуться прямо на землю и то ли разрыдаться, то ли просто уткнуться лицом в колени и уснуть.

Дрожащие от усталости ноги подогнулись, и он сел прямо на холодный неровный камень.

* * *

Капала вода. Чпок – и эхо.

Глаза и впрямь слипались. Но он же не спал? Или спал?..

Нет. Нет. Отдыхать он будет потом. Надо идти. Вставай, Мухаммад. Надо идти. Туда. В темноту. Туда, где лежит… это.

Затекшие ноги плохо слушались. По левой икре побежали огненные искры, и аль-Амин тихонько зашипел.

И тут же сжал зубы, едва не прикусив язык. Тихо, тихо. Здесь же… спит.

Как здесь огромно. Черно и пусто. И где их эти «природные света»? Черным-черно. Только капли падают – чпок. И эхо… Где же… он?

«Ближе к дальней стене».

Угу. Только стены не видно. Темно хоть глаз выколи.

Чпок. Капля падает. Ха-ха-ха – расходится эхо. Чпок. Шух-шух-шух – это он переминается с ноги на ногу.

Вытирая пот рукавом, он вдруг похолодел до того, что чуть не обмочился, – сигила! Где она? Он ведь полз вниз, потом пер вперед, потом наверняка уснул здесь – и даже не удосужился ее проверить! Судорожно захлопав ладонями по груди, аль-Амин, чуть не плача от счастья, нащупал шнурок – шнурок натягивала тяжесть. Выудив в ладонь сигилу, он крепко сжал ее.

– Слава Всевышнему…

Глаза постепенно привыкали к здешнему получернильному сумраку. Чпок – ха-ха-ха… Чпок…

Потолок подземного зала терялся в глухой черной тьме. Туда лучше было не смотреть – потому как в голову сразу начинали лезть мысли о том, кто в этой непроглядной темноте мог… гнездиться. Зато пол оказался на удивление гладким, словно бы даже обтесанным.

У дальней стены действительно что-то размыто светлело.

Ну что ж… Идем вперед.

Шорох шагов растекался многократно повторенным шелестом.

Под ногами хрустнуло. Аль-Амина передернуло. А вдруг разбудит…

Тьфу ты, глупость какая… Он ведь за этим и пришел – будить. Но все равно, как-то боязно хрустеть и шуметь. Как в склепе, ей-ей…

Мухаммад пошел вперед, вытянув на всякий случай руки. Как слепой.

В общем, руками-то он и уперся – в это. Заорав – и тут же прикусив язык – эхо плеснуло, как из кувшина, – он тут же отдернул пальцы от чего-то мягкого и шершавого. И отпрыгнул прочь не хуже тушканчика.

Шшайтан, как страшно…

Напряженно щурясь и переплетя пальцы – казалось, они так меньше дрожат, – аль-Амин вытаращился в грязно-серый полумрак.

Чпок – ха-ха-ха…

Это действительно походило на надгробие.

Высокий – по пояс ему – плоский камень. А на нем, круглясь под длинным сереющим покровом, вытянулось тело.

Укрывавшая нерегиля с ног до головы ткань оказалась простой и толстой – прямо как саван. Плотные складки спускались до середины… саркофага?

Аль-Амин поднес руку к тому месту, где, похоже, была голова. Дотронулся до ткани. И тут же отдернул руку, охваченный странным… отвращением? А что там будет? Вдруг разложившийся труп?

С верхней губы стекла капелька пота. Он ее слизнул языком.

Так, надо решаться.

Нужно отвернуть покров с головы. На лбу у нерегиля отпечаток сигилы. В сумке фляга с водой и кусок полотна. Смачиваем полотно водой и стираем печать, а потом…

Ой, шайтан… Ой, шайтан! Где та сумка?!

– О Всевышний, да что ж такое…

«ое…ое…ое…ое…» – эхом разошлось под черными сводами.

Чпок – ха-ха-ха…

Закусив губу – чтоб не дрожала, – аль-Амин до боли сжал сцепленные пальцы. Думай, Мухаммад, думай…