Книга Дракон из Трокадеро - Клод Изнер

– Огюстену Вальми! – ни с того ни с сего закричали хором Рафаэлла де Гувениль, Хельга Беккер и Матильда де Флавиньоль.

Кэндзи бросил украшать прилавок, сжал губы, посмотрел на пораженное лицо Ихиро и бросился к нему.

– Не сходите с ума, это всего лишь совпадение, к этим убийствам вы не имеете никакого отношения.

– Подумать только! Вчера вечером я отправился на работу, а вечером вернулся сюда! У меня нет сил, в меня выпустят стрелу, и она вонзится мне между лопаток, я в этом уверен!

– Вы и так целыми днями носа не кажете из комнаты, которую предоставил в ваше распоряжение Виктор. Но ведь вечером вам в ней оставаться не обязательно!

Ихиро втянул голову в плечи. Если он потеряет работу, то навсегда лишится денег на квартиру, рис, чай и мелкие расходы. Он медленно поднял лицо и неподвижно уставился на Кэндзи.

– Я нашел решение на тот период, пока полиция не найдет виновного.

– Да? Что же это за решение?

– Мне нужно найти замену. Предпочтительно японца. Мы обрядим его в мою одежду.

Удивление Кэндзи тут же уступило место возмущению.

– Я отказываюсь! Категорически!

– У вас будет право посмотреть спектакль. Актриса Сада Якко очаровательна, ее пантомима приведет вас в совершеннейший восторг. Что же до Лои Фуллер, то ее покрова, окрашиваемые в разные цвета электрическими прожекторами, вызывают душевный подъем.

– И речи быть не может.

– Мори-сан, бесценный мой друг…

– Кэндзи! Могу я с вами поговорить? – спросил Виктор.

– Одну минуту.

Кэндзи схватил большой конверт со своим последним приобретением – ксилографией Тории Киёнага[43], живописавшей общественные бани изнутри, которую он намеревался подарить Джине, когда она проснется. Любопытство Ихиро его настораживало.

– Этот человек сведет меня с ума, – проворчал он.

– Если вы хотите от него избавиться, предоставьте все мне. Полагаю, вы слышали?

– Да-да, отель рядом с Трокадеро, стрелой убили человека. Бегите уж, но если Таша и Айрис узнают – вам несдобровать. «Учуяв кровь, кошка не может скрыть вожделения», – гласит поговорка.

– Которую вы только что сами и придумали. Мне лучше действовать в одиночку. Жозеф в курсе, я его предупредил.

Вид расстроенного зятя убедил Кэндзи окончательно.

Наконец, все стали уходить. Фредерик проводил взглядом женщину с двумя строптивыми собачонками на поводках, в кильватере за которой двигались две клиентки лавки, то и дело путавшиеся в оборках и воланах своих просторных цыганских одежд. Но вся загвоздка заключалась в том, что они окружили Виктора Легри плотным кольцом и, таким образом, превратили в недоступную жертву.

От первоначального плана Даглану пришлось отказаться. Он приблизился к книжной лавке и увидел двух японцев, с воодушевлением что-то обсуждавших под присмотром третьего субъекта с жесткой белокурой шевелюрой, облокотившегося на прилавок.

«Итак, два азиата, – констатировал Фредерик Даглан. – И какой из них мне нужен?»

Один из азиатов грозил пальцем другому, согнувшемуся в почтительном поклоне. Вдруг тот бросился к винтовой лестнице, собеседник побежал за ним. Облокотившийся на прилавок блондин безнадежно махнул рукой, пожал плечами и углубился в чтение ежедневной газеты.

До слуха Жозефа донесся тихий звон колокольчика и стал затихать. Нужно сказать Кэндзи. Жозеф машинально кивнул новому клиенту и сложил газету. Через две минуты, заинтригованный стоявшей в лавке тишиной, поднял голову. Человек рассматривал его с насмешливым видом.

– Я пришел по делу не к продавцу книг, а к детективу-литератору. Не признали меня, господин Пиньо?

– Э-э-э… Нет.

– Мы как-то обедали с вами в компании одной милой девушки, вашей невесты. Мадемуазель Айрис, если не ошибаюсь. Вы развивали передо мной интригу одного вашего романа, если мне не изменяет память, он назывался «Странное дело аквилегий[44]».

– Ах да! Я совершенно забыл. Когда же это было? Я женат уже не первый год, у меня двое детей, мальчик и девочка, и я…

– Примите мои поздравления. Это было в 1893 году. В те времена я был королем маскировки. Остаюсь им и сейчас.

Жозеф растерянно разглядывал незнакомца, усиленно копаясь в своих воспоминаниях. Эти привлекательные черты, вероятно, околдовывавшие женщин, эта ироничная улыбка… Да, это он! Если не считать пары седых прядей, он совершенно не изменился.

– Акции «Амбрекса»! Леопард!

– Я променял это рубище на шкуру хорька, растворился в толпе и теперь облегчаю карманы моих собратьев от отягощающей их мелочи. В конце концов, мелочь не так…

– Но ведь это опасно…

– В каждой профессии есть свой риск.

– Я имею в виду, что с учетом былых подвигов вам опасно топтать французскую землю.

– Ну, что до этого… – Он щелкнул пальцами. – Все уже быльем поросло, а полиции и без меня есть за кем гоняться. Вон, в темных закоулках Выставки свирепствует убийца, разящий всех из своего лука. Как бы там ни было, для них он представляет больше интереса, чем скромный карманник:

Из граммофона на верхнем этаже лилась, потрескивая, ария Моцарта:

In Italia seicento e quaranta,

In Allemagna duecento e trentuna,

Cento in Francia, in Turchia novantuna,

Ma in Ispagna son già mille e tre…*[45]

– Mille e tre1,[46]– повторил Фредерик Даглан. – В моей коллекции бумажников экспонатов больше, чем у Дона Жуана женщин. Так что тут мне жаловаться грех. Виктор Легри скоро вернется?

Жозеф почесал затылок.

– По правде говоря, у меня такое ощущение, что он ушел надолго.

– Ох уж этот Легри, как всегда – по горам, по долинам. Придется мне навестить его в семейном гнездышке. Окажите любезность, черкните его адрес.

Увидев, что Жозеф собирается фыркнуть и послать его куда подальше, Фредерик Даглан нахмурился.

– В чем дело? Что за нерешительность? Вы что, не верите мне?

– Дело в том, что… это конфиденциальная информация.

– Полно вам, разве я могу причинить зло человеку, который вытащил меня из самой что ни на есть скверной передряги? Сведения, которые я имею ему сообщить, обладают первостепенной важностью.