Книга Похождения Трусливой Львицы, или Искусство жить, которому можно научиться - Михаил Литвак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он: Ну что вы, доктор! Я человек скромный. Ой, а сейчас я, кажется, назвал вас сумасшедшим.
Я (с облегчением) : Ну вот, теперь у нас установилось полное взаимопонимание. Можно подвести итоги. У нас получился этакий слоеный пирог. В самой глубине подсознательного – нечто вроде идей величия – «Другие хуже». Такую дикую мысль в сознание не пускают. А раз я великий человек, то те, кто хуже меня, могут принести вред. Идеи величия прикрываются страхом. Но мысль «Я трус» тоже в сознание не пускают. Трусость на пути из бессознательного в сознание трансформируется в застенчивость, застенчивость – в скромность. А скромность уже положительное качество.
Он: Так что же делать?
Я: Убрать идеи величия, ибо этот гвоздь в подметке проткнет любую подкладку. Как только исчезают идеи переоценки значимости своей личности, все остальные слои пирога исчезают сами. Если я понимаю, что я такой же человек, как и все другие, то, следовательно, осознаю, что у меня будут неудачи. Свой неудачный доклад я проанализирую, приму меры, и в следующий раз выступление будет лучше. Застенчивость исчезнет. У меня нет необходимости декларировать, что я скромный.
Он: Так с вашей точки зрения застенчивость – это плохое качество?
Я: Конечно! В народе уже давно было замечено, что в тихом омуте черти водятся. Да и как я могу считать застенчивость положительным качеством, когда я считаю ее одной из масок страха?
Он: А скромность?
Я: Каждый понимает ее по-своему. С моей точки зрения скромность – это полное осознание человеком своих возможностей. Пушкин говорил, что он гений, и это было скромное заявление, так как соответствовало действительности. Ну а теперь попробуйте избавиться от идеи величия.
Он: А как возник этот слоеный пирог? Ведь воспитывали меня в скромности и держали в строгости.
Я: Скажите, пожалуйста, когда вы были маленьким, не было ли у вашей мамы чрезмерной тревоги по поводу вашего здоровья, не было ли у нее страха, что вас побьют, изнасилуют, не слишком ли ограничивала она ваши действия?
Он: Да, все это было!
Я: Если ребенка ставить в исключительные условия, то у него и появляется неосознаваемое чувство собственной исключительности. А к великой личности нужен особый подход.
На следующем приеме мой клиент отметил, что очередное выступление прошло неплохо. Чувство дискомфорта было, но прошло гораздо быстрее, чем раньше. В настоящее время он выступает довольно свободно и вместо дискомфорта испытывает удовольствие от выступлений.
Описанный выше диалог проводился в стиле когнитивного (познавательного) тренинга, который позволил выявить скрытый страх. А успешно бороться можно только тогда, когда ясно, с чем ты борешься.Солидарность
Весь класс ушел с урока. Родители упрекают своего ребенка: «Ты же знаешь, что этого делать нельзя!» – «Знаю!» – «Почему же ушел?» – «Из солидарности!»
Чего только не делается из солидарности! «Почему поступила в пединститут?» – «Все подружки туда поступали, ну и я вместе с ними». «Какая нужда была торопиться выходить замуж?» – «Все уже повыходили». Половая солидарность, сословная, национальная, возрастная… Одеваемся из солидарности, пьем из солидарности, любим и чувствуем из солидарности, убиваем тоже из солидарности.
За всем этим стоит страх отстать от стада. Ницше писал: «В стадах нет ничего хорошего, даже если они бегут вслед за тобой. Такая солидарность превращает сообщество в булыжную мостовую. Все одинаковы! А раз одинаковы, то все автоматы, то есть духовно мертвые». Сколько несчастий происходит от того, что человек живет не своей жизнью, а из солидарности! Уберите страх! И тогда вы не побоитесь высказать свое мнение, тогда есть возможность стать личностью, есть возможность стать счастливым. В стаде можно быть только удовлетворенным.Храбрость Ленский вызвал Онегина на дуэль:
Онегин с первого движенья,
К послу такого порученья
Оборотясь, без лишних слов
Сказал, что он всегда готов.
В душе же Евгений боится осуждения старого дуэлянта: «Он зол, он сплетник, он речист…» И вот страх скрылся под маской гордости.
Кстати, больше всего люди боятся нарушать устаревшие правила и догмы. Они их исполняют во вред своему здоровью, благополучию и счастью. Так и Трусливая Львица боялась нарушить догмы, привитые в детстве, но не боялась идти против своей природы. Отсюда и все ее страдания, и не только ее. И многих наших людей. Как хорошо можно жить, но ведь не получается. Одно меня утешает. У некоторых получается. А радует особенно меня то, что у некоторых получается после того, как они возвращаются к самим себе, используя те принципы, о которых я говорю, пишу и стараюсь помочь их освоить на семинарах.
А теперь проследим, как формировался этот страх и эти догмы.Бабушка (мамина мама) казалась мне тогда самым разумным человеком. У отца были ночные вахты, мама работала в вечерней школе, поэтому было решено отправить меня к бабушке в Ростовскую область, где она была директором в школе.
Окружающие люди решение родителей отправить меня жить к бабке осуждали, но для меня это было замечательно. Она мне очень помогала с учебой. Я чувствовала ее моральную поддержку (которая потом, увы, перешла в сверхконтроль). Учеба сразу стала легкой и понятной. Тогда я долго думала над этим феноменом. Почему школьная программа в условиях, когда я принадлежала полностью себе, мне представлялась очень сложной, а когда я за спиной почувствовала поддержку бабушки (при том, что спрос с меня был такой же, как и с остальных – бабка относилась к этому очень щепетильно), я тут же без особых усилий выбилась в отличницы? Причем я реально чувствовала, что действительно знаю весь материал гораздо лучше многих, и у меня в основном все списывали. Бабушка уделяла мне много внимания. Имея кучу собственных талантов – к живописи, музыке, вокалу, непринужденности в общении, она насильно прививала мне любовь к искусству, что ей, как ни странно, удалось. Ездила со мной по ростовским театрам, незабываемыми были поездки в Волгоград и особенно в Тбилиси.
Переехав жить к бабушке, я стала учиться хорошо и без напряжения. Учителя все были знакомые, я их не боялась и сверхцелей перед собой не ставила. Но когда появлялись новые предметы, которые сразу не усваивались, то я закатывала истерики, чувствуя, что за мной наблюдают и одноклассники, и бабуля. Так, помню, по химии я оплакивала закон Авогадро в течение недели. Потом, когда смысл дошел до меня и остальные задачи по химии стали решаться с легкостью, я подумала: «А, это я тоже могу», – и заниматься химией стала так же, как и остальными предметами, то есть чтобы не было троек.
Еще немного хочу сказать о двух лагерях, которые были в нашей семье. Один со стороны отца, а второй – мамы. Каждый из лагерей поддерживала «своя» бабушка. Мама – очень эмоциональный, очень неуверенный и зависимый от мнения окружающих человек. А ее мать, то есть моя бабка, стараясь выглядеть справедливой в глазах окружающих, постоянно критиковала свою дочь, чем часто унижала ее и провоцировала аналогичную критику со стороны всех остальных родственников. Но, по-видимому, в душе ей было обидно за свою дочь, чему служат подтверждением несколько случаев, которые я вспомнила. Я что-то услышала в одном «лагере» и с детской непосредственностью, как магнитофон, воспроизвела это в другом «лагере». Воинствующие участники истолковали это как начало военных действий друг против друга, а причиной и крайней во всем этом оказалась я. Мне было лет восемь. Я плохо помню побои, которые учинила мне бабка, но отлично – выражение ее лица, когда она своим четко поставленным директорским голосом спрашивала: «Ты поняла, за что это?» Я ничего не понимала, но утвердительно кивала. Она удовлетворенно подтвердила: «Это за предательство. Нельзя мать предавать». Я так и не поняла, в чем я была виновата. Но осталось чувство вины и понимания, что информацию из одного лагеря в другой передавать нельзя, так как они, оказывается, враждуют. (Вот вам и формирование неискренности. – М.Л.)
