Книга Тройная зачистка - Сергей Самаров

– Но и – опаснее. В общих чертах можете мне обрисовать ситуацию в чеченских диаспорах?

– Могу.

– Я хочу убедиться в правильности своих представлений. Все-таки учтите, что я человек в России посторонний и нахожусь под влиянием европейской пропаганды, которая не всегда говорит правду о событиях здесь. Там свои представления, естественным образом искаженные необходимостями политиков. Но на месте это видно лучше. Я слушаю.

Басаргин задумался, собираясь с мыслями.

* * *

– Я думаю, что у вас неправильное представление не только о политике, но и о самих диаспорах. Диаспоры, скажем, арабов в Америке или алжирцев во Франции отличаются от наших достаточно сильно. Наши же, например, чеченцы или дагестанцы, не перебрались куда-то за границу, а переехали в более подходящий по каким-то причинам район своей же страны, где этнически другое население и другие традиции. На том же Кавказе трудно не просто заработать, но и работу найти. И по всей России сейчас работают строители с Кавказа. Другая причина, вернее, другая категория, это те, кто занимается бизнесом и преступным бизнесом, причем одни с другими прочно повязаны. Например, ингуши прибрали к своим рукам золотодобычу в Якутии. И легальную, и нелегальную. Там очень сильная ингушская диаспора. Чеченцев разбросала по стране война. Своя диаспора в каждом российском городе.

При этом стоит обратить внимание, что поведение любого человека, проживающего вдали, так сказать, от родных берегов, занимающего различное материальное и социальное положение, по-прежнему определяется культурными, религиозными и моральными установками, которые заложили в него с детства. Это фактор этнического самосознания. Если говорить конкретно о чеченцах, то их поступки жестко регламентируются двумя началами, и нельзя при этом не заметить, зачастую противоречащими друг другу – адатом и шариатом.

– Стоп, – сказал Костромин. – Не забывайте, что я иностранец. Что такое шариат, я знаю хорошо – это законы мусульманского права. А что такое адат?

– Адат – это, скажем так, местечковые обычаи, способы жить и выживать в определенной среде. Адат, наверное, восходит еще к языческим временам, и его влияние, кстати сказать, зачастую оказывается сильнее шариатского. В частности, именно адат предписывает кровную месть, что, кстати, строжайше запрещено шариатом. Также адат требует гостеприимства по отношению к родственникам, независимо от степени родства, безусловного подчинения старшим и в особенности главе тейпа. Решения, вынесенные на совете старших представителей тейпа и утвержденные его главой, обязательны для соблюдения всеми членами тейпа, независимо от их общественного положения и статуса. Нарушителю грозит не только изгнание из тейпа, но и часто просто физическое уничтожение – в назидание остальным. Адат направлен прежде всего на выживание и преуспевание тейпа в целом, допуская и даже приветствуя ради этой цели жертвы отдельных его членов, вплоть до жертвы самого главы тейпа. Обычай этот въелся в кровь. Поэтому многие чеченцы не боятся смерти, так как знают, что их жизнь продолжится в потомках, и при этом потомками отнюдь не обязательно считаются родные дети, а вообще младшие члены тейпа. В Средние века чеченцы продавали своих детей в рабство на Ближний Восток, где из них воспитывали мамелюков. Это делалось, чтобы на вырученные деньги прокормить других детей. То есть, я еще раз подчеркну, жизнь отдельного члена тейпа не имеет в глазах чеченцев сколько-нибудь серьезной ценности.

– Это как раз и есть возможность воспитывать террористов-смертников, опираясь на адат?

– В какой-то степени, да. Но не в полной мере. Особенно в современных условиях. Потому что заставить человека пойти на смерть против его собственной воли достаточно сложно. Террорист-смертник должен совместить понятия адата с общечеченскими интересами. Но большинство жителей Чечни понимают, что общечеченские интересы не совпадают с интересами того же Басаева. Для подготовки смертников используются другие методы. Но я уже подошел к другому влиятельному фактору. Существенное влияние на чеченцев оказывает ислам. Но влияние ислама слабее, чем влияние адата, и я сейчас объясню почему. Чеченцы приняли ислам сравнительно поздно и, нельзя не заметить, не вполне по доброй воле – в начале четырнадцатого века под давлением вернувшихся в Чечню мамелюков. До этого чеченцы примерно пятьсот лет исповедовали христианство. Но языческие пережитки и обычаи, как я уже сказал, и при христианстве были незыблемыми...

Музыка в соседней комнате кончилась. Диск тоже не бесконечен, хотя и круглый. Скрипнула дверь.

– Извините, помешаю вам. Чаю еще хотите?

– С удовольствием, – согласился Костромин.

– А пока чайник греется, посмотрите вот это...

Она протянула руку за косяк и достала свой рисунок. Протянула комиссару.

Костромин смотрел долго. Показал и Александру. Рисунок уже стал чуть другим, чем днем, Александра его доработала, и даже лицо приобрело черты, опять не линией выведенные, а тенью, игрой тени.

– Это вы сейчас нарисовали? – удивился Костромин.

– Нет. Еще утром. Сейчас только чуть-чуть подправила, доделала.

– У меня еще никогда не было собственного портрета, – он откровенно выражал глазами восторг. – Вы мне подарите?

– Обязательно. Именно поэтому я и торопилась закончить. Иначе я мешала бы вашей беседе гораздо чаще, – засмеялась Александра, довольная, что ее работу так приняли.

– Но ведь утром вы меня видели только мельком. И пребывали, насколько я помню, не в самом лучшем состоянии духа.

– Я нечаянно лица запоминаю. Не каждого, но если в человеке есть искра божья, ее заметно.

– Знаете, с такими талантами вы будете просто незаменимым помощником Александру... – он посмотрел на нее долгим вопрошающим взглядом. В самом ли деле она готова стать мужу помощницей?

– Я постараюсь таковой стать, – ответила она и поспешила на кухню, где щелкнула выключателем чайника.

3

Набрав в рот воздуха, Али дунул себе на ладони, словно невидимую пыль сдул.

Была у него такая привычка. На удачу! Повторение отцовского движения. Отец так когда-то делал. И Али запомнил этот жест. И повторять его начал еще мальчиком. Повторяет, и став солидным взрослым человеком, когда отца уже давно нет в живых. Повторил и сейчас. И только после этого положил руки на руль и посмотрел на своих парней, устроившихся на заднем сиденье.

– Погнали? – спросил, усмехаясь, Муса.

Муса – самый хладнокровный человек, которого Али когда-нибудь видел, и самый презирающий опасность. Он вообще не умеет волноваться. Он и сейчас усмехается, как всегда. Когда не усмехается лицом, усмехается одними глазами. Он усмехался, когда его ФСБ арестовала. Усмехался на допросах. И не сказал ни слова лишнего. Отпустили и принесли извинения. На адвоката Али потратиться не пожадничал. Что следаки могли тогда доказать? Брат приезжал из Чечни. У Мусы останавливался. А как можно отказать брату в приюте? А откуда Муса знает, чем брат занимается? Муса не ходит по ментовкам и не рассматривает портреты тех, кто в розыске. Не знал. Даже если бы и знал – неужели побежал бы «стучать» на брата?