Книга Война солдата-зенитчика. От студенческой скамьи до Харьковского котла. 1941-1942 - Юрий Владимиров

На следующий день утром, прослушав по радио оперативную сводку и прочие вести с фронтов и о делах в тылу и вообще во всем мире, мы с Иваном только-только начали было в читальном зале заниматься подготовкой к своим предстоящим экзаменам, как снова нас разыскали наши старосты и комсорги и позвали на очередное мероприятие. На этот раз нас – только мужчин – вызвали на улицу, ко входу в Дом коммуны и распределили там на три группы по 20–25 человек. Я с Иваном и другими нашими друзьями попал в группу во главе с Левой Филимоновым, которая отправилась к проходной располагающегося против нашего общежития станкозавода им. Серго Орджоникидзе. Вторая группа ушла работать вокруг Дома коммуны, а третья – не помню куда. Погода была яркой, солнечной и жаркой.

На проходной завода нам выдали лопаты, кирки, ломы и другой инструмент для копки земли и после этого нас повели к Калужской заставе. Придя на нее, мы повернули на север – в сторону станции Канатчиково и пошли дальше, по краю углубленной части Окружной железной дороги рядом с восточной стеной кирпичной ограды завода. Затем нас остановили и отвели всем определенные участки, на которых предстояло выкопать несколько длинных окопов глубиной не менее 1,5 метра. По идее в этих окопах работники завода и другие люди должны были при воздушных тревогах находить себе убежище от осколков разрывающихся бомб и снарядов зенитных пушек, стреляющих по самолетам. Работой мы занимались бодро и весело, и она длилась почти весь световой день с перерывом на обед в столовой завода. Конечно, при этом многие из нас, не надевавшие на руки рабочих рукавиц, нажили на ладонях волдыри.

Аналогичную работу мы выполняли и в последующие дни, но уже в других местах. Были работы и других видов. Но в те сутки наиболее пригодными для меня и вообще для всех проживавших в Доме коммуны оказались окопы, вырытые вокруг него группой других студентов. Дело в том, что ночью с 24 на 25 июня вдруг, совсем неожиданно для многих и, в частности, для меня, крепко уснувшего после тяжелой физической работы, объявили по радио, гудками с предприятий и сиренами первую в Москве воздушную тревогу. Это произошло на третьи сутки после начала войны.

Ошарашенные и сильно удивившиеся происшедшему (так как это было для нас необычно ново и в то же время интересно), мы выскочили в темноте на улицу и быстро заполнили окопы. В то же время некоторые ребята и девушки, специально выделенные для работ по ликвидации возможных пожаров, выбежали сразу на крышу и верхние балконы Дома коммуны, чтобы в случае попадания на них зажигательных бомб немедленно погасить их. Я же с Иваном, как и все остальные люди, находившиеся в это время в окопе, только с большим любопытством наблюдал за происходившим вокруг. При этом многие шумно выражали свои эмоции.

Скоро на улице стало почти совсем светло. И произошло это не потому, что почти самая короткая в это время года июньская ночь уже повернула на утро. Основной же причиной оказалось то, что на небе возник огромный фейерверк. Его устроили, прежде всего, расположенные в разных местах города прожекторы, разыскивавшие на небе своими яркими и длинными лучами летящие на большой высоте самолеты. Кроме того, образовывали большие зарева выстрелами в небо зенитные пушки и пулеметы, и особенно при стрельбе трассирующими снарядами и пулями. И выстрелы, и разрывы снарядов, естественно, сопровождались громоподобным шумом, к которому добавлялись еще звуки падающих с неба на землю и крыши зданий осколков снарядов, а также пуль. Кстати, от этих, своих осколков и пуль тоже надо было прятаться, но мы об этом пока не были информированы и не догадывались сами. (Между прочим, по этой причине в первые дни войны многие люди, дежурившие во время воздушных налетов на крышах без использования специальных укрытий, погибли или получили ранения.)

Некоторые из нас, пристально наблюдавших за ясным и безоблачным небом, увидели в это время очень высоко на нем несколько самолетов, которые были едва различимы. Наконец, примерно через два часа после объявления тревоги рупоры радио возгласили: «Угроза воздушного нападения миновала. Отбой!» Сразу раздались соответствующие этому сигналу гудки и звуки сирены, и мы, обсуждая на ходу происшедшее событие, быстро отправились по своим кабинам и улеглись в них снова спать. В ту ночь все из нас были твердо уверены, что действительно налетели на Москву вражеские самолеты, и поэтому следующий день с раннего утра стремились узнать от разных людей сведения о том, какие же объекты города пострадали от бомб. Но никто ничего не мог нам сообщить. Лишь спустя несколько дней узнали, что тогда воздушная тревога была только учебной…

…26 июня мне предстояло сдавать трудный экзамен по металлургическим печам. Понятно, что обстановка, сложившаяся перед этим днем, не дала мне возможности хотя бы немного подготовиться к испытанию. Кроме того, в течение учебного семестра я ничего не делал для того, чтобы хорошо запомнить пройденный материал, занимаясь посторонними делами – в разных кружках и на курсах шоферов-любителей. После бессонной и тревожной ночи я все же в наступившие день и вечер внимательно полистал свои далеко не полные конспекты лекций и имевшиеся у Ивана куцые учебные пособия по сдаваемому предмету. Но просмотреть и понять все, конечно, мне не удалось.

Итак, утром следующего дня я только вдвоем с Димой Васильевым предстал перед экзаменатором – доцентом А. И. Ващенко в одной из малых аудиторий института на третьем этаже. Мы взяли у него по билету с вопросами и уселись за партами для подготовки. У меня из трех вопросов два оказались «непреодолимыми». Я подумал, что экзаменатор смилуется и, учтя сложившееся сейчас тяжелое положение для всего народа, и особенно нас – студентов, хотя бы на короткое время покинет аудиторию и этим даст мне возможность подсмотреть нужный мне материал в приготовленной мною ранее шпаргалке, засунутой в карман брюк. Но этого не случилось. Мало того, Александр Иванович упорно сидел за столом и не спускал с меня глаз.

Дима первым ответил на «отлично» на все вопросы и ушел радостный. А я же на его фоне оказался полным профаном: не сумел дать вывод не очень-то сложной формулы по механике газов в печном пространстве и ошибся в ответе на очень простой вопрос по конструкции методической печи. В итоге я провалился. Горю не было предела. Теперь только понял, как же ошибся, уверовав раньше, что можно учиться дальше и без больших усилий…

1 июля мне надо было сдать последний в данном семестре экзамен по не менее трудному и важному для любого инженера предмету – электротехнике, полным освоением курса которой я снова не мог отличиться. Взяв себя в руки, я начал готовиться к этому экзамену. Вскоре я мог уже считать себя достаточно хорошо к нему подготовленным. Однако и в этот раз случилась беда: назначенный на 1 июля экзамен отменили и перенесли на осень, причем это коснулось не только меня, но и всех моих коллег, записавшихся экзаменоваться в тот день.

Дело было в том, что руководство института через своих старост и комсоргов групп объявило всем приказ о срочной мобилизации коллектива на так называемый трудовой фронт. Аналогичная мобилизация проводилась и в других учебных заведениях, предприятиях и организациях Москвы.

В соответствии с этим приказом команда физически здоровых (главным образом комсомольцев) всех курсов, кроме пятого – выпускного, должна была отправиться в Смоленскую область для строительства оборонительных сооружений. А все студентки и остающиеся в институте студенты будут выполнять оборонительные и иные работы непосредственно в столице или в ее пригородах. Список студентов, отправляющихся на трудовой фронт, уже составлен. В этом списке оказался и я.