Книга Клэй из Виргинии - Мередит Рич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Прости. Я вернулась пару часов назад и пыталась найти что-нибудь съестное…
– Увы, в холодильнике уже почти ничего не осталось: я редко бываю дома по вечерам и поэтому не делаю запасов. Кстати, откуда ты взялась? Я не ждала тебя до конца недели…
Они вошли в маленькую гостиную.
– Классическая история, – сказала Клэй, устраиваясь на резной кушетке, стоявшей здесь еще с тех пор, когда Гарнет была замужем. – Женщина встречает мужчину, прибирает его к рукам, потом устраивает скандал и теряет его.
– Так тебя угораздило нарваться на мужчину, которому не нравятся скандалы? – Темнокожая изящная Гарнет словно излучала красоту и здоровье. Ее волосы были коротко подстрижены, а в ушах висели золотые серьги в виде колец. Зубы Гарнет казались неестественно белыми на темном лице и теперь, когда она улыбнулась, ярко сверкнули. – Ладно, поделись с мамочкой, что ты там такое натворила?
– Так, ничего особенного. Просто я вела себя как набитая дура.
– О Боже. Такого не может быть. – Гарнет закурила сигарету. – И кто же он, этот парень? В открытках ты ничего о нем не писала.
– Джош Льюис… – Клэй бросила на подругу быстрый взгляд. – Ты сделала короткую стрижку, а я и не заметила.
– Точно. Пару недель назад. Тебе нравится?
– Недурно. Гладкая круглая голова.
– Вообще-то я хотела подстричься под панка. – Гарнет рассмеялась. – Ладно, давай-ка нальем по рюмочке и сядем на террасе. Так это тот самый Джош Люис, режиссер?
Клэй кивнула.
– Когда он выиграл каннский приз, «Таймс» напечатала о нем статью, и «Пипл» тоже. Кажется, в «Инкуайере» писали что-то о его связи с Фаррой Фосетт… Или это была Брук Шилдз? Во всяком случае, мужчина он завидный. – Гарнет откупорила бутылку легкого вина. – Ну, теперь рассказывай по порядку.
Пока Клэй подробно излагала события последних дней начиная со случайного знакомства с Джошем в аэропорту и кончая ссорой в гостинице, бутылка почти опустела.
– Откровенно говоря, при виде мачехи и Одри я просто потеряла рассудок. Если бы я вовремя успокоилась, все было бы хорошо. Ну, подождала бы Джоша в Лондоне, извинилась… Полагаю, он теперь очень сердит на меня. Подумать только, в двадцать восемь лет делать такие глупости.
Гарнет всплеснула руками:
– Поверь, ни один мужчина не стоит того, чтобы из-за него так переживать…
– Ты просто не можешь понять. Теперь Джош ни за что не захочет продолжать встречаться со мной.
– Извини, Клэй. Пока я слушала тебя, было очень весело, и я совсем забыла, что твой дружок Оуэн Томас звонил каждые две секунды, чтобы узнать, нет ли от тебя новостей, он все время опасался, не случилось ли чего-нибудь с тобой, и, кажется, был недалек от истины…
Клэй налила себе еще вина.
– Бедный Оуэн.
– Кажется, он до сих пор без ума от тебя.
– Знаю. Он славный парень, но беседы с ним неизменно заканчиваются одним и тем же: выходи за меня замуж, бросай работу и сиди дома с детьми. – Клэй покачала головой. – Все это совсем не в моем вкусе…
– Ой ли?
– По крайней мере не с Оуэном. К тому же я не намерена бросать работу. – Клэй положила ноги на деревянную кадку с полосатыми петуниями. – Ладно, хватит обо мне. С кем ты коротаешь ночи?
– Он англичанин, профессор Колумбийского университета – мы познакомились, когда я начинала преподавать там на вечерних курсах журналистики.
– Белый или черный?
– Белый… ты же меня знаешь. Он разведен, у него двое детей, которые живут с его бывшей супругой. Стройный, замечательно сложен… – Гарнет зажмурилась. – Такой аппетитный… так и хочется отхватить от него кусочек.
– Твои слова напомнили мне кое о чем, – засмеялась Клэй. – Я ужасно проголодалась. Может быть, закажем что-нибудь на дом?
Крохотное кафе неподалеку от конторы Оуэна Томаса было полно посетителей. Оуэн, одетый в нарядный костюм, говорил так тихо, что Клэй из-за шума едва слышала его голос. Золотисто-каштановые волосы Оуэна придавали ему сходство с купидоном. Ему было тридцать три, однако переносица его тонкого аристократического носа все еще была щедро обсыпана веснушками.
– Я беспокоился о тебе. Почему-то у меня было ощущение, будто ты попала в беду.
– Все как всегда – акулы, муссонные дожди и тому подобные неприятности. – Клэй улыбнулась. – Кстати, потом я бы хотела заняться той красавицей, ядовитой рыбой, что водится в Красном море.
Оуэн Томас улыбнулся и покачал головой:
– Это уже сделали Дэвид и Энни Дюбиле – материал в последнем номере «Нэшнл джиогрэфик».
Клэй вздохнула:
– Вечно они перехватывают у меня лакомые куски. Ну а как насчет морских выдр?
– Хорошая идея. Я поговорю об этом с Эдом. – Оуэн сунул руку под стол и погладил бедро Клэй. Она инстинктивно дернулась, но под столиком было слишком тесно. – Пока тебя не было, я много думал о нас с тобой.
– Оуэн, я же сказала тебе…
– Подожди, сперва выслушай. – Оуэн нахмурил брови, и его карие глаза посерьезнели. – Я помню, о чем мы говорили, но когда я увидел тебя сейчас, то понял, что другой такой женщины у меня не будет. Я знаю, ты еще не готова; но, милая, если бы ты хотя бы попыталась… Я даже соглашусь на то, чтобы ты продолжала работать еще год или около того, если это так необходимо…
Клэй безнадежно уставилась в свою тарелку, на которой лежала нетронутая запеченная форель.
– Оуэн, – наконец заговорила она, – ты нравишься мне и знаешь об этом…
– Черт возьми, – пробормотал Оуэн и опрокинул в горло остаток мартини. – Нельзя ли без предисловий?
– Ладно, – сказала Клэй. – Так вот, мы встречаемся уже около двух лет…
– И двадцать три месяца из них я пытаюсь тебя уломать.
Клэй кивнула:
– И каждый раз я отвечаю одно и то же.
– Не совсем. Полгода назад ты обещала подумать, попросила дать тебе еще немного времени. Я согласился.
– Что ж, это правда. Тогда я думала, что смогу… думала, что почти готова завести семью…
– А теперь… теперь не готова? – Оуэн отодвинул тарелку с китайским салатом и аккуратно сложил руки на столе.
Клэй улыбнулась:
– Боюсь, момент упущен.
– Ясно. У тебя появился кто-то другой.
– Нет…
– Значит, мы находимся в том же положении, что и раньше. – Оуэн подозвал официанта, чтобы расплатиться. – Давай отправимся к тебе домой и поговорим там.
– Думаешь, если мы займемся любовью, что-то изменится?
– До сих пор тебе не приходилось жаловаться.