Книга Счастье жить - Стелла Чиркова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кому?
— Вы с Димой не подходите друг другу. Вы старше, у вас своя жизнь, а он должен заниматься, чтобы поступить в консерваторию в этом году. Ему не до любви, не до глупостей, понимаете?
— Не совсем.
— Диме еще рано заводить семью, рано заводить какие-либо отношения. Ему нет восемнадцати, он должен десять часов в день посвящать музыке, у него концерты, экзамены, гастроли. Если даже вы решите его ждать, через пять-семь лет, когда он более-менее встанет на ноги, вам будет уже за тридцать, вы потеряете лучшие годы. Поэтому вам надо расстаться с Димой, пока дело не зашло слишком далеко.
— Простите, но я не знаю никакого Димы. И ни с кем не встречаюсь.
— Ка-а-а-а-а-ак? — Анастасия даже придвинулась к Иветте поближе.
— Вот так. Наверное, вы меня с кем-то перепутали. Пусть ваш Дима спокойно готовится к своим экзаменам, я ему точно не помеха, поскольку мы даже не знакомы.
— Но он сказал мне, что влюблен в вас.
— Это его проблемы, — ответила Иветта с дежурной улыбкой, — я в него не влюблена и в любви семнадцатилетних мальчишек абсолютно не нуждаюсь.
Выходя из кафе, Анастасия с одной стороны радовалась, что отношения сына с неподходящей девицей не зашли далеко, а с другой стороны, ей было обидно, как эта самая московская Иветта пренебрежительно отозвалась о Диме. Не нуждается в его любви — надо же так выразиться! Да через несколько лет о любви Димочки будут мечтать все женщины мира!
Визит нервной дамочки вывел Иветту из равновесия, и Мария отпустила девушку домой. Администратор не соврала, что Иветта — лучший работник в кафе, Иветта действительно крутилась быстрее остальных официанток, улыбалась натуральнее, ее чаевые порой вдвое превышали чаевые всей остальной смены, на нее никогда не жаловались клиенты, а еще она охотно задерживалась, подменяла напарниц или помогала на кухне. Мария, как хороший кадровик, постоянно платила Иветте премии, хвалила, ставила в пример и очень боялась, что девушка уйдет работать к конкурентам — например, в «Риту». «Рита» во всех отношениях была лучше — зарплата выше, посетители богаче и приличнее, интерьер красивей, музыка приятней — странно, что Иветта сохраняла верность первоначальному выбору — теперь она уже имела опыт и могла бы устроиться в более престижное место.
А Иветта просто привыкла к коллективу. Ей нравились простые, веселые напарницы, нравился бармен с его кладезем анекдотов, нравилась Мария, нравился даже владелец заведения, посещающий его нечасто и ненадолго (этим он нравился всему персоналу). Что до престижа — девушка все равно наказывала себя черной работой — зачем ей престиж? Машка мечтала работать в «Рите», чтобы встретить принца — желательно из-за границы, а Иветте было все равно, кого обслуживать, лишь бы за задницу не хватали, а хватать ее за задницу она быстро отучила даже местных блатных товарищей. Пытались поначалу, но Иветта вышла из образа робкой провинциальной официанточки и тоном московской бизнес-леди объяснила ребятам, что и не таких видала. По лицу девушки подвыпившие мужчины поняли, что она говорит правду и действительно видела многое, извинились, оставили чаевые, превышающие сумму счета, — и с тех пор всегда садились за столик именно к Иветте и вели себя очень вежливо — девушка была с ними приветлива и мила.
— В тебе есть изюминка, — говорила Мария Викторовна.
— Это как?
— Это еще выражение моей мамы — женщина с изюминкой. Означает, что в женщину легко влюбиться, трудно забыть и хочется сделать ей приятное. Такой женщине очень легко нравиться людям, легко добиться желаемого.
— Думаете, я такая?
— Я вижу, что ты такая. И твоя работа это доказывает — ты нравишься клиентам. Остальные вроде бы тоже и улыбаются, и говорят вежливые слова, но именно ты запоминаешься. Конечно, ты любишь свою работу — это тоже важно. Это сразу видно, когда человек любит свою работу — работа начинает отвечать ему взаимностью. Как-то раз к нам в школу пришли две молоденькие девочки — работать. Обе — в начальные классы. Только что закончили педагогический, у обеих куча планов. Естественно, розовые очки, надежды, что они перевернут всю систему образования, сделают детей поголовно гениями, посеют разумное, доброе и вечное во всех душах — короче, нормальные и очень милые девочки. Я пришла работать в школу точно такой же. Все такими приходят.
— И что потом? — спросила Иветта.
Она обожала, когда вечером удавалось посидеть и почаевничать с Марией Викторовной, поболтать о жизни и послушать ее рассказы. Мария Викторовна была удивительная старая дама — совершенно не ворчливая, лишенная злобы и зависти, она помнила только добро и считала, что ей выпала прекрасная судьба. При таких испытаниях, при таких нелегких обстоятельствах подобный оптимизм казался Иветте вдвойне удивительным. Про себя она уже давно называла Марию Викторовну бабушкой и искренне не согласилась бы с ней расстаться.
— А вот потом наши Леночка и Олечка хлебнули жизни, так сказать. Обнаружили, что вместо творчества им нужно писать гору методичек и отчетов непонятно о чем. Коллеги не горели желанием круглосуточно торчать в школе, помогать в организации театра, кружков, еще чего-то, а спешили домой, к своим детям. Директор был завален отчетностью и призывал вместо экспериментов сначала освоить программу. Комиссиям тоже было наплевать на творчество, им главное, чтобы соблюдался порядок. Родители не рвались вечерами и ночами заниматься с детьми дополнительно и помогать учительнице организовывать занятия по новой методике. И хуже всего, дети оказались не маленькими ангелами, жаждущими знаний и благодарными за посев того самого вечного, а скорее бесенятами, использующими школьные часы для проказ, общения, ссор, но только не для впитывания учительских слов. В общем, Олечка за несколько лет научилась, как и мы все, балансировать на грани между соблюдением положенного и внесением нового, нежеланием детей учиться и своим желанием их научить, отсутствием бюджета и возможностями изыскать дополнительные средства — и стала отличным педагогом. У нее сменилось четыре класса, она перешла к старшим деткам и как-то сумела найти с ними общий язык. Ее любили. А вот Леночка разлюбила свою работу. Она точно так же писала отчеты, точно так же прикрикивала на расшалившихся учеников, точно так же проводила родительские собрания, выбивала деньги из директора, но… но не было у нее в глазах огня. И первыми это почувствовали дети, прозвали Леночку «мымра». На самом деле Леночка была симпатичная, но дети очень жестокие. Они чувствовали, что Леночка не любит их учить, не любит свою работу, — и платили ей взаимностью. А поскольку дети не умеют разграничивать «не люблю у нее учиться» и «не люблю ее», они рисовали карикатуры, передразнивали Леночку, сбегали с ее уроков, лили на ее стул чернила и прочим образом пакостили — они ведь всего лишь дети. Так это я о чем? — вдруг спросила Мария Викторовна.
— О том, что надо любить свою работу.
— Вот. Это и есть иллюстрация. Двое с одинаковым образованием, одинаковыми намерениями, одинаковыми ресурсами делали одинаковую работу. Но одна любила свое дело, а другая нет. И разница получилась колоссальная. То же самое и у тебя в кафе. Твои напарницы воспринимают работу как кошмар. Им унизительно бегать с подносом, им неприятны ваши небогатые и шумные клиенты, зарплата кажется маленькой. Окружающие это сразу чувствуют. Равно как чувствуют, что тебе интересно этим заниматься.