Книга Лучше не бывает - Лейни Дайан Рич

– Хм… – Священник помолчал. – Ничего подобного.

– То есть как это? – Я настолько удивилась, что перестала плакать.

– Это не он. Вы сами всех от себя прогнали.

– Мы с вами знакомы? – Я придвинулась ближе к решетке.

– Нет.

Не то чтобы он говорил с возмущением, с эдаким благородным негодованием человека, который знает, как нужно прожить жизнь, и сурово порицает проступки других. Но и терпимостью он явно не страдал. Не с моим везением было попасть к терпимому пастырю.

– Тогда откуда вы знаете?

– Я думаю, как раз по этой причине вы и выбрали своего «плохого человека». Вы подсознательно стремились избавиться от родных и друзей, и этот брак оказался наилучшим средством для достижения цели. Вам не удастся ничего изменить в своей жизни до тех пор, пока вы не посмотрите в глаза правде. Пока же вы только пытаетесь свалить на других вину за собственные ошибки.

– Что?! – Я пришла в такую ярость, что забыла о слезах. – Значит, вы утверждаете, что подсознательно я хотела остаться одна как перст? Чтобы мне не с кем было поговорить, кроме умника в рясе?!

– Совершенно верно, – сказал он со смешком.

Я до скрипа сжала зубы, чтобы не разразиться ругательствами в храме Божьем. Теперь-то мне было ясно, почему кающиеся не рвались в эту исповедальню.

– Спасибо за бесплатный сеанс психоанализа! – процедила я.

– Вы рассердились?

– Мягко выражаясь!

– Вот и хорошо. Это первый шаг к переменам. «Первый шаг к переменам!» – гримасничая, передразнила я. Но беззвучно. Чтоб их всех, умников в рясе!

– Хотите знать, что меня беспокоит? – вдруг спросил священник.

Это был неожиданный поворот.

– Валяйте, выкладывайте.

– Вот я сижу здесь, за этой решеткой, изо дня в день, и выслушиваю исповеди. По большей части речь идет о таких мелочах, что становится смешно. «Отец мой, я скрываю сбой истинный вес». «Отец мой, меня посещают нечистые мысли». «Отец мой, я желаю своей бывшей половине всего самого худшего».

– Как, это тоже грех? – взвилась я. – В смысле, и за такое не допускают в царствие небесное? Да я только этим и занимаюсь!

– Существует негласный список мелких грехов, в которых незазорно и покаяться, – продолжал священник, не слушая меня, – и мне их день за днем перечисляют. Я в ответ отвечаю всем одно и то же: «Прочти столько-то раз «Отче наш», иди и больше не греши». Снова и снова, изо дня в день! Вы можете себе это представить?

Он умолк, и некоторое время мы молчали.

– Да, но… так ведь и должно быть, – сказала я наконец. – Именно так это и работает, разве нет?

– В определенном смысле, – вздохнул он. – Беда в том, что люди почти никогда не признаются в подлинных грехах, в том, что ломает жизнь им самим и их близким. А знаете почему? Потому что не ведают, что творят. Валят все на судьбу или на других.

Я так глубоко задумалась, что молчание затянулось.

– Вот почему вы сказали, что это не Джордж разогнал всех моих близких…

– Правильно.

– И вы настаиваете на том, что я оказалась одна как перст, потому что сама предпочла полное одиночество?

– Верно.

Слезы полились снова. Они капали мне на руки, а я следила за этим и не знала, что еще сказать. Однако нельзя же было молчать до бесконечности, и я жалобно прошептала:

– Почему я не выбрала в жизни лучшую дорогу?

– Не всегда лучшая дорога ведет к лучшему.

– Допустим. – Я сделала над собой усилие, чтобы опять не разрыдаться. – Так как мне теперь быть, отец мой? Сколько раз прочесть «Отче наш»?

– А вы знаете «Отче наш»?

– Нет.

Из-за решетки послышался тихий смех.

– Тогда просто идите и сделайте хоть что-нибудь стоящее.

– Что вы сказали?!

– Что-нибудь, что, на ваш взгляд, стоит потраченных усилий.

– Ах так! – Я тоже засмеялась – сквозь слезы. – Надо было мне сразу сообразить, что это Месячник стоящих дел.

– Что вы имеете в виду? Впрочем, не важно. Главное, что идея-то сама по себе неплохая, верно?

– В общем, да, – неохотно признала я, вытирая слезы. – Но что, если я не найду ничего стоящего?

– Тогда оно само вас найдет.

Я кивнула, хотя не имела ни малейшего представления, о чем речь. Надо признать, ответ был абсолютно в духе служителя Божьего, я же предпочла бы четкое, по шагам, руководство к действию, на манер инструкции по эксплуатации. К примеру, как для шампуня. «Вылить немного на ладонь, взбить на волосах пену, сполоснуть. И так два раза». Просто, доступно, не надо ломать голову.

Простившись со священником и отдернув занавеску в знак того, что исповедальня свободна, я ступила в проход между скамьями. На передней молилась женщина средних лет. Заметив меня, она тут же поднялась. Проходя мимо, я сунула ей в руку последнюю упаковку бумажных платков.

– Это на случай, если у вас нет своих, – сказала я со вздохом. – Платки вам там понадобятся, будьте уверены.

– «Хейстингс дейли репортер», отдел объявлений, у телефона Дженнифер. У вас есть уникальная возможность: первая неделя – четыре строчки всего за четыре доллара! Вас это интересует?

– Ох, ради Бога, Дженнифер! Я сыта этим по горло. Я говорила в трубку, зажатую между ухом и плечом, и одновременно пыталась стянуть майку (такие блестящие идеи приходят мне в голову сплошь и рядом). Понятное дело, трубка полетела на пол и оттуда начала что-то вещать мне с масленым южным акцентом.

– Что?

– Я спрашиваю: кто звонит?

– Ванда. Ванда Лейн. Помните меня? Я обращалась к вам насчет объявления «Делай хоть что-нибудь стоящее».

– Ах да, припоминаю.

Наступила такая полная тишина, словно нас разъединили, но это, конечно, было не так. Я взяла с постели газету и многозначительно зашуршала ею, как бы разворачивая. Видеть меня Дженнифер не могла, но я очень надеялась, что это шуршание отзовется страхом перед Божьей карой в ее пустенькой душе.

– Рада, что припоминаете, – сказала я, когда стало ясно, что первой она молчания не нарушит. – И как же понимать всю эту чертовщину?

– Что вы имеете в виду? – Это был настолько ошибочный подход, что даже она это поняла и попробовала исправить дело. – Объявление я поместила, как мы и договаривались, на двух строчках.

– Вы обещали сделать его меньше зрительно! С помощью более мелкого шрифта! – Я помахала газетой с жирным красным кружком посредине колонки.

– Ну… оказалось, что меньше уже некуда, и я его сократила.

– Ах сократили!

Я скомкала газету и затопала ногами, хоть и сознавала, что в глазах Дженнифер это тянет на месяц в психушке строгого режима. Но как иначе я могла себя вести в свете происходившего?