Книга Чужой, посторонний, родной... - Татьяна Туринская

Но он все-таки вернулся. Что так? Не понравилось у любовницы? Не так интересно оказалось жить под одной крышей, как забегать на пару-тройку часов каждый вечер? Небось, та стала предъявлять требования, вот он и…

Вернулся. Но не к ней — куда как ясно выразился: "Это мой дом, и мне тут жить!" Да уж конечно, кто же спорит? Можно подумать, Ира надеялась, что он по доброте душевной оставит им с дочерью дом. Прекрасно понимала — такими подарками не швыряются, пусть даже не квартира, пусть даже на окраине города. Пусть без водопровода и телефона, с печным отоплением. Зато крыша над головой.

Похоже, и ее скоро не останется. Сначала разлучница увела мужа, теперь… Что теперь? Вернула его обратно? Как бы не так: пришел весь нахохлившийся, набычившийся, заранее настроившийся на ссору. Не к ней вернулся, домой. Кто знает, может, даже не по собственной воле? Любовница поручила ответственную миссию: выгнать с занимаемой жилплощади законную жену и малолетнюю дочь. Вот он и вернулся, а как приступить к делу — не знает.

Вернее, еще вчера не знал, а что сегодня? Может, придут они с Аришкой домой, а в дверь уже другие замки врезаны, и на крылечке сиротливо стоят котомки с их нехитрыми пожитками. Зачем все усложнять объяснениями, когда можно просто выставить надоевшую супругу вон.

К дому Ира подходила настороженно, не зная, какого подвоха ожидать от некогда любимого мужа. Еще неделю назад, когда он ушел, была уверена, что и до сих пор любит. А теперь, после вчерашнего явления заблудшего мужа, поняла: полноте, о какой любви может идти речь? Разве этот нахохлившийся индюк — ее Витя? Разве его она любила когда-то? Разве он приносил ей свежую выпечку и мороженое? Нет, этого, чужого и холодного, она любить не могла. Такой он ей даром не был нужен. Нашел любовницу? Вот и хорошо, пусть так и будет. Только бы не выгнал их с дочкой на улицу. По крайней мере, позволил бы остаться до весны, до тепла…

Рядом шла, по обыкновению подпрыгивая от избытка эмоций.

— Мам, а у меня день р-ррождения скоро?

Она только недавно научилась выговаривать звук "р", и произносила его раскатисто, громогласно, наслаждаясь собственным умением: она теперь взрослая, она справилась с такой трудной буквой!

— Скоро.

— А Алешка сказал, что у него чер-ррез год опять день р-ррождения будет. Вр-рун!

— Почему врун?

— У него уже было день р-ррождения!

— Не было, а был, — поправила ее мама. — А через год опять будет. У тебя ведь тоже в прошлом году был.

Они уже подошли к крыльцу, и у Ирины сжалось сердце: там не было ни тюков, ни чемоданов. И на двери не наблюдалось свежих царапин. Можно ли это считать хорошим предзнаменованием? Значило ли это, что их хотя бы сегодня не выгонят из дому?

— Да???

В ее голосочке было такое искреннее удивление, что Ира едва не рассмеялась. Только ей сейчас было совсем не до смеха.

— Да, ты просто не помнишь.

— Так ведь день р-ррождения бывает только р-рраз в жизни!

А может, он еще с работы не вернулся, потому и вещи не успел выставить? Дрожащей рукой Ира взялась за дверную скобу:

— Почему? Это рождается человек один раз, когда появляется на свет. А потом каждый год в этот день празднует день рождения.

— Мам, а как человек р-рожается?

Не рановато ли она созрела для таких вопросов?

Дверь подалась без усилий, привычно поприветствовав хозяйку натужным скрипом. Значит, он дома, но решил пока их не выгонять? Или просто не успел собрать вещи? Или лень было, решил, пусть она сама их собирает?

В доме вкусно пахло мясом. У Иры от голода свело желудок: сто лет не позволяла себе такой роскоши. Оставалось надеяться, что у него хватит совести оставить Аришке хотя бы маленький кусочек.

Едва сбросив теплые ботинки и забыв про важные вопросы деторождения, девочка бросилась к отцу:

— Папа!

Тот смотрел на нее как-то растерянно, и Ира решила про себя: ну точно, собирался их выгнать, а теперь, после радостного Аришкиного визга, не может набраться наглости. Ну что ж, спасибо разумной дочери: глядишь, так и перезимуют, если каждый вечер дочь будет бросаться к отцу. Если, конечно, тот опять не сбежит к своей любовнице.

Аришка повисла на Викторе, счастливо болтая ножками в воздухе.

— Пап, а мы игр-рраться будем?

Он почти не раздумывал, однако от Иры не укрылась ни маленькая пауза, ни некоторая неуверенность в голосе:

— Будем.

Девочка слезла с него и поскакала к старому ящику от посылки, в котором хранились ее детские сокровища. Вытащила оттуда две машинки и вернулась к отцу, протянув одну из них ему. Тот растерянно вертел ее в руках, как будто не сам покупал ее дочери:

— А почему не в куклы?

— Ну па-ааап! — укоризненно протянула девочка. — Ты же знаешь, я с куклами не игр-рраю — что я, маленькая, что ли?

Опустившись на четвереньки, повезла машину вокруг отца:

— Р-рррррр! Ыр-рррррррр! Др-ррррррр!

По ее примеру тот присел на корточки:

— Что ж ты рычишь-то, аки лев рыкающий?

Не останавливая движения машинки, Аришка привычно полюбопытствовала:

— А кто это: акилевр-рр ыкающий?

Меньше всего на свете в эту минуту Ире хотелось оказаться заодно с мужем. Однако именно так и получилось: не сговариваясь, они одновременно рассмеялись, и пропасть между ними как будто стала чуточку меньше.

— Это такой страшный зверь, который не рычит, а ыкает. Ык, ык — знаешь, как страшно?!

Девочка, наконец, остановилась и недоверчиво посмотрела на отца:

— Да нет, папа, такого звер-рря не бывает.

В голосочке ее при этом чувствовалась неуверенность.

— Как же не бывает? — возмутился тот. — Еще как бывает! Спроси у мамы: акилевр ыкающий, очень редкий зверь. И стра-ааашный — жуть!

Аришка посмотрела на маму. Едва сдерживая смех, Ира кивнула. Однако ребенок вовсе не был склонен верить во всякие небылицы.

— А вот и нет! — проявила она чудеса логики. — Ты же сам сказал: "Чего ты р-ррычишь", а теперь говор-рришь, что он не р-ррычит, а ыкает!

Виктор задумался лишь на мгновение и возразил полным уверенности тоном:

— Он начинает ыкать только тогда, когда уж очень зол и голоден. Это и есть сигнал для человека: спасайся, если успеешь. А пока добрый — еще как рычит. Он же зверь все-таки, все звери умеют рычать.

Девочка вновь повернулась к матери. Ирине было ужасно стыдно лгать ребенку, но шутка про акилевра показалась ей такой забавной, что она не удержалась, и подыграла мужу:

— Да, Аришка. Такой вот страшный зверь этот акилевр ыкающий. Кто услышит, как он ыкает, вряд ли уберется от него живым. Потому про него так мало знают.