Книга Лики звезд - Виталий Вавикин

– По-моему, здесь холодно, – говорит Кэрролл.

– По-моему, ты просто напряжена, – Молли прикасается к ней дрожащей рукой. – По-моему, мы обе напряжены.

Кэрролл кивает.

– Сейчас бы вина.

– Или сигарету, – Молли улыбается. Улыбается самой себе. Улыбается этому родному лицу. Сегодня она вернет его. Сегодня она заставит Кузу стать собой. – Ты должна расслабиться.

– Легко сказать.

– Ты должна понравиться Кауфману.

– Я попытаюсь.

– Не надо пытаться. Просто сделай это и все!

Молли ругает себя за несдержанность. Так она только все испортит! Так она ничего не добьется. Ей нужно успокоиться самой и заставить успокоиться Кэрролл.

– Возьми, – она протягивает ей пачку сигарет. Одну из тех, что каждый раз приносил купидон вместе с едой. Немного табака. Немного марихуаны. – Конечно, не вино, но тоже помогает расслабиться.

Молли смотрит, как Кэрролл прикуривает. Тонкие губы обхватывают фильтр. Легкие втягивают едкий дым.

– Что-то не так? – спрашивает Молли, видя растерянность на лице Кэрролл.

– Я не знаю, – она выдыхает дым. Смотрит на сигарету.

Куза должна знать, что это, и бояться, потому что так она не сможет притворяться, играть. Молли жестом предлагает затянуться еще раз.

– Не бойся, от этого никто не умирал.

– А ты будешь?

– Я?

Молли вспоминает, как «поплыла» в прошлый раз. Ничего схожего с вином. Мысли путаются. Звенят в голове далеким эхом. Разговаривать сложно. Думать сложно. Все кажется повторением уже повторившегося. Молли улыбается. Последние мысли нравятся ей, потому что сейчас прошлое намного лучше настоящего. Даже для Кузы.

Молли берет у Кэрролл зажигалку и тоже закуривает. Сердце бешено бьется в груди, но дрожь проходит.

– Помогает, правда? – спрашивает она.

– Угу, – Кэрролл откидывается на спинку дивана.

Короткая юбка поднимается вверх. Молли смотрит на ее колени, на которых она знает каждый шрам, каждую ссадину, оставшуюся с детства.

– Ты была непоседливым ребенком, ведь так?

– Не то слово! – Кэрролл улыбается, выпускает в потолок клубы дыма.

– А я не помню… – Молли заставляет себя не смотреть на колени Кэрролл. – Не помню, каким было мое тело в молодости.

Желание прикоснуться подчиняет мысли. Прикоснуться к своей жизни. К своему телу.

– Как думаешь, каким оно было? – Молли осторожно касается коленей Кэрролл. Шрамы. Такие знакомые. Такие родные.

– Кто?

– Тело, которое сейчас принадлежит мне, – Молли поднимается выше. Чувствует подушечками пальцев гладкую кожу. Наслаждается. Вспоминает.

– Я не знаю, – голос Кэрролл звучит где-то далеко.

Молли подвигается ближе. Пепел падает на кровать. Она улыбается.

– Нужно задерживать дым.

– Что?

– Когда затягиваешься, задерживай дым в легких, – Молли смотрит на нее, подавая пример.

Далекий мир заполняет сознание несуществующими звуками.

– Вот так. Да, – собственный голос эхом возвращается назад. Множится. Сливается с музыкой, которой нет. Тело расслаблено. Беспечно. – Умная девочка, – шепчет Молли. Затягивается. Выдыхает дым в открытый рот Кэрролл. – Держи его…

Кэрролл кивает. Голубые глаза наливаются кровью. Молли касается рукой ее талии. Поднимается выше.

– Думаешь, Кауфман оценит это?

– Не знаю, – Кэрролл шумно выдыхает. Заходится кашлем. – Считаешь, нужно было надеть бюстгальтер?

– Ты скажи.

– Думаю, это неважно, – Кэрролл смотрит на губы Молли мутным, ничего не выражающим взглядом. – Каково это, быть высшей?

– Высшей? – Молли пытается подобрать слова. – …Необычно.

– Необычно… – Кэрролл закрывает глаза. Облизывает губы. Ждет, призывно приоткрыв рот.

«Кто это? Куза? – пытается заставить работать свою голову Молли. – Куза или все еще Кэрролл? Все еще ее тело? Ее губы?»

– Я думала, тебе не нравятся женщины.

– Я не знаю. Мне уже, наверное, все равно.

– Лишь бы стать высшей?

– А это плохо?

– Нет. Наверное, нет, – Молли чувствует руку Кэрролл на своем бедре.

«Может быть, Куза тоже скучает по своему телу? Скучает по прошлой жизни?»

– Если только тебя не тревожит, что высшие не могут иметь детей.

– Думаю, я смогу пережить это, – Кэрролл снова затягивается. Держит дым, исследуя бедра Молли. – А мне нравится, – шепчет она.

– Нравится трогать меня?

– Нравятся сигареты, которые ты мне дала.

– У меня их много.

– Это хорошо, – она выдыхает. Открывает глаза. – Я все правильно делаю?

– Делаешь что?

– Моя рука.

– Ах, рука!

Молли смотрит на Кауфмана.

Он сидит в кресле напротив них. Безмолвный. Безликий.

– Давно ты здесь? – спрашивает она. Чувствует, как вздрагивает Кэрролл. Вскакивает, едва не столкнувшись с ней головами. Извиняется, но Кауфман не слышит ее.

– Какого черта ты сделала с моим купидоном? – спрашивает он Молли. Вернее, спрашивает Кузу с сознанием Молли.

– С купидоном? – она дергает Кэрролл за руку, заставляя сесть. – С каким купидоном?

– С мальчиком, которого я посылал к тебе с едой!

– Ах, с мальчиком! – Молли пытается сдержать смех, но не может. – Так ты поэтому зол? Поэтому заставил нас ждать?

– Не играй со мной!

– А то что? – Молли пытается вспомнить, как он выглядел в молодости. По крайней мере, то, каким его видела Куза, каким рисовала его.

– Скажи мне, что ты ему сказала?

– Ничего.

– Не ври!

– Я ничего ему не говорила, – Молли смотрит на Кэрролл. – Ведь так?

– Я… Я… Я не знаю, – Кэрролл испуганно смотрит то на нее, то на Кауфмана.

– Милая, правда? – спрашивает Молли Кауфмана.

– Что ты сделала с моим купидоном? – настырно и по слогам повторяет он.

– Ничего, – Молли улыбается, слушая эхо своего голоса. Нет, не своего. Голоса Кузы, которым она вынуждена говорить. – Почти ничего.

– Почти? – дряблое лицо Кауфмана вздрагивает. – Что значит «почти»?

– Я дала ему себя потрогать.

– Ты что?!

– Подняла юбку и показала, от чего он отказывается, – Молли заставляет себя не смеяться. – Он даже заплакал. Бедный. Правда, не сразу. Только после того, как я велела ему передать тебе, чем он занимался со мной в спальне, – Молли от души веселится, наблюдая, как злится Кауфман.