Книга Красная роза печали - Наталья Александрова

— Но ведь дежурный мог впустить убийцу в офис еще ночью… — начал было один из штатских, приехавших с милицией.

Эдуард Иваныч на это замечание только пренебрежительно хмыкнул, а Витя со вздохом ответил, что такое дело полностью исключается, потому что ночью войти в офис могла только сама Мадам, ибо только у нее ключи от парадного и от черного хода. Дежурного она сама лично запирала там на ночь, выйти он не мог и впустить кого-либо тоже — дверь изнутри нельзя открыть.

— А если пожар? — вякнул молодой неопытный милиционер.

Витя промолчал, а Эдуард Иваныч буркнул что-то невразумительное.

Вообще, по наблюдению Вити, со смертью Мадам дисциплина в фирме начала падать, подобно мартовской снежной лавине.

Дежурного оставили в покое, а Вите пришлось рассказать милиции о вчерашнем визите «крыши» и о разговоре в «парилке». Милиционер очень этим заинтересовался, хотя Витя и сообщил ему, что Мадам всегда со всеми так разговаривала и что Денис вышел от нее довольный.

Людочка пришла в себя и сварила кофе. Видимо, привычная процедура как-то ее успокоила. Милиция от кофе отказалась — при исполнении не пьем, — но Вите и Людочке выпить разрешила, продолжая расспросы.

— А вообще были у нее враги?

— Ну, как сказать… Она всех людей на две категории делила: козлы и бараны. Козлы — это конкуренты, бараны — покупатели. Остальные для нее просто не существовали.

— А вы, ее сотрудники, к какой же категории относились?

— Думаю, где-то посередине. Что-то среднее между козлами и баранами.

— Так, выходит, у нее много врагов имелось. Многие могли ее смерти желать?

— Нет, что вы, это ведь нормальные деловые отношения. Если бы все своих конкурентов убивали — мы бы с вами в пустыне жили. Ну, разумеется, ее бывало тяжеловато выносить, особенно в больших дозах, но, в конце концов, за это не убивают…

Наконец, милиция уехала, отчаявшись, видимо, узнать что-то полезное о последних днях великой Мадам. Труп увезли раньше. Минут через десять после отъезда последнего представителя милиции заявился Денис, оставив Васю и Андрея караулить на улице. Витя понял, что «крыша» нервничала и дожидалась за углом, пока милиция уберется восвояси.

Денис по-хозяйски развалился за столом и уставился на Витю немигающим взглядом.

— Ну, чего, Витек, у вас тут стряслось?

Витя снова подробно рассказал о событиях.

— Ну, вы даете, в натуре! Кто ж мог ее замочить? С нами у нее вроде все тип-топ, тамбовские в этот район с прошлого года не суются… Выходит, гастролер, не иначе… Ну, мы с ним разберемся. Ты смотри, Витек, если что знаешь — чтобы не тихарить.

— В натуре, — невозмутимо ответил Витя.

Его не очень беспокоил визит Дениса. Гораздо больше его беспокоил другой визит. Пятнадцать минут назад Людочка испуганным шепотом сообщила, что к ним выехал Павел Аркадьевич. Сам звонил!

Кто такой Павел Аркадьевич, никто толком не знал, но это единственный человек, при котором Мадам становилась тише воды, ниже травы. Он неторопливо проходил в ее кабинет, они запирались изнутри, и час-два оттуда не доносилось ни звука. То есть оттуда и не могло ничего доноситься — дверь достаточно толстая, и голоса обычного человека не слышно. Но голос Мадам такие преграды преодолевал без труда. И только при Павле Аркадьевиче…

И вот через полчаса после ухода Дениса в дверях показался сухонький старичок в темно-бежевом кашемировом пальто. Шофер никогда не сопровождал его, оставался дожидаться на улице. Павел Аркадьевич неспешно проследовал к кабинету Мадам, вопросительно взглянул на Виктора. Тот, мгновенно покрывшись испариной, бросился открывать дверь. Павел Аркадьевич вошел в кабинет и оставался там минут двадцать, после чего позвал Витю. Небрежным жестом он указал Вите на стул для посетителей. По тому, как удобно он развалился в кресле Мадам, Витя понял, что и хозяйке приходилось при Павле Аркадьевиче сидеть на неудобном гостевом стуле.

Павел Аркадьевич не торопился. Он закурил тонкую темную сигарету, не предлагая собеседнику, придвинул к себе пепельницу и заговорил негромким скрипучим голосом, изучающе рассматривая Виктора:

— Жалко Марианну. С работой она справлялась. Характер, конечно… Но положиться на нее я всегда мог.

— Так, выходит, не она хозяйка?

— А я тебе разрешал говорить? Когда разрешу, тогда и будешь. Я не затем приехал, чтобы слушать, а затем, чтобы ты меня слушал. Сейчас у меня здесь другого человека нет, ты вместо Марианны станешь работать. Пока. Если прибыль снизишь — пойдешь на улицу. На этом все, — старик указал Виктору на дверь.

Минут через пять он покинул кабинет и, ни с кем не прощаясь, удалился. Виктор проводил его потрясенным взглядом. На расспросы перепуганной Людочки он ответил одной лишь фразой:

— Он назначил меня Мадам.

Павел Аркадьевич Куракин неоднозначно относился к своей аристократической фамилии. В юности, когда его принимали в комсомол и старший товарищ с холодными рентгеновскими глазами спросил, не имеет ли он отношения к князьям Куракиным, Павел Аркадьевич (тогда еще, конечно, Павка или Павлик), нещадно окая, горячо убеждал старшего товарища, что о таких князьях никогда и слыхом не слыхивал, а, должно быть, были его крестьянские предки у тех князей крепостными. Позже, когда широкая и совершенно народная улыбка Юрия Гагарина обошла все газеты и телеэкраны мира, Куракин мог, в случае чего, невзначай кивнуть — вот ведь Гагарин — тоже княжеская фамилия, а ничего, наш человек! Но постепенно иметь аристократическую фамилию сделалось как бы и неплохо — сначала романтично (поручик Голицын… корнет Оболенский), а потом и просто почетно и выгодно.

Теперь уже в разговоре с младшими товарищами, чьи холодные рентгеновские глаза и бритые затылки кое-кому внушали физиологический страх, Павел Аркадьевич (теперь уже навсегда и окончательно Павел Аркадьевич), нещадно грассируя, объяснял Толяну или Вовану, к какой из ветвей Гедиминовичей относились его предки и где располагались их необъятные владения. И Толян, про Гедиминовичей услышавший от него впервые, кивал с умным видом и на следующий день разъяснял своим коллегам, что этот старый козел — мужик авторитетный и чтобы базар с ним фильтровали конкретно.

Павел Аркадьевич вернулся из офиса мрачнее тучи. У него сейчас большие неприятности. Не смертельные, конечно, не такие, как у Марианны, но все же… Он вспомнил рассказы о том, в каком виде нашли убитую, и усмехнулся. Н-да, зрелище, должно быть, не для слабонервных. Прямо в ванне, на боевом, можно сказать, посту… Он раздраженно заходил по комнате, дымя еще одной сигаретой, хотя уже выкурил сегодня две, а это предел, который он сам себе установил. Неприятности-то не смертельные, но их многовато. Кроме того, что убили Марианну, случилось кое-что еще — скверно, что этим делом вплотную занялась милиция, и теперь вокруг фирмы будут вертеться разные личности и расспрашивать, разнюхивать, еще и до прессы дойдет! Дело-то громкое — неизвестный маньяк убивает женщин, вот, дошел и до Марианны.