Книга Опасный обман - Линн Керстен

Глава 8

В небе плыл полумесяц, с озера дул свежий ветерок. Кэт и Деринг, сидя рядом, ехали в открытой двуколке. Ее кровь пульсировала в ритме постукивания лошадиных копыт. С тех пор как Деринг увел ее со сцены, он не промолвил ни слова. Лишь когда она забралась в двуколку и села на скамейку рядом с ним, заметил, что Щеффер скорее всего заставил бы ее идти вслед за повозкой.

Двуколка с кучером ожидала их возле неприметной двери в задней стене «храма». Это позволило им, не привлекая внимания, покинуть сборище. Кэт хотелось бы знать, сам ли Деринг устроил все это.

Когда двуколка подъехала к дому, Деринг соскочил с нее и быстро направился к двери, предоставив кучеру помочь Кэт выбраться из экипажа. Она признавала, что так и должен был поступить лорд, но накопившаяся в ней злость рвалась наружу. Она сознательно дала ей выход. Даже гнев полезен, если хочешь подавить более опасные чувства.

Его нигде не было видно, когда она прошла в дверь, оставленную им открытой. Две лампы горели на каминной полке, освещая приятную комнату, в которой стояли софа, кресла с высокими спинками по обе стороны маленького столика, буфет, уставленный графинами с вином и бренди, письменный стол. У камина – уютное гнездышко из шкур.

Кэт все это показалось верхом роскоши. Все, что можно пожелать для уюта, тут и там красивые предметы, и нет недостатка в свечах и угле.

За ее спиной раздался шум. Вздрогнув от неожиданности, она обернулась и увидела, как лорд Деринг резко захлопывает входную дверь.

– А теперь, – сказал он, прислонясь спиной к стене, – кто вы такая, когда не притворяетесь актрисой, и что, черт побери, мы должны сделать для этого «Черного Феникса»?

Кэт решила не сдаваться. Когда он шел к ней по стеклянному мостику, она заглянула в его глаза и была поражена его высокомерием, которое он и не пытался скрыть, и удовлетворением от того, что она теперь в его власти. И это не было игрой.

– Кучер поехал за моей костюмершей миссис Киппер, она привезет мой чемодан. За ней могут увязаться несколько подвыпивших хамов, чтобы своими глазами увидеть эпилог этой истории.

– Мы дадим им такую возможность?

– На сегодня с меня уже хватит плохого театра.

От греческой аристократки, роль которой она играла, и после аукциона уже мало что осталось, а сейчас она совсем испарилась. Кэт опять стала сама собой, но в своем самом плохом качестве. Она сдерживала себя непомерно долго; целую вечность стояла неподвижно на сцене, а потом еще битый час спокойно сидела в двуколке. Ее ноги пришли в движение, и она вместе с ними.

– Вы понимаете, как близки мы были от того, чтобы потерять все? Ах, я не отрицаю, вы действовали правильно, этот великолепный выход и все прочее. Но это не сработало, пока в дело не вмешался Каррингтон. А потом вы отказали ему! Вы все отвергали. Что, если бы он не убедил вас? Что тогда?

– Тогда я оказался бы не прав. Вы протопчете колею на ковре, дорогая. Если уж вам так необходимо шагать, меняйте направление.

Его насмешливая холодность еще более взвинтила ее.

– Я не собираюсь здесь так долго задерживаться, чтобы протереть ковер. Не правы – в чем?

Казалось, он в отчаянии, как человек, которому поручили обучить грамоте рыбу.

– Относительно намерений наших благодетелей. Каррингтон вмешался ради собственных целей, и, поразмыслив, я полагаю, все будет именно так, как он сказал. Имея живой ум, чересчур много денег и какую-то, извращенную чувствительность, он наслаждается возможностью манипулировать другими и доказывать свое превосходство. Но ему не доставляет удовольствия слабая добыча или если она сдается слишком быстро. Его привлекает трудность достижения цели.

Деринг вздрогнул.

– Я, конечно, упрощаю. Я не сразу разгадал его характер. Но даже человек с таким самообладанием, как Каррингтон, не может не выдать хоть намеком того, что хочет скрыть. Игрок, хороший игрок, – а я, если на то пошло, именно таков, – умеет замечать знаки. Мигание. Легкое покраснение скул. Наигранная бесстрастность. Едва заметное подергивание мышц подбородка. Нет, даже не эти вещи, они слишком очевидны. Возможно, все дело в инстинкте. Я доверился интуиции и принял решение, и оно оправдало себя. Так почему вы скрючили пальцы, будто хотите выцарапать мне глаза?

– Я постараюсь сдерживаться, – сказала она, – пока не истекут семь дней.

– Пусть будет шесть. Что бы ни планировал Каррингтон на свой шабаш, я не собираюсь при этом присутствовать. Между прочим, мне нужно как-то обращаться к вам. Какое имя вы предпочитаете?

– Я известна как Гаэтана.

– Слишком длинное имя, особенно если мне придется крикнуть, чтобы быстро предупредить вас. Остановимся на Кэт, оно похоже на ваш псевдоним, чтобы вы могли на него откликаться. А что касается меня, то будет достаточно обращаться ко мне, как принято обращаться к виконту. Посмотрите сюда.

Неужели «Черный Феникс» открыл ему ее настоящее имя? Не может быть, чтобы он его просто угадал! Или он подумал о той роли, которую она играла сегодня вместе с ним, – строптивицы Кэт?

Она прошла за ним к письменному столу, где он взял книгу в простой коричневой обложке. Открыв на странице, заложенной полоской бумаги, он протянул ее Кэт.

Поэма, увидела она, и не очень длинная. Она уже собиралась спросить, зачем он дал ее ей, когда прочитала первые строки:

Построил в Ксанаду Кубла Хан Чертог, земных соблазнов храм.[3]

– Боже милостивый! Кто-то написал поэму о «Рае»? – Она посмотрела на первую страницу книги – Кристабель. Кубла Хан. Видение во сне – и увидела имя автора. – Я о нем слышала. Он написал пьесу, которую мы играли. Есть еще указания на «Рай»?

– Сначала я тоже так подумал. Яхта, на которой я плавал сегодня утром, называлась «Гора Амара», и я вообразил, что здесь о ней тоже говорится. Но в поэме упоминается гора Абора. – Он придвинулся ближе и провел указательным пальцем вниз, остановился на строке почти в конце поэмы. – Видите?

Она увидела. Так и есть. Гора Абора. Как будто это важно. Она никогда не слышала о горе с таким названием.

– И еще.

Его палец скользнул на последние строки.

И рек бы: «Грозный он пророк!

Как строгий взор его глубок,

Его я кругом обнесу.

Глаза смежите в страхе: он

Был млеком рая напоен,

Вкушал медвяную росу!»[4]

– Это очень странно, – сказала она.

– Действительно. Когда я прибыл сюда, Фидкин упомянул эту поэму, и я сказал, просто так, от нечего делать, что хотел бы ее прочитать. Эта книга была здесь, когда я вернулся сегодня днем после прогулки верхом.