Книга Руки загребущие - Марина Серова

Пока Алена ставила чайник на кухне, я еще раз решила пройтись по комнатам, надеясь выцепить своим зорким оком что-нибудь интересное. Рассматривая стены на уровне глаз, я неожиданно споткнулась обо что-то и чуть не взвыла от боли. Мало того, что связки растянуты, не хватало мне еще перелома! Я в ужасе плюхнулась на диван и ощупала многострадальную конечность. Но, кроме усилившейся боли, никаких повреждений не обнаружила.

Бросив испепеляющий взгляд на злополучный предмет преткновения, я скривилась — так и есть, стремянка. Впрочем, попадись мне на пути что-то другое, я бы даже удивилась. С твердым намерением впредь быть осторожнее и почаще смотреть под ноги, я медленно продолжила свой рейд по просторам трехкомнатной квартиры.

В спальне было немного почище, чем в других комнатах, служивших непосредственно мастерской: кровать была застелена пледом, а на столе вперемешку с красками и кистями валялись диски, аудио — и видеокассеты и футляры от фотографической пленки. Видимо, кроме своей основной функции, спальня еще выполняла функцию хозяйственную, была чем-то типа кладовой.

На подоконнике стояли уже успевшие запылиться несколько шкатулок, не до конца разрисованных диковинными птицами и русскими красавицами. Этот стиль настолько отличался от сюрреализма, что я поначалу даже засомневалась — действительно ли сам Филипп рисовал эти картинки. Но, присмотревшись внимательнее, отметила довольно характерные для его манеры детали. Давно известно, что талантливый человек обычно бывает талантлив во всем.

Так что вполне закономерно: если Филипп хорошо рисовал, наверняка он еще и пел или занимался фотографией. Надеясь на досуге просмотреть содержимое пленок, я побросала их в свою сумку — вполне возможно, что некоторые из них он отщелкал буквально в последние дни жизни, так что изображения еще актуальны и могут помочь пролить свет на смерть Туманова.

Чуть позже я предупредила о том, что взяла пленки, Алену, и она только попросила потом вернуть их.

Эта девушка была мне определенно симпатична во многом из-за того, что очень дорожила картинами и вещами брата. Поэтому я пообещала вернуть все в целости и сохранности в самое ближайшее время.

По наличию в кухонном шкафчике этого почти нежилого помещения мастерской пакета с зернами «Чибо» я сделала заключение, что большую часть свободного времени Филипп проводил здесь. «Наверное, хаос и большое пространство способствуют раскрытию творческих способностей, — подумала я, попытавшись тут же представить, насколько увеличился бы в подобной атмосфере мой потенциал частного детектива. — Вот только мои знакомые вряд ли поняли бы меня правильно, если бы я сотворила из своей квартиры нечто подобное», — с усмешкой констатировала я.

Конечно, я не очень люблю заниматься домашними делами, но все-таки предпочитаю комфорт и уют, поэтому стараюсь проводить генеральную уборку не реже одного раза в месяц. Зато все остальное время я только поддерживаю чистоту и порядок и наслаждаюсь современными удобствами. Впрочем, никто, даже закоренелый неряха, не застрахован от острого приступа трудолюбия. Хотя мне до такого титула было далековато, подобный недуг иногда поражал меня в минуты скуки, как, например, совсем недавно.

Впрочем, жаловаться на состояние бездействия и полного застоя в делах мне приходилось чрезвычайно редко — в определенных кругах нашего города Татьяну Александровну Иванову знают многие. И я вполне отдавала себе отчет в том, что не зря ем свой хлеб, являясь не просто неординарной, но очень даже нужной личностью.

* * *

«Интересно, кому все-таки помешал Филипп? — размышляла я, лежа в ванне спустя полчаса. — Несомненно, талант у него был, но за это, как правило, жизни не лишают. Деньги? Тоже отпадает: Аленка говорила — семья у них небогатая. Именно поэтому Филипп и хватался за побочные заказы руками и ногами, хотел лучше жить и сестре помочь».

Как я ни старалась, факты у меня не состыковывались. Может быть, действовала ароматная клубничная пена, облаком которой я окружила себя со всех сторон. Может быть, усталость брала свое. В общем, после водных процедур я сразу упала в постель и задремала. Четкого плана действий у меня пока не было, но зато я хорошо понимала: уставшая и разбитая, я не принесу пользы больше, чем бодрая и выспавшаяся. Поэтому без зазрения совести включила в сегодняшний распорядок дня послеобеденный сон.

Я открыла глаза ровно в половине третьего. Именно в это время начинаются сериалы почти на всех каналах телевидения, поэтому звуковая атака моих соседей, одновременная со всех сторон, не осталась без внимания — мой отдохнувший организм пожелал вырваться из объятий Морфея и вернуться к суровой реальности.

Пока варился кофе, я раскрыла одну из книжек, которые с большим трудом доволокла до своей квартиры. По пути домой я накупила их целую кипу, чтобы быть в курсе направлений в искусстве, одним из которых и являлся пресловутый сюрреализм. Некоторые моменты на картинах Филиппа Туманова, например с Наполеоном, были мне более-менее понятны, на других полотнах мне нравились краски и завораживала плавность линий, но в общем и целом я ни черта не соображала во всей этой белиберде, поэтому и решила немного «подковаться».

Открыв в книге нужную главу, я сразу узнала, что творчество художников, работавших и до сих пор продолжающих писать в ключе сюрреализма, многими критиками оценивается неоднозначно. «Ясное дело, — сразу же согласилась я с авторами этого трактата, — когда ничего непонятно, ругать или хвалить бесполезно».

На самом деле, я не против новых течений в литературе, музыке или изобразительном искусстве. И каждый человек имеет право на самовыражение, на реализацию своих замыслов. Это даже в Конвенции о правах человека записано. Но азы всей этой тарабарщины надо знать каждому мало-мальски интеллигентному человеку, чтобы хотя бы не выглядеть в глазах окружающих полным профаном. Поэтому я и поставила своей основной задачей — одолеть искусствоведческую премудрость.

Правда, надолго моего энтузиазма не хватило: во-первых, кофе закипел, а во-вторых, пространные рассуждения о модерне и постмодерне мне скоро надоели. Кроме того, я убедилась в том, что собственным умом я дохожу до корней гораздо быстрее. Доставая из пачки последнюю сигарету, я снова и снова прокручивала в мозгах результаты моего сегодняшнего рейда.

«Картины, в принципе, неплохие, — согласилась я с общепринятым мнением. — Шкатулки тоже интересные. Да и в интерьере Филипп достаточно хорошо разбирался. Правда, больших денег ему это не принесло, но хотя бы приподняло планку собственного самолюбия. Выходит, что из корыстных целей его убивать не имело смысла, невыгодно: даже если заказы передадут другому лицу — это не оправдание, — решила я. — А вот из зависти или ревности вполне можно потерять голову и убить даже лучшего друга».

Итак, я снова возвратилась к окружению самого Филиппа. То, что в последнее время он совершенно прекратил всякие отношения с сокурсниками, насторожило меня. Собственный опыт подсказывал мне: дружба, зародившаяся в студенческие годы, обычно бывает самой долговечной и бескорыстной. Теперь оставалось узнать, что все-таки произошло между ним и Борисом.