Книга Слабость Виктории Бергман. Часть 2. Голодное пламя - Эрик Аксл Сунд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С тех пор как Виктория вернулась, Софию переполняло презрение к себе, она утратила способность видеть простые пути. Жизнь превратилась в болото.
Ничто больше не было само собой разумеющимся.
Двум совершенно разным волям предстояло прийти в согласие и слиться в одну. Безнадежно, подумала София.
Существует утверждение, что человека формируют его страхи. Личность Софии развилась из страха быть Викторией. Виктория скрыто пребывала в Софии – как противоположность, трамплин.
Без Виктории София прекратит быть и станет пустой оболочкой.
Без содержания.
«Откуда взялась София Цеттерлунд?» – подумала она. И не смогла вспомнить.
София провела руками по плечам.
София Цеттерлунд, подумала она. Попробовала имя на вкус. Ее поразила мысль, что ее кто-то создал. И руки ее на самом деле принадлежат другому человеку.
Все началось с Виктории.
Меня придумал другой человек, подумала София. Другая я. От этой мысли закружилась голова и стало трудно дышать.
Где найти общую точку? Какую потребность Виктории сможет удовлетворить София? Надо найти эту точку, но для этого надо перестать бояться мыслей Виктории. Осмелиться открыто взглянуть ей в глаза. Принять то, изгнанию чего из своей жизни она посвятила эту самую жизнь.
Для начала следует найти ту точку во времени, когда ее воспоминания сделались только ее воспоминаниями и перестали быть воспоминаниями Виктории.
Она подумала о фотографии, сделанной «поляроидом». Ей лет десять, она одета в отвратительную красно-белую одежду, стоит на пляже. Разумеется, она этого не помнит. То время, те обстоятельства принадлежат Виктории.
София погладила себя по руке. Светлые шрамы принадлежат Виктории. Она резала руки бритвой и осколками стекла позади дома тетушки Эльсы в Дала-Флуда.
Когда появилась София? Была ли она во времена Сигтуны? Когда они колесили по Европе с Ханной и Йессикой? София путалась в воспоминаниях и понимала, что они становятся нелогичными, а структуру обретают только в университетское время, когда ей уже исполнилось двадцать.
София Цеттерлунд поступила в университет и пять лет прожила в студенческой квартирке в Упсале, после чего перебралась в Стокгольм. Практика в больнице Накки. Два года в судебной психиатрии в Худдинге. Потом она встретила Лассе и открыла частную практику.
Что еще? Сьерра-Леоне, естественно.
Собственная жизнь вдруг показалась Софии печально короткой, и она понимала: причина тому – один-единственный человек. Ее отец, Бенгт Бергман, украл у нее первую половину жизни, а вторую половину заставил ее страдать, сделав заложницей рутины. Работа, деньги, амбиции, быть хорошей девочкой и где-то на периферии – неловкие попытки личной жизни. Держать собственные воспоминания подальше от себя, а для этого – с головой погрузиться в повседневность.
В двадцать лет София оказалась достаточно сильной, чтобы забрать жизнь Виктории себе, оставить ее за спиной и начать свою собственную.
Вероятно, она обрела опору задолго до этого.
В университете остался только один человек – София Цеттерлунд. София вытеснила Викторию так же, как отцовские посягательства. Она выбросила Викторию из своей жизни – и в то же время утратила контроль над ней.
Три имени. Трое мужчин.
Сначала – Карл Лундстрём и Вигго Дюрер. Двое людей, между судьбами которых странным образом усматривается некая связь. Но в то же время, думала Жанетт, это не так уж странно. Оба – члены одного и того же фонда, встречались на собраниях и обедах. Попав в беду, Лундстрём связался с единственным известным ему адвокатом. С Вигго Дюрером. Так все и работает. Рука руку моет.
Список тех, кто финансировал неизвестный Жанетт фонд Sihtunum i Diaspora, включал также Бенгта Бергмана.
Отца пропавшей Виктории Бергман.
Жанетт почувствовала, как сжимается пространство.
– Как ты это нашла? – Жанетт отложила блокнот и посмотрела на сидящую напротив девушку.
– Ничего сложного, – улыбнулась Ульрика. – Просто погуглила.
Наверное, я плохой полицейский, подумала Жанетт и спросила:
– Flashback? Насколько ему можно доверять?
Ульрика рассмеялась:
– Вообще там довольно много чепухи, но и правда попадается. По большей части – сплетни про опозорившихся знаменитостей. Про них там пишут, а вечерние газеты перепечатывают и ссылаются на сайт. Иногда задумываешься, не сами ли журналисты распускают эти слухи.
Жанетт подумала, что девушка права.
– А что это за организация? Sihtunum i Diaspora?
Ульрика схватила вилку и принялась ковырять в тарелке с жареной картошкой.
– Какой-то фонд или вроде того. Я про него не так много нашла…
Что-то там должно быть, подумала Жанетт. Отправлю на это дело Хуртига.
Она смотрела на истощенную фигуру девушки. Взгляд пустой, словно она смотрит сквозь тарелку, вилка вяло чертит полоски в лужице соуса.
Девушке нужна помощь.
– Послушай… ты не думала о терапии?
Ульрика коротко взглянула на Жанетт и пожала плечами:
– Терапия? Это вряд ли.
– У меня есть подруга-психолог, работает с молодежью. Я же вижу, ты что-то носишь в себе. По тебе заметно. – Жанетт помолчала. – Сколько ты весишь? Сорок пять кило?
Ульрика снова равнодушно пожала плечами:
– Нет. Сорок восемь.
Ульрика криво улыбнулась, и Жанетт наполнило теплое чувство.
– Не знаю, подойдет ли мне это. Таким дурам, как я, терапией не поможешь.
Ты ошибаешься, подумала Жанетт. Чертовски ошибаешься.
Несмотря на изломанность Ульрики, Жанетт видела в девушке силу. Ульрика сможет укрепить ее – надо только, чтобы кто-то протянул ей руку помощи.
– Психолога зовут София Цеттерлунд. Если хочешь, приходи к ней прямо на следующей неделе.
Она догадывалась, что рискует, но знала Софию достаточно хорошо и понимала: София согласится. Если только Ульрика сама захочет ходить к ней.
– Я дам ей твой номер, согласна?
Ульрика заерзала:
– Ну согласна… Только без фокусов, ладно?
Жанетт рассмеялась:
– Даю честное слово. С Софией можно иметь дело.
София встала и подошла к зеркалу в прихожей. Улыбнулась своему отражению, увидела зуб, который Виктория сломала в номере копенгагенской гостиницы. Шею, на которую Виктория накинула петлю. Почувствовала, какая жилистая эта шея, какая сильная.
