Книга Ученье - свет, а богов тьма - Юлия Жукова

Я тщетно пытаюсь сохранить покер-фейс, тем более что Кир на переднем сиденье давится смехом так, что заплевывает лобовое стекло. Азамат с ухмылкой достает из бардачка целлюлозную салфетку и протягивает ему.

– Вытирай.

А Алтоша продолжает громовое сюсюканье, не обращая ни на что внимания. О своей книжке он вспоминает, только когда Алэк начинает просить есть и спать, уже в видимости Сиримирна. Когда я приступаю к кормлению, духовник поворачивается всем телом так, чтобы по возможности сидеть ко мне спиной, сгибается в три погибели и утыкает нос в экран читалки, однако от моего взгляда не укрывается пунцовый цвет его ушей.

Мы снижаемся неподалеку от здания приюта. Азамату приходится тщательно маневрировать, потому что из дома высыпает орава детей, и все они под хриплые крики Гхана так и норовят залезть под брюхо садящемуся унгуцу. Я понимаю, конечно, что унгуц – это интересно, но и инстинкт самосохранения какой-то должен быть.

Сам Гхан тоже спешно ковыляет к нам на своей деревяшке, вытаращив глаза так, что иная сова позавидует. Азамат с Киром выпрыгивают за борт первыми, потом я, оставив крепко спящего Алэка в дорожной колыбельке, а следом – величественно – Алтонгирел.

– Что?! – в ужасе выкрикивает Гхан вместо приветствия, и я уже безо всякого дара предсказания знаю, что он скажет дальше. – Обратно привезли?!

Азамат хохочет и приобнимает смущенного Кира за плечи.

– Не-эт, еще чего! Этого я, раз нашедши, не отдам. Нет, мы тут просто проведать вас решили, посмотреть, как вам живется при новом порядке, гостинцев привезли…

Лицо Гхана меняется нарочито, как в мультике, из удивленного в напуганное, и в итоге замирает с выражением едва примаскированной паники.

– В смысле, э-э, проверочку нам решили устроить?

– И это тоже, – невозмутимо басит Азамат. – Я же должен следить, на что уходит бюджетное финансирование.

Меж тем дети, обступившие нас, в отличие от Гхана, услышали про гостинцы и зашептались. Они более-менее всех возрастов, самых маленьких старшие держат на руках. Одеты они странно: поверх лохмотьев навроде тех, что были на Кире, напялены яркие новые куртки и утепленные штаны, многие не застегнутые и с болтающимися бирками. Обувь на всех старая, жуткая и залатанная. Кир, сам в своей кислотной куртке, обменивается с несколькими из старших кривыми улыбками. Ему явно неуютно среди бывших однокашников теперь, когда он чей-то, а остальные по-прежнему ничьи.

– Вот, видите, зимнюю одежду закупили, – поспешно отчитывается Гхан. – И провизию кое-какую… Изволите откушать? Вы уж простите, Ахмад-хон, прошлый раз-то я вас не признал…

– Откушать у нас с собой, – прерывает Азамат. – Да что мы тут на улице стоим, пойдемте в дом побеседуем?

– Э-э, там… дымно… – мнется Гхан. – Печка топится…

– Отчего ж дымно-то? – удивляется Азамат.

Гхан нервно жует губу и молчит, так что Кир объясняет за него:

– Там пол просел, и у печки труба до потолка не достает, вот и дымит.

– Так вам надо ремонтников вызывать, – кивает Азамат.

– Да, обязательно, вот найти бы только честных людей…

Гхан продолжает лепетать о сомнительности нравов худульских строителей, а я замечаю, что Алтонгирел как-то настороженно вертит головой.

– Ты чего? – пихаю я его.

– Тут кто-то есть, – угрюмо шепчет он в ответ.

– Тут около сотни человек, – замечаю я.

Он только отмахивается и продолжает нервно рассматривать окружающий пейзаж, только что ушами не шевелит.

Кир тем временем решает проявить себя как организатор и обращается к старшим:

– Ребят, давайте хоть костерок разведем, там у кострища сесть можно, им же надо где-то поговорить… – Он кивает на Азамата с Гханом.

– Че, самый главный тут теперь? – цедит невысокий мальчик с разбитой губой.

– Нет, – пожимает плечами Кир, – куда уж мне. А мясо мы можем и с собой увезти, раз тут жарить не на чем.

Его расчет оправдывается – при слове «мясо» парень сглатывает и решает отложить выяснение отношений на потом.

– Слышь, Чубарый, давай костер разводить! – кричит он в сторону сараев.

Из ближайшего высовывается рыжий веснушчатый и сильно раскосый парень, видимо, детеныш горца. Видуха та еще, я понимаю, почему горцы считаются некрасивыми.

– Чой-то, – отзывается Чубарый, – дрова лишние завелись?

– Мясник мясо привез, – ухмыляясь поясняет парень с разбитой губой. И оборачивается к Киру с победным видом.

Кир поджимает губы и явно сдерживается, чтобы не врезать.

– Ты, Мухортик, дыру-то прикрой, я ведь и приласкать могу, – шипит он.

– Ой-ой! – пугается Мухортик и отходит на два шага, оттаскивая за рукава хихикающих товарищей. – Вот щас обещанное-то и сбудется!

– Заткнись, баран! – шепотом рявкает Кир, оглядываясь на Азамата. Тот в нескольких шагах от нас занят разговором с Гханом и смотрит в другую сторону, ничего не замечая.

Я чувствую себя довольно неловко: в чем суть конфликта – не понятно, и вроде надо бы ребенка поддержать, но и чтобы его не задразнили потом маменькиным сынком.

– Давайте только без драк, – хмуро требую я наконец. – Лучше наоборот, если кто приболел или ушибся, вставайте в очередь к унгуцу, я целительница, всех полечу.

– Чур, я первый, у меня вот губа! – выкрикивает Мухортик (не знаю, правда, это имя или обзывательство), тыча пальцем в болячку.

– К унгуцу, – киваю я.

Мухортик только заносит ногу для спринта, как Кир хватает его за локоть.

– Стой. Первой пойдет Зеленуха, мы ради нее сюда прилетели. Где она?

– О-о-о-о! – тянут несколько глоток. – Так ты любовницу свою спасать приехал?

Я морщусь, ожидая фонтан эмоций, но Кир реагирует на удивление спокойно: корчит рожу и переспрашивает:

– Так где?

– Не знаю, если до конюшни доползла, то там, а нет, так по дороге в снегу валяется, – пожимает плечами Мухортик.

– Все, кто лечиться, к унгуцу, – мрачно говорю я. – Младшие пойдут первыми.

Мой энтузиазм по поводу спасения несчастных сирот как-то улетучился.

Кир времени не теряет и уже скачет по глубокому снегу за угол, туда, где проходит кратчайший путь от дома к сараям. Я, неловко приподняв полы диля и шубы, хрупаю за ним. Исследовав дорожку, Кир исчезает за скрипучей дверью одного из сараев и тут же снова высовывается оттуда.

– Здесь!

Я без энтузиазма протаптываю траншею в том направлении.

В сарае чудовищно воняет навозом, аж глаза слезятся. Проморгавшись в темноте, я различаю двух небольших и очень мохнатых лошаденок и стог сена, у подножия которого светится Кирова кислотная куртка. Попытка дышать в этой газовой камере приводит только к приступу кашля.