Книга Изверг - Эмманюэль Каррер

Коринна сдержала обещание: позванивала и, чтобы показать, какие они близкие друзья, посвящала его в свои бурные отношения с тем самым дантистом, которого голыми руками не возьмешь. Он измучил ее, но она ничего не могла с собой поделать, просто потеряла голову. Жан-Клод хмуро поддакивал, кашлял, объяснял, что лимфаденома ослабляет иммунную систему.

Однажды она попросила у него совета. Кабинет, которым они с Реми владели на паях в Женеве, был продан. Коринна получила свою долю, составившую 900 000 франков, и подумывала вложить их в новый кабинет, объединившись с кем-нибудь другим, но предпочитала не торопиться, а чтобы деньги не лежали зря на ее текущем счету, хотела выгодно поместить их. Известные ей инвестиционные компании предлагали небольшой процент. Может быть, «старший брат» предложит что-нибудь получше? Разумеется, он предложил. Швейцарский банк «УОБ», набережная Берг, Женева, 18 % годовых. Он прилетел в Париж, пошел с ней в банк, где она сняла со счета 900 000 франков наличными, и вылетел обратно как в кино, с чемоданчиком, набитым банкнотами. Без расписки, без каких-либо документов. Он помнит, что сказал тогда: «Если со мной что-нибудь случится, ты потеряешь свои деньги». На что она ответила нежно (такова его версия): «Если с тобой что-нибудь случится, о деньгах я пожалею в последнюю очередь».

Впервые он дурачил не стариков из числа своих родственников, которые всего лишь заботились о преумножении своего наследства, а молодую, дееспособную женщину, нуждавшуюся в своих деньгах и намеревавшуюся вскоре вернуть их. На этом пункте она особо настаивала: ручается ли он, что деньги можно будет забрать сразу, как только они ей понадобятся? И он подтвердил. Между тем положение у него было аховое. От свалившегося на него богатства — денег матери Флоранс — практически ничего не осталось. За два последних года его расходы резко возросли. В Превесене ему приходилось жить сообразно статусу людей своего круга: он платил 8000 франков в месяц за дом, купил джип за 200 000 франков, затем пересел на BMW за 250 000, в Париже деньги утекали рекой на дорогие отели, роскошные рестораны и подарки Коринне. Чтобы продолжать в том же духе, ему необходима была эта сумма, которую он, вернувшись домой, сразу же положил частями на три своих счета в отделениях Парижского национального банка — в Ферне-Вольтере, Лон-ле-Сонье и Женеве. Директор филиала в Ферне, не решаясь поинтересоваться источниками его доходов, давно удивлялся нерегулярности поступлений. Он несколько раз звонил своему клиенту, предлагая сделать вклады, распорядиться деньгами разумнее. Тот отвечал уклончиво, тянул. Больше всего он боялся извещения о закрытии счетов — и на сей раз этого удалось избежать. Но он знал, что получил лишь отсрочку и, начав тратить деньги Коринны, сделал катастрофу неминуемой.

10

Под этой нависшей над ним угрозой прошел последний год. Она тяготела над ним и раньше, но не столь явно. Все эти годы, кого бы он ни встретил, кто бы с ним ни заговорил, когда бы ни зазвонил дома телефон, страх скручивал ему нутро: все кончено, час пробил, его разоблачили. Опасность поджидала повсюду, любой пустяк мог спровоцировать катастрофу, которую уже не остановить. Но нынешний вариант сценария был реальнее всех прежних, и, сколько он ни твердил себе дежурное утешение для безнадежно больных — мол, можно болеть раком и умереть от гриппа или осиного укуса, — теперь только этот вариант не давал ему покоя. Чем длиннее отсрочка, тем вернее последует удар, и деваться будет некуда. Попроси Коринна свои деньги назад, скажем, неделю спустя после сделки, он еще мог бы вернуть их и поискать другую возможность, но какую? Жить без постоянного дохода, как если бы доход у него был. Но шли недели, месяцы, деньги, якобы положенные в швейцарский банк, таяли. В каком-то помрачении он даже не пробовал растянуть их, напротив, проматывал с лихорадочной поспешностью. Когда Коринна потребует сумму целиком, что он будет делать? Несколькими годами раньше он еще мог бы обратиться к своим прежним «вкладчикам» — родителям, дяде Клоду, родным жены. Но он знал — еще бы ему не знать! — состояние финансов каждого из них. Он забрал все и все истратил. Ему не на кого было больше рассчитывать.

Так что же делать? Соврать Коринне, что на него напали и украли чемоданчик с деньгами? Признаться ей? Открыть хотя бы часть правды: что у него нет денег, что он попал в безвыходное положение и увлек ее за собой? Или всю правду: семнадцать лет лжи? Или, в конце концов, снять со счетов все, что осталось, купить билет на самолет и улететь на край света? Исчезнуть, сгинуть? Скандал разразится через считанные часы, но ему не придется увидеть смятение близких и смотреть им в глаза. Может, удастся разыграть самоубийство, заставить поверить в свою смерть? Труп не найдут, но если оставить машину с предсмертной запиской у какой-нибудь пропасти в горах… Официально числясь мертвым, он будет в полной безопасности. Проблема в том, что он останется в живых и понятия не имеет, что будет делать один, пусть даже с деньгами. Сбросить личину доктора Романа — значит вообще лишиться лица, остаться даже не голым — без кожи.

Он всегда знал, что логический исход его истории — самоубийство. Часто думал об этом, но ему никогда не хватало мужества, и потом, в некотором роде, уверенность, что однажды он это сделает, заменяла сам поступок. Вся его жизнь прошла в ожидании дня, когда нельзя будет тянуть дальше. Сотню раз этот день должен был наступить, и сотню раз чудо или случайность спасали его. Не сомневаясь в исходе, он с любопытством ждал, до каких пор судьба будет давать ему отсрочку.

Он, умолявший Коринну звонить и десятки раз прослушивавший свой автоответчик в надежде хоть изредка слышать ее голос, теперь, когда она иногда оставляла ему сообщение, предпочитал держать аппарат отключенным. Не подавал признаков жизни. Коринна, опасаясь попасть на Флоранс, звонить в Превесен не решалась. Лучшая подруга твердила ей, что она сошла с ума, отдав все свои деньги без гарантий, без доверенности, без ничего раковому больному в последней стадии. Если он умрет, кто сообщит ей об этом? Откуда ей знать, может, он уже умер и похоронен? Счет в швейцарском банке открыт на его имя, иди тогда требуй свое у вдовы. Коринна тревожилась все сильнее, муж лучшей подруги оставлял от своего имени на автоответчике в Превесене одно сообщение за другим. Ответа не было. Уже наступило лето. Коринна вспомнила, что каждый год в июле Флоранс заменяет на время отпуска аптекаршу в одной деревушке в горах и семья в это время живет у родителей Жан-Клода. Их номер разыскали по справочной системе «Минитель», и таким образом до него удалось добраться. Да, он не звонил, потому что долго лежал в больнице. Ему проводили лучевую терапию, и он очень слаб. Коринна посочувствовала, потом перешла к делу: она хочет забрать хотя бы часть своих денег. Это не так просто, возразил он, есть сроки… «Нет, ты же сказал мне, что я смогу забрать сколько захочу и когда захочу…» В принципе, да, но только в принципе. Если она хочет получить проценты, а не потерять их, то деньги должны лежать на счету до сентября. Впрочем, на данный момент их в любом случае нельзя снять со счета, да и он сам сейчас ничем не может ей помочь: болен, прикован к постели, лететь в Женеву не в состоянии. Все, что он может сделать в ближайшее время, если ей срочно нужны деньги, — продать машину. Коринна занервничала: она просила его забрать ее деньги из банка, а не продавать машину, ей не нужны такие жертвы. Кое-как ему удалось ее успокоить.