Книга Литерасутра. Знаменитые книги в эротическом переложении - Ванесса Пароди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом она вдруг развернулась. В клюве у нее извивался червяк.
Сквозь тело Уолтера будто пропустили электрический разряд, и мужчина, возбудившись, вспомнил, как однажды, еще студентом, в компании сверстников затусил в летнем домике у друга. Под конец вечеринки ребята, никакие после травки и выдержанного вермута, поснимали джинсы и футболки и нагишом прыгнули в элегантный бассейн в форме почки. Уолтер, лежа в шезлонге, наблюдал, как праздник скатывается в оргию. Внезапно он смутился, подумав, как перенаселение истощает ресурсы планеты. У него на глазах оргия набирала обороты: мальчики резвились с девочками, девочки с девочками, мальчики с мальчиками и с девочками… Уолтер вдруг подумал: а что если решение проблемы – в рециркуляции? Тут его попытались взять в оборот две загорелые близняшки-блондинки, но Уолтер знал, что этим не спасешь гигантских панд. Сбитый с толку и поникший духом, он вернулся в дом и нашел-таки отдушину: подрочил на постер с изображением совы.
Птичка поскакала ему навстречу. Захотелось пососать ее блестящий клювик, запустить пальцы в перья, подергать за пушистый гребешок… И все-таки Уолтер сдержался. По-настоящему он хотел посадить ее к себе в машину и увезти в горы, что на юге Западной Виргинии, вместе полюбоваться закатом. А потом, может, съесть пиццы, сходить на ночной сеанс в кино. Секс – это лишь секс, а вот делиться мечтами и сырными палочками – это и есть любовь.
Уолтер тяжело вздохнул. Пора было возвращаться в мотель.
P.S.
Приветствую, Лоренцо!
RE: Государь в опочивальне
Ваше великолепие, должно быть, помнит, что в начале этой небольшой работы я говорил: люди жили и живут при двух типах государственного строя – республике и княжестве. Так вот, это не совсем правда. Во Флоренции существует гильдия высококлассных мастериц, скромных и довольно чистоплотных, которые за умеренную плату подчинят вас себе и на любой угодный вашему великолепию срок возьмут в свои руки бразды неограниченного правления. Услуги обходятся всего по сорок флоринов в час, что, согласитесь, куда дешевле содержания капризной и своенравной любовницы. Я не устану повторять: простой народ непостоянен, испорчен, да и попросту являет собой дерьмо. Не гнушайтесь прибегать к услугам профессионалок, ибо это тот случай, когда деньги решают все.
Спальня государя – единственное место, где он может позволить себе расслабиться и быть откровенным. (Хочу заметить, сколь сказочно откровенен ваш портрет работы Санти!) Время государю надлежит употреблять на расширение пределов княжества, подавление внутренних мятежей и ответные выпады на агрессию извне, старясь при этом не вызвать презрения и ненависти к своей персоне. Тем более приятно спуститься с пика власти в низины будуара и восстановить силы, отдавшись в чьи-либо надежные руки, подчиниться.
Конечно, государь не скован нормами морали, однако, со своей стороны, я бы рекомендовал вашему великолепию озаботиться защитой. Да, я имею в виду кондомы, и не только их. Сладка боль, причиняемая плетью в опытной руке в наказание за проступки, однако не забывайте и о спасительной стратегии противодействия: заранее оговорите с вашей милой немезидой выручальное слово, что сдержит ее ярость. Мне нравится «салфеточка», хотя вы можете придумать собственный вариант. Не стесняйтесь проявлять фантазию.
Позвольте себе полностью отдаться во власть Госпожи, покоритесь ей. Как я и говорил, лучший способ сохранить имущество – уничтожить его. Нет ничего слаще, чем высидеть семичасовой совет, предварительно вставив себе по приказу Госпожи анальную пробку. Госпожа изобретательна в том, что касается законов и налогов, хотя нарочно вызвать ее гнев неподчинением – это поистине возвышенно. Она омоет вас словесной грязью и, может даже, посадит на цепь, как пса, а зажимы и шипы, при помощи которых она станет добиваться послушания, пробудят в ваших чреслах небывалую силу!
Когда же вы сумеете удовлетворить ее, она одарит вас благодатью, позволив взять в осаду свои долины и холмы. Поверьте, того, кто привык командовать и повелевать, приятно возбуждает неуверенность в себе и осторожный штурм. Когда Пизанская башня восстанет в полный рост – самое время атаковать Нидерланды Госпожи и захватывать трофеи. Но учтите, даже побежденная и разгромленная, она в состоянии опустошить ваш арсенал, пустив в ход инородные тела.
Если же вы сомневаетесь в парадоксальной очищающей свободе, которая приходит с подчинением Госпоже из Гильдии, вспомните слова Катулла, адресованные консулу Аврелию на форуме еще в 56 году до нашей эры: «Pedicabo ego vos et irrumabo» (что в буквальном переводе означает: «Я трахну тебя в зад и в рот»). Аврелию это страшно понравилось.
Чуть ранее я ставил такой вопрос: что лучше, быть любимым или вселять страх? По-настоящему возбуждает лишь совмещение того и другого.
P.P.S. Имеются ли при вашем дворе свободные места? Или, может быть, таковые скоро образуются?
Н.М.
Душа его уходила в пятки с каждой преодоленной ступенью. Дрожащими руками он долго возился с замком и лишь через минуту сумел повернуть ключ и войти. В мыслях Дориан вернулся на двадцать лет назад, в ту романтическую пору своих ухаживаний, когда он взлетал по лестнице и в мгновение ока распахивал дверь, мечтая поскорей усладить взор прелестью его единственной настоящей любви – самого себя.
Соблазнительно покачивая бедрами, Дориан шел по комнате, томно расстегивал пуговицы, снимал носки, распускал узел шелкового галстука, скидывал элегантный домашний пиджак вишневого цвета, одним изящным движением ног сбрасывал брюки из тафты… и наконец оказывался совершенно нагой и гордый перед собственным портретом невообразимой красоты.
Они занимались любовью целыми часами, днями, неделями. Сначала они бросали друг на друга жаркие взгляды и поднимали бокалы за красоту – зеркально отраженные воплощения абсолютного совершенства. Однако терпение Дориана вскоре иссякало, и он принимался целовать и облизывать портрет сверху донизу: кислый вкус скипидара дразнил язык, пытливые пальцы скользили по мазкам краски, напоминавшей ему собственное засохшее семя. Наконец он достигал такого пика блаженства, что больше не мог сдерживаться, и взрывался соленым фонтаном самообожания. Чувственное притяжение, которое он ощущал к самому себе, порой становилось так сильно, что он мог уйти из оперы, не дождавшись антракта, сбежать из клуба или пожертвовать утренней перегонкой благовонных масел – лишь с тем чтобы ворваться в свою потайную комнату и снова и снова ласкать портрет.
Но сегодня комната в дрожащем пламени свечного огарка показалась ему не столько сценой, ожидающей выхода звезды, сколько унылым залом похоронного бюро. Дориан приблизился к заветному пурпурно-золотому покрывалу и сорвал его.
Господи! Ну неужели нельзя хоть чуть-чуть потрудиться над собой? Дориан совершенно остыл к самому себе. Гусиные лапки в уголках глаз, двойной подбородок, омерзительная накладка – из чего она вообще сделана? из конского волоса? – и, наконец, самое недавнее дополнение: обвисшее брюхо. Чем его портрет занимается в отсутствие хозяина? Уж точно не гимнастикой.
