Книга Визитатор - Светлана Белова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Бросьте вы этот свиток, святой отец, — не утерпел Жакоб. — Давайте лучше подумаем, кто укокошил пономаря.
Не отрывая взгляд от пергамента, викарий заметил:
— За столько лет ты так и не соизволил избавиться от площадных выражений.
— Пусть так, — с готовностью согласился Жакоб, спрыгивая на пол. — Но пока вы тут сидите, уставившись в никому ненужный свиток…
— В отношении пергамента ты не прав. Это очень ценный документ, — перебил его Матье де Нель, осторожно расправляя загнувшийся уголок. — Эта дарственная грамота была выдана аббатству Святого Аполлинария в год его основания, то есть без малого четыреста лет тому назад. Вот смотри, здесь перечислены земельные угодья, подаренные аббатству королем Людовиком Ле Гро[16]. Ты знаешь, Жакоб, это было удивительное время, — викарий замолчал и уставился на полыхавшие в камине поленья.
Этот отсутствующий взгляд был хорошо знаком Жакобу. Если сейчас ему не удастся вытащить святого отца из плена покрытых пылью лет и событий, все пропало! Викарий не только откажется вести дознание, но и бедного Жакоба замучает тоскливыми рассказами о том, что, да как, да с кем, да когда было. Теперь уж он ради собственного спокойствия обязан постараться.
— Король Филипп, — продолжал между тем викарий, — преданный анафеме папой Урбаном за двоеженство и прелюбодеяние, фактически устранился от управления королевством, передав заботу о Франции единственному законному сыну Людовику Ле Гро.
— Спорить не буду — это очень интересно, — ввернул Жакоб, едва дождавшись подходящего момента, чтобы вклиниться — какое ему дело до покрытых плесенью историй! — И все-таки, как нам быть с происшествием в аббатстве? Монахи, между прочим, посмеиваются над вами, святой отец. Говорят, я сам слышал, что у визитатора только нос длинный да острый, а умишко так себе. Оттого, значит, вы и заявили, будто пономарь сам свалился, а меж тем по обители ползут слухи, что пономаря кто-то укокошил, — Жакоб запнулся, — то есть, я хотел сказать, убил.
Прошла, наверное, минута, показавшаяся Жакобу часом, викарий оторвался от свитка и посмотрел на него осмысленным взглядом.
Жакоб торжествовал — все-таки ему удалось зацепить святого отца! Конечно, о слухах довелось приврать, но ради благого дела. Не такой уж он и простофиля, а нащупать у викария слабое место он и без книг сумел, давно приметив: святой отец страх как гордится своим умом, а уж если кто вздумает посмеяться над его длинным носом — берегись! Вот и сейчас викарий в лице изменился, желваками заработал, а главное раздул ноздри — верный признак гнева. Жакоб немного выждал и принялся развивать успех.
— А еще говорят, что либо вы знаете, кто преступник, но покрываете его, либо…, — договорить он не успел: викарий метнул в него давешний свиток. Жакоб увернулся, с радостным трепетом услышав приказание викария:
— Пойди, узнай, у себя ли аббат.
Аббат Симон незаметно ущипнул себя за мочку уха — не сон ли это? Нет, в реальности происходящего сомневаться не приходилось.
В таком случае, визитатор повредился рассудком. Это же надо было такое придумать — убийство в аббатстве Святого Аполлинария! Святые небеса! Разве мало того, что брат Жан умер в столь неподходящий момент. И с Арманом посоветоваться нет никакой возможности, пока викарий здесь сидит.
Настоятель хрустнул суставами пальцев; хрустнул громко, но викарий не пошевелился. Он сосредоточенно рассматривал тканое изображение Страшного суда на противоположной стене.
Этот гобелен достался аббату Симону в наследство от добродетельного предшественника. Время от времени он порывался снять гобелен — уж больно один из осужденных грешников был похож на него лицом. Однако всегда с неудовольствием вспоминал о потайной двери, скрывавшейся за толстой тканью. Надо бы купить на его место новый, с какой-нибудь нейтральной темой.
Аббат шевельнулся в своем кресле. Викарий оказался совсем не таким, каким он увидел его в день приезда — занятым собой щеголем. Да и книги, очевидно, не так уж сильно его интересуют, хотя библиотекарь уверял, что визитатор попросил не менее десятка. Сидел бы себе да читал, так нет — подавай ему расследование.
Что же делать? Викарий ждет ответа. Если отказать в расследовании, он определенно не отступится и, чего доброго, все погубит, а этого никак нельзя допустить. Единственный выход — убедить его, что это дело рук чужака. Монахи обители Святого Аполлинария должны остаться вне подозрений. Но поверит ли?
— Что ж, уступаю вашему натиску, господин викарий, — аббат Симон вздохнул и натянуто улыбнулся. — Аргументы в пользу злого умысла достаточно убедительны.
— Я был уверен в вашей рассудительности, — ответил викарий, наклонив голову, при этом уголки его рта слегка приподнялись.
В груди аббата шевельнулся мохнатый клубок скверного предчувствия, выпустил черные щупальцы страха, оплел ими замершее сердце. А может посланец епископа Орлеанского просто над ним потешается? Говорит с иронией, видно, привычку насмешничать сохранил, а взгляд между тем словно копье — острый и неумолимый. А что если… От пришедшей в голову мысли, ладони настоятеля вспотели. Нет, вздор, быть не может! Были соблюдены все предосторожности, следовательно, необходимо взять себя в руки.
— Я полагаю, что преступник один из гостей, — вынес свой вердикт аббат Симон. — В нашей обители, как и в любой другой, гостиница никогда не пустует. Пилигримы, странствующие монахи, да и просто путники, все находят приют и ночлег — таков закон христианского гостеприимства.
— Интересное предположение. Только зачем бы это им понадобилось? — викарий откинулся в кресле, скрестил руки на груди и опустил веки.
— Какие-нибудь старые счеты, — настоятель сделал небрежный жест.
— Вы думаете? — викарий улыбнулся, не открывая глаз, нехорошо улыбнулся, насмешливо.
Аббат Симон поймал себя на мысли, что отлично понимает тех, кто в свое время написал донос королю на Матье де Неля. Будь он на их месте, с удовольствием сделал бы тоже самое.
— А как вам такое объяснение? Каждый день в обитель приходят наши крестьяне-арендаторы. Возможно, кто-нибудь из них подрезал веревку? — поделился новым предположением отец-настоятель.
— Возможно, — кивнул викарий, — но сомнительно.
Он продолжал все так же сидеть в кресле. Только длинные ресницы прикрытых век время от времени подрагивали.
— А наши ночные сторожа? — не отступал аббат Симон. — Вот у кого была прекрасная возможность совершить это ужасное преступление и остаться вне подозрений! Они у нас, можно сказать, живут, изредка покидая стены обители.
— Кстати, я совсем упустил это из виду, — открыл глаза викарий. — Вот мы и начнем опрос с них и прямо сейчас.
Мохнатый черный клубок в груди аббата перестал шевелиться — может, он слишком все драматизирует? Отец-настоятель успокоился и даже пожурил викария: