Книга Файф-о-клок - Иржи Грошек

– Ишь как фыркает! – снова подивился трактирщик. – Наверное, жрать хочет…

– И два кувшина вина! – подтвердила особа.

«Ах, Никколо-Никколо! – подумал я. – Ну, это дело тебе дорого обойдется!»

Моему брату Владимиру, русскому актеру, – последние аплодисменты…

Эпитафия

Где начиналась моя история – я знаю с точностью до десяти квадратных метров… Город Мценск, здание городской библиотеки, клетушка в полуподвале… И если плясать от печки, например, краковяк, то лучше выбрать более просторное начало. Иначе можно стукнуться о вьюшку – и конец бальному вечеру. Потому что русское отопительное сооружение занимало в аккурат половину нашей комнаты. Скорее всего, до революции тут пьянствовал дворник в гордом одиночестве и предавал анафеме мелкопоместное дворянство. А как только забрезжил рассвет социализма, дворник сделался комиссаром и оставил вредные привычки. Так что бабушка получила эту комнату практически без усилий. Пошла, поклонилась кому следует – и дело в шляпе! Живи не хочу, а все удобства – на другой стороне улицы. Но это намного гуманитарнее, чем обретаться через дорогу, а по малой нужде бегать в читальный зал. Где Толстой и Тургенев! Пушкин и Достоевский! Можно сказать, сеют разумное, доброе и вечное! Им ведь удобства теперь не требуются?! Ну и мы – перетопчемся…

Короче говоря, площадь была служебная, в смысле – ничего лишнего. Бабушка несла караульную службу, убиралась в библиотеке, и нам разрешили здесь проживать в определенном количестве: два мальца и два старпеня. Итого – четыре божьих коровки… Дед Илья, бабушка Лена, брат Владимир и я… Мы состояли в дружных, но довольно запутанных родственных отношениях. И с точки зрения генеалогии наш дедушка считался бойфрендом бабушки, потому что в церкви они не венчались, общих детей не имели, а за давностью лет наплевали на такие формальности. И если разложить генетическую цепочку, то дед едва помещался между столом и печкой. А если собрать генетическую цепочку обратно – он просыпался в шесть утра и уходил на работу. Зимой – в шапке, летом – без шапки. Этот ген совсем не годился в наследственные признаки.

Мой брат заблуждался и думал, что бабушка его родила. Я пробовал с ним разговаривать на эту скользкую тему, однако безрезультатно. Брат абсолютно не разбирался в генеалогии и продолжал настаивать на своем варианте событий: вначале было слово, потом бабушка, после чего – и пошло и поехало… Нас подменили в роддоме с разницей в восемь лет, а кто это сделал – ему не мать, а «леди Макбет Мценского уезда». «И не возникай!» – советовал брат, да, собственно, я и не пробовал, потому что разница в возрасте была не в мою пользу. Вдобавок с нашими папашами дело обстояло еще хуже… Своего отца Вовка не знал, а моего называл «дядя Аля». То есть везде получалась какая-то чертовщина, а не семейные отношения. Бабушка утверждала, что у нее нет дочери; я был похож на «деда-бойфренда»; и только по одному вопросу наша пестрая компашка была единодушна: «леди Макбет Мценского уезда» не имела ни малейшего отношения к нашей фамилии. Тем более что так называемая «леди» постоянно проживала в городе Ленинграде и, надо отдать ей должное, никогда не душила детей подушкой. Она свозила их к бабушке, и слава богу! Потому что классика классикой, прочитал и поставил книгу на полку, а находиться рядом с безумной «леди» – себе дороже. Так что оставим этого персонажа на совести Николая Лескова и продолжим…

Как сделать обыкновенный телефон в домашних условиях? Надо отмотать длинную нитку от бабушкиной катушки, пропустить сквозь замочную скважину, привязать два спичечных коробка – и можно разговаривать хоть до посинения. А если использовать пустые стаканчики из-под мороженого, тогда телефонная связь будет просто супер… «Алло! Алло! Это детская библиотека?! Вы слышите ухом или брюхом?!» Бабушка Лена мыла полы на первом этаже, а выше хозяйничала бабушка Маруся. Еще тот фрукт, знаете ли… «Па-а-а-берегись!!!» – предупреждала бабушка Маруся. Она постоянно роняла ведра, и те катились со страшным грохотом вниз по лестнице. «Есть кто живой?!» – спрашивала бабушка Маруся, как только ведра достигали первого этажа. По родословной она приходилась младшей сестрой нашей бабушке и проживала отдельно. Сразу за музыкальной школой. «Опять двадцать пять!» – сокрушалась бабушка Лена, глядя, что на лестнице образовался Ниагарский водопад. Бабушка Маруся не отличалась крепким здоровьем и грузоподъемностью, и два ведра с водой дотащить не могла. По всем параметрам. Но каждый раз пыталась это проделать, невзирая на хроническую астму и прочие болезни…

Библиотека подразделялась на взрослую и детскую, чтобы всякие сопливые личности не шлялись на второй этаж. Там хранились важные сочинения классиков марксизма-ленинизма, лежали газеты «Правда» и «Труд», из которых получались отличные гнезда для ежиков. Эти звери были сами не свои от газет. Как увидят передовицу с комбайнами – и сворачивают-разворачивают, и шуршат-шуршат, ну подлинные классики марксизма-ленинизма. Вдобавок ежики сильно смахивали на самого Карла Маркса, и поэтому я относился к ним с уважением, резонно предполагая, что все обыкновенные люди произошли от обезьян, а классики марксизма-ленинизма – от ежиков…

Детская библиотека на первом этаже была демократичнее. Туда пускали всех кому не лень читать про Васька Трубачка со товарищи. По правде говоря, ваш покорный слуга все больше ударял по Дюма или Диккенсу, но были специалисты, которые восхищались только книгами про девочек. Например, «Маша и три медведя», «Белоснежка и семь гномов», «Алиса в Зазеркалье…» Подобной специфической литературой интересовался мценский дурачок Саша Мошкин, безобидный молодой человек, он же местный звонарь по совместительству. Бóльшую часть времени Саша находился при исполнении на колокольне – гонял голубей и перелистывал свои книги про девочек. Второго городского дурачка звали «Алеша Померанцев – любитель музыки и танцев», и, по понятным причинам, он в детскую библиотеку не захаживал. Алеша с гармошкой мыкался возле музыкальной школы и наяривал «камтугезу» – да не оскудеет талантами земля русская! Зато я просиживал в библиотеке с утра до ночи, как только в пять с половиной лет научился читать. Брал первую попавшуюся под руку книгу и растворялся за стеллажами. Иногда на мои поиски отряжался целый отряд во главе с бабушкой Леной. «Где же он может быть?! – удивлялась бабушка Маруся, вызванная на подмогу. – А ну-ка, Вовка, пройдись по зарубежной литературе, а я посмотрю среди литературных памятников…»

Выволакивали меня тоже всем миром. Я цеплялся за стеллажи и пробовал умыкнуть сразу несколько единиц хранения. Поэтому, прежде чем вынести из библиотеки, меня сильно встряхивали, чтобы избавить от Ги де Мопассана. Такая профилактика «на вшивость» делалась регулярно, но мне все равно удавалось протащить сквозь «таможню» или «Волшебника Изумрудного города», или «Приключения Оливера Твиста». Ключ от книгохранилища приходилось прятать и перепрятывать. Иначе я забирался туда в неурочное время, а рано утром невольно пугал читателей, когда выходил на свет божий со свечкой и в длинной ночной рубахе, которая по-семейному называлась «сумасшедшей». Школу я считал абсолютно идиотическим мероприятием, что не имеет ничего общего с жизнью «Двенадцати цезарей», и тупо пялился на учительницу. Она норовила отобрать у меня «Илиаду» и сунуть в руки «Букварь» или «Родную речь». Первый раз в первый класс я отправился с большим интересом. По правде говоря, меня немного смущал этот букварь, который закинули в мой портфель. А, Б, В, Г, Д… – и никаких предложений осмысленного характера. Должно быть, подумал я, с буквами вытворяют что-то такое, о чем я не знаю. То есть в школе я рассчитывал на перформанс, а получилось сплошное надувательство. И чем дальше, тем – хуже. Учебник литературы за третий класс я уже расценивал как откровенную педофилию, а вопросы по истории доводили меня до истерики. «Что-то с ним надо делать…» – задумалась бабушка после первого сентября, и брат Вовка решил обучить меня чтению по складам… «Ма-ма! Мы-ла! Ра-му!» – «И ты, дитя мое?!» – завопил я от возмущения, после чего упал на землю, накрылся тогой и пролежал так до позднего вечера…