Книга Хроника царствования Николя I - Патрик Рамбо

Кто нашептал Правителю саму идею создания имперских комиссий? Кардинал де Геан? Шевалье де Гено? Кто бы это ни был, сам дьявол вещал его устами. Вкупе с именитыми персонами, которых надлежало задвинуть и держать на поводке, эти некрепко сбитые группки, состоящие на государевом жалованье, обессмысливали работу настоящих комиссий Палаты и министерств, сводя на нет их усилия, похищая проекты, замыслы и решения, чтобы устраивать вокруг них мелкую возню на дворцовой кухне. Однако же Наш Сверхчувствительный Вождь улавливал некие признаки недовольства, в его воинстве кое-где раздавалось сдавленное шушуканье: ворчунов сердило вмешательство в их дела былых врагов, грозившее уменьшить ту долю в поживе, что причиталась давним союзникам. Таким настроениям следовало положить конец. Во главе партии немыслим был иной председатель, кроме Его Величества, и, чтобы управлять этим правительством, изначально задуманным как марионеточное, не было иного премьер-министра, кроме него же. Мсье кардиналу пришлось осадить смутьянов: «Императору надобно послушание, притом безоговорочное!» Сии великие слова, подобно громовому раскату, буквально пригвоздили депутатов и министров к их седалищам. Все потупили головы, и многие потом еще долго не смели их поднять. Но оторопи этих подданных никто словно бы и не заметил: все скрыли клубы ладана, поднимавшиеся к ноздрям Нашего Огнебенгальского Молниеносца.

А вот за границами страны — ни клубящихся благовоний, ни гимнов во славу, ни коленопреклонений. Сплошные маловеры и охальники, завистливые инородцы, которым не посчастливилось обрести такого вождя, они разражались в своих листках фальшивым негодованием или сарказмами, а Его Величество, увы, не имел способов их прищучить. Ах, сколько там желчи и поношений! Ох, как ужасно читать все эти памфлеты! Сколько дерзости в известном лиссабонском щелкопере, которому никак невозможно заткнуть рот — он утверждает, что Его Величество возвел предательство в систему, поскольку десять лет назад сам предал короля Ширака, а этого последнего уже давно изображали с торчащим из спины стилетом. Это португальское ничтожество заходит слишком далеко, объясняя своей квохчущей публике, что во Франции-де ныне именно предательство называется «грядущим обновлением». Другой наглец, родом из Мюнхена, дерзнул предположить, будто Наш Венценосец заново провозглашал законы, существовавшие и раньше, но не бывшие в употреблении, а еще — что он манипулировал инстинктами своего народа, действуя нахрапом, а не по разумению. Его соплеменник из Франкфурта с пеной у рта вещал о том, что он именовал популизмом Нашего Монарха. А в Мадриде некий непристойный субъект написал, что Наш Нежнейший Лидер относится к эмигрантам как к скотине, продаваемой на ярмарке. Лондонская «Файнэншл таймс», которую кое-кто все еще считает серьезной газетой, утверждала, будто он неспособен продвигать министров, поскольку вечно умаляет их вес, так что никто в мире им уже не доверяет. И поток столь гнусных наветов изливался до самой встречи в Лозанне, после которой говорили еще, что якобы Наш Повелитель взвалил на себя все трудные вопросы, но ни единого не решил.

Конечно, было нетрудно опровергнуть все эти измышления, ни в грош не ставившие душевную широту и величие Нашего Отца Народа. Ложные выпады, недобросовестность, злобная зависть — лишь так надлежит истолковывать попытки заграницы очернить могучие свершения Нашего Избранного Властелина. Только совсем не зная его, можно утверждать, будто он размяк перед лицом повседневных трагедий, измучивших его подданных. По большей части мы видим, с какой твердостью он подавляет свои чувства, что приличествуют образцовому государю. Если (подобно святому Людовику, что выслушивал жалобщиков под деревом в Венсенском лесу) он среди прочих страждущих и принял несчастного отца, чей малолетний сын попал в развратные руки опасного негодяя, то у изголовья другого ребенка — маленького Ивана, над исцелением которого бились врачи амьенского госпиталя, — Наш Монарх не побывал, и сие не случайно. Ибо надо отделять праведных от грешных. Его Величество неуклонно отдавал дань этому принципу. Ведь утопавший в слезах отец имел все бумаги в образцовом порядке и показал их дворцовой страже, а юный Иван таковыми не располагал.

На участь подпольных эмигрантов, кем бы они ни были, Его Величество взирал без слез. К тому же эти последние, издавна привыкшие к рабству, моля о помощи и ничего не имея за душой, даже не понимали, что такое цивилизованное государство. Они прибегали ко лжи и делали это естественно, простодушно, разве что с легким смущением. Наш Жизнеустроительный Лидер предпринял настоящую охоту на них, посылал эскадроны своих воинов прямо к школьным порогам, выслеживая злоумышленников в их убежищах, где те тщились укрыться от глаз цивилизованных граждан, чья наблюдательность чревата доносом. Снова рассмотрев под этим углом зрения казус малолетнего Ивана, коего Его Величество проигнорировал намеренно, мы поймем, насколько безошибочно выглядит такая позиция, как возвеличивает, очищает и обеляет она Императора во мнении народном.

Все произошло однажды в четверг в квартале Пижонье города Амьена. Едва заалела заря, грохочущий стук в дверь и скрежет сверла в замке привели в такой ужас двенадцатилетнего мальца, что он, пытаясь убежать, выскочил на балкон пятого этажа и, сиганув с него, расшиб себе голову об асфальт; однако же его родители были успешно схвачены. Откуда прибыли эти отверженные? Отец называл себя украинцем, а мать — чеченкой. Оба спаслись бегством из города Грозного, когда танки царя Владимира (недавнего друга Его Величества), действуя методично, ровняли там с землей жилые дома, заодно превращая в месиво их обитателей. Но увы! Имперский префект отказал им в убежище: как можно объявлять себя политическими беженцами из России, когда русские стали у нас людьми, принимаемыми в светском обществе, и мы намерены поддерживать с ними контакты, невзирая на кое-какие маленькие разногласия? Однако же вместо того, чтобы возвратиться в свой разбомбленный город, эти подпольные эмигранты как-то влачили здесь существование, пребывая в постоянном страхе. В страхе? Ну да, а что в этом плохого? Если бы Его Величество принялся утешать каждого нелегала, это подало бы пагубный пример всем бесчисленным отщепенцам, которые бы ринулись, давя друг друга, на завоевание нашей страны. Нет, восхитительная твердость духа оставалась одной из прелестнейших черт Нашего Горделивого Предводителя. Незваных пришлецов он определил как нежелательных, а таковых «надлежало изгонять с сугубым рвением и рукоприкладством», и туго приходилось префектам, не способным обеспечить чистоту нравов на вверенных им территориях, причем сии энергичные методы распространились вплоть даже до тех уголков, где одичавших апатридов такого разбора никто в глаза не видел, как, например, в департаментах Крез или Морбиан.

К тому же Его Величеству стало известно, что помимо иностранцев из иных стран существуют еще люди, давным-давно обитающие на окраинах больших городов, они что-то вроде индейцев-шайенов из резерваций Невады или Арканзаса, чьи чудовищные нравы запечатлел на кинопленке Голливуд. Наш Повелитель при всей своей отваге не решился лично посетить те опасные зоны, но много прочитал о них в рапортах тайных агентов. Как выяснилось, тамошние обитатели, почти поголовно юношеского возраста, для сокрытия своих намерений пользуются особым говором, непроницаемым для чужих, и ведут племенную жизнь, противопоставив себя всем остальным. В их среде бытуют странные развлечения, например бросание камней в пожарных, врачей и в патрули жандармерии. А еще они горазды поджигать, играючи, автомобили и мусорные короба с отходами, распространяющими при возгорании зловоние, весьма обременительное для окружающих. Поднаторев в темных махинациях и незаконных сделках, они с этого живут, ведь ни в банках, ни на местных заводиках в их услугах никто не нуждается. Злобные, неблагодарные любители мутных делишек, способные, если схватить их за руку, на что угодно, они всему завидовали, все хотели заграбастать себе, а других обобрать, от всякой малости впадали в бешенство, исполненного сострадания Нашего Государственного Лидера откровенно презирали, в вместе с ним — весь высший свет, все без исключения деловые круги, только и думая, как бы пустить их по ветру и разграбить, сбившись в банды (с бритвой в одной руке и начиненным дробью пистолетом в другой!), напасть на какой-нибудь супермаркет и поживиться, растаскивая на халяву то, что уцелело в разгромленных витринах и на прилавках. Таковы были дикари, шныряющие у наших порогов, коих Его Величество едко припечатал, называя не иначе как «всякой швалью».