Книга Фундаментальные вещи - Тициано Скарпа

Я приметил еще одно существо. На земле билась беспомощная черная птица. Подошел ближе и взглянул получше. Это был кусок пластмассы (я представил, как ты лежишь в своей кроватке. Сильвана кормит тебя грудью и меряет температурку. Она стала очень беспокойной. Этой черты я в ней раньше не замечал. Помню в детстве я тоже частенько валялся со всякими простудами и болячками. Родись я в другое время, не знаю, сколько бы я прожил без вакцин и антибиотиков. За время всех моих домашних карантинов, укутанный в свитера, обвязанный шарфами и укрытый одеялами, я едва ли сумел укрепить свое одиночество, потому что мой жар населяли кошмары и бредовые фантазии. Я выяснил, что могу стать жертвой плохих мыслей и что эти мысли были моими. Моя мания преследования исходила изнутри, я носил ее в себе, она могла наброситься на меня с минуты на минуту. Я боялся не болезни, а чудовищ, дремавших внутри меня и просыпавшихся во время жара), беззащитный обрывок, подгоняемый ветром.

Слева, с наветренной стороны, я различил двоих. Они остановились в шаге от воды. Тут один из них сделал нечто такое, чего я никак не ожидал. Он быстро сорвал ветровку, скинул ботинки, стянул носки, расстегнул молнию, снял спортивное трико. Одежду он передавал товарищу. Тот аккуратно складывал ее в большую сумку, чтобы не унес ветер.

Человек стоял почти голый. Его окутывали порывы ветра и снега. На нем были только синие слипы. Я поежился. Он бросился в море, навстречу пенной волне, и нырнул в серую воду.

Я зашагал к ним. Идти против ветра было очень тяжело. Я низко опустил голову. На голове у меня была шерстяная шапочка и капюшон. Лицо до самых глаз я замотал шарфом. Когда я подошел совсем близко, человек уже вышел из воды. Тело его покраснело. Он надел приготовленный товарищем халат (в действительности это была женщина, теперь я увидел ее лицо.) Женщина растирала мужчине спину и ноги быстрыми сильными движениями рук. Мужчина издавал ритмичные звуки, чтобы согреться с помощью голоса.

— В воде гораздо лучше, намного теплее, чем на воздухе, — сказал он, хотя я к нему не обращался.

— Но… Как это вы? — сказал я, показывая пальцем сначала на него, потом на море.

— Это морж, — вмешалась женщина. — Он и другие психи вроде него купаются здесь каждый год утром первого января.

— До нового года еще несколько дней, — заметил я.

— Надо тренироваться!

48

Я и в самом деле размазня. Дал слово, и не сдержал. Я скучаю по тебе. Скучаю по твоей особенной компании. Она выражается в том, что я тебе пописываю. Просто я все время хочу быть с тобой, вообще все время, даже когда тебя нет рядом. Я не думаю, что это навязчивая идея. Я надеюсь на это. Надеюсь не быть тебе в тягость. И не превратить тебя в маменькиного сынка (в мужском роде получается папенькин сынок?).

Наверное, во всем виновата простуда. У тебя держится высокая температура, так что я не могу с тобой погулять. Я скучаю по нашим прогулкам. Придется потерпеть еще сколько-то дней, вот я и начал снова тебе писать.

Возможно, мои записки — реакция на неслыханное известие о твоем появлении на свет, неизбежное последствие твоего рождения, и я не могу прерваться, не могу обойтись без этого. Может, мой поступок объясняется тем, что это твои первые недели жизни. Со временем это пройдет, моя одержимость пойдет на убыль, и я перестану тебе писать. Пока же мне приятно быть в твоей компании хотя бы мысленно, в этих записках. Мне приятно быть в твоей компании в самых разнообразных формах.

Это все равно что влюбиться. Тебе хочется не только видеть любимого человека, но и писать ему эсэмэски, отправлять письма по электронной и обычной почте. Тебе хочется всего, как можно больше и одновременно.

Я, пожалуй, куплю тебе сотовый, немедленно. Составлю договор с телефонным оператором, и ты получишь свой номер. Я заведу тебе электронный адрес, начну писать и туда, так что через некоторое время, когда научишься читать, ты обнаружишь все мои sms и mail, которые я отправлю до этого. Они свалятся на тебя разом.

Я больше не зацикливаюсь на том, каким ты будешь в четырнадцать лет. Я избавился от этого наваждения благодаря Тициано. Я представляю, каким ты будешь в год, в десять, двадцать, тридцать, сорок лет. Короче, всегда, хоть до ста лет. Мне бы хотелось побыть с тобой в каждом твоем возрасте, пообщаться с каждым из них, даже когда меня уже не будет. Я воображаю, что пишу совсем разным Марио: ребенку, юноше, зрелому мужчине, пожилому человеку, старичку. Я тут, со всеми вами, мои дорогие Марио. Тихонько сяду и посижу рядышком.

Итак, я продолжаю свои записки, несмотря на твою температуру, и снова тоскую по нашим прогулкам вдоль берега моря и лагуны. В эти дни я пару раз гулял там один, но это не одно и то же. Я думал, ты не понимаешь того, что видишь. Я думал, нужно все описать, чтобы это не кануло в лету, чтобы передалось тебе, когда ты вырастешь. Сейчас я сознаю, что без тебя мне и самому ничего не понять.

49

Мне позвонила Сильвана.

— Я занят с клиентом. У тебя что-то срочное?

— Мы в "Скорой помощи".

— Мы — это кто?

— Я и Марио.

— В больнице? Что случилось?

— Я сама его принесла. Нашему врачу я больше не доверяю. Я все бросил, сел на рейсовый водный трамвайчик, потом на автобус. Через полтора часа я был в больнице. В отделении "Скорой помощи" я вас не нашел. Позвонил Сильване, она объяснила, куда идти. Я сел в один лифт, потом во второй. Сильвана сидела на стуле в коридоре детского отделения. Вид у нее был подавленный. Ты спал у нее на руках, весь бледненький и в поту.

— Наш врач все твердит, что это как в прошлый раз. Немного терпения, и все пройдет. Но я ему не верю. Температура так и не спадает. Уже неделю держится!

— А здесь что говорят?

— Они хотя бы меня выслушали. Я попросила их что-то сделать, какой-нибудь анализ.

— А почему ты еще здесь?

— А куда мне, по-твоему, идти?

— Разве они не записали тебя к специалисту и не велели прийти в назначенное время? Какой смысл тут сидеть?

— У него уже взяли кровь на анализ. Сразу же. Ты думаешь, я совсем ненормальная?

— Извини. Я не это имел в виду. Мне казалось, ничего серьезного нет, поэтому я тебя…

— Мне сказали, — прервала меня Сильвана, — что можно подождать и здесь, если мы готовы ждать. Это вопрос нескольких часов.

— Ждать чего?

— Результата анализа.

— Прямо сейчас? Это так спешно? — выпалил я.

Сильвана уставилась перед собой, стиснув губы.

Меня будто парализовало. Я не подавал вида, чтобы она не волновалась. Эта выдержка не очень-то помогла. Из ее глаз полились слезы. Я обнял ее, но не так сильно, как мне бы хотелось, потому что у нее на руках был ты.

Я не знал, что сказать. Спросил, сколько у тебя взяли крови, и тут же пожалел об этом. Мне бы спросить о чем-то другом, чтобы не приводить ее в отчаяние. Но как можно было говорить о другом? Под конец я сидел молча. Смотрел на тебя. Смотрел на нее. Бормотал что-то банальное: