Книга Парень с соседней могилы - Катарина Масетти

В старом парке отдыха есть аттракцион под названием «Силомер». Там надо бить дубинкой по штырю, и динамометр показывает твою силу. Если ты здоров как бык и способен вогнать в землю весь штырь, звенит колокольчик. Так вот, Креветкин смех стал для меня этим колокольчиком. У меня не всегда получается, чтобы он зазвенел… и я прекрасно чувствую, когда динамометр зашкалило, а когда я вовсе промахнулся.

Вайолет иногда недовольна мной и может сказать: «Ты у нас всегда был чудаком», — но она знает, что я настоящий мужик, ничуть не хуже ее Бенгта-Йорана: я умею водить трактор и валить лес.

Креветка же смотрит на вещи иначе. Я чувствую, что ее притягивают как раз мои «чудаческие» стороны. А когда я закладываю под губу жевательный табак и надеваю шлем, чтобы ехать на лесоповал, то превращаюсь в человека, мало для нее привлекательного.

Интересно, далеко у нас продвинулась медицина? Нельзя ли пересадить сложную тусклявую душу Креветки в тело Вайолет — с ее пухлыми грудями и проворными руками?

25

Я нашла управу на быстротекущую

беспорядочную жизнь

Теперь я раскладываю ее по папкам

наклеиваю этикетки

и храню в архиве

Сегодня произошло крайне неприятное событие. Меня трясет от одного только воспоминания о нем.

Началось с того, что вчера фру Лундмарк не вышла на работу.

Мы отнюдь не сразу заметили ее отсутствие. Нередко она приходит раньше всех, вешает пальто и меховую шапочку в своем кабинете и пробирается в подвал, чтобы заняться… Кстати, чем она занимается в свободное от детского отдела время? Мы предполагаем, что сортирует и отбраковывает литературу, а также заводит каталожные карточки на новые книги, но, разумеется, фру Лундмарк никто ни о чем не спрашивает, а ее высокая должность не позволяет нам подвергать сомнению ценность ее работы. Она же проводит все больше времени на складе, предварительно уведомив меня или Бритт-Мари, что нам следует взять Детей на себя.

Итак, мы обнаружили ее отсутствие лишь в обеденный перерыв. Фру Лундмарк всегда сидит за столиком у окна и всегда ест самые простые мюсли с кефиром, читая при этом очередной каталог, присланный Библиотечным управлением. Если в комнате вдруг воцаряется тишина, слышно астматическое дыхание госпожи Лундмарк, в остальном же она совершенно неприметна.

Она садится за столик в одну минуту первого и встает без пяти час, после чего моет миску из-под кефира и мюслей, ставит ее на сушилку и идет в уборную. Мы не раз шутили по этому поводу: не у всех желудок работает как часы.

Мы настолько привыкли к этому ритуалу, что фру Лундмарк стала для нас своеобразным фабричным гудком: когда она проходит мимо полок с нотами (напротив двери в столовую), мы знаем, что наступило время обеда, и у нас, как у собак Павлова, начинает выделяться слюна. Иногда мы испытываем голод, заслышав одну лишь одышку фру Лундмарк. А когда она встает и направляется к мойке (предварительно втянув в себя остатки кефира — чуть прикасаясь к ложечке, словно мимоходом целуя ее), то торопимся закончить разговор. Нам даже не надо смотреть на часы.

Вчера фру Лундмарк в столовой не появилась. Она не брала отгул и не звонила сказать, что заболела. Мы поговорили об этом минуты две — с тех пор, как я работаю в библиотеке, больше двух минут на обсуждение госпожи Лундмарк не уходило ни разу. Никто из нас не конфликтовал с нею, не ставил ей палки в колеса, но и не сотрудничал. Нельзя сказать, что мы избегаем ее: мы почти ежедневно обсуждаем с фру Лундмарк погоду и время прихода на работу или ухода с нее. Кроме того, почему-то именно она всегда собирает деньги на подарки юбилярам, роженицам и будущим пенсионерам. Удивительно, но она умеет потрясающе выбирать подарки — вроде бы самые банальные и неизменно попадающие в точку: оказывается, человек хотел как раз такого подношения. Потратив две минуты на вопрос о том, куда делась фру Лундмарк, мы, по обыкновению, решили, что это не наша проблема, и перешли к другим делам.

Ее, однако, не было в столовой и сегодня. Тут уж мы уделили этой теме минуты три. Даже спросили Улофа, не известно ли что ему. До него никаких сведений не доходило. Более того, он признался, что понятия не имеет, чем вообще занимается фру Лундмарк. Когда Улоф однажды попытался расспросить ее, она завела подробнейший отчет о работе, чем отняла у начальника полдня.

— Мой вопрос вогнал ее в краску, — доложил Улоф. — Фру Лундмарк сбегала за своей амбарной книгой и принялась досконально описывать разработанную ею систему отбраковки литературы. Пришлось сослаться на то, что я тороплюсь к зубному. Как, скажите на милость, заставить ее перейти от амбарной книги к «Виндам»?

Деятельность библиотеки в отсутствие фру Лундмарк нисколько не пострадала. Отдел детской и юношеской литературы я теперь и так нередко веду сама; более того, я чрезвычайно благодарна, что она дала мне карт-бланш. Нет, это слишком деликатный способ обрисовать ситуацию. На самом деле я считаю себя гораздо компетентнее госпожи Лундмарк и была бы крайне недовольна, если б та попыталась вмешиваться в мои дела. Для меня она стала всего лишь не самым нужным предметом обстановки, от которого мы можем при первом же списании избавиться.

Я позвонила ей домой. Автоответчик сообщил мне, что я попала к Инеc Лундмарк, которая в настоящее время не может подойти к телефону.

— Инес, Инес! Это я, Дезире! — прокричала я на случай, если она рядом с телефоном и все-таки ответит, но я даже не представляла себе комнату, в которой эхом отзывался мой голос, и не знала, на «ты» мы с фру Лундмарк или на «вы» (не говоря о том, что я только что впервые услышала ее имя).

Честно признаться, я не из тех, кто привык ложиться костьми ради других. В нашем коллективе скорее Лилиан начала бы заламывать руки и причитать: «Мы должны что-то сделать!», причем все бы сразу поняли, что «мы» означает нас, остальных. Решать же проблему взялась бы Бритт-Мари, мать пятерых детей, у которой времени меньше, чем у нас всех, вместе взятых.

На сей раз, однако, меня задело то, что, когда фру Лундмарк (Инес. Инес?) попыталась добросовестно объяснить Улофу свою систему, он отделался от нее под предлогом зубного врача. Я почувствовала укол в сердце. Нет, скорее разлитие желчи. В общем, мне стало не по себе.

Я попросила Улофа отпустить меня с работы, чтобы сходить к фру Лундмарк. Поскольку она не сообщила о болезни, он не знал, на кого бы скинуть эту проблему, а потому мгновенно согласился… и вздохнул с облегчением. Я пошла.

Фру Лундмарк снимала квартиру в большом, некогда роскошном доме темного, словно закопченного, кирпича. Внутри подъезд был отделан под мрамор, по бокам лестницы располагались ниши — очевидно, раньше в них стояли статуэтки. Теперь пустые углубления были исписаны аэрозолем английскими ругательствами.

Темно-коричневую полированную дверь фру Лундмарк открыла на первый же звонок. Правда, оставив цепочку. При виде коллеги она почти без колебаний сняла ее и пропустила меня в прихожую.