Книга Женщина-кошка - Роберт Линн Асприн

— А ведь ты прав. Я мог бы подозревать сам себя. Чтобы обеспечить Бэтмэна всем необходимым, мне пришлось раскинуть целую международную паутину. Я обзавелся связями, компьютерами, деньгами, сетью холдинговых компаний — и все это, чтобы пользоваться неограниченными возможностями и чтобы никто не сумел отождествить меня с Бэтмэном. Цели у меня другие — диаметрально противоположные — но я мог бы быть Связным.

Альфред уложил посуду на двух серебряных подносах и приготовился следовать за Брюсом вверх по лестнице. «Могу ли я напомнить вам, — сказал он как бы с неохотой, — что процветание Маттесона началось с морской линии „Голубая Звезда?“ — Он закрыл ее, — возразил Уэйн неуверенно.

— А может он просто перекрасил корабли «Голубой Звезды» новой краской…

Бэтмэн так сильно вцепился в стальные перила, что они задрожали.

«Гарри? Но зачем? Зачем?.. — он взглянул на электронные часы на дальней стене. Они показывали час ночи. — Альфред, я еду в клуб».

— Но, сэр…

— Я выгляжу как покойник, знаю. Брюс Уэйн уже несколько недель не появлялся в клубе. Показаться там сейчас в таком виде — значит подтвердить их наихудшие подозрения. Гарри Маттесон никогда не отказывал себе в удовольствии пригласить меня на ланч для отцовского нравоучения всякий раз, как ему казалось, что я пренебрегаю Уэйновским фондом, а значит и памятью отца. Что ж, я готов пообедать с дядюшкой Гарри.

— Вы даже не знаете, в городе ли он. Прошу вас, сэр, есть лучший выход, — интонация дворецкого вырабатывается поколениями; королева Виктория и та подчинилась бы подобным уговорам.

Но не Бэтмэн.

— Я так появлюсь в свете, что он услышит об этом. Брюс Уэйн: дебошир нокаутирован, забияка сломлен. Может, и пресса мной заинтересуется, Альфред? Давненько бульварные газеты не писали о Брюсе Уэйне, — он отпустил перила и взлетел по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.

Альфред последовал за ним более сдержанным шагом. «Я буду ждать вас в машине, сэр».

Еще оставался шанс, что Брюс увидит себя в зеркале и поймет нелепость своей затеи, но надежда на это была эфемерной, и дворецкий не мешкая спустился в гараж. Он вывел лимузин из бокса и ювелирно припарковал его перед входом, закрыв им при этом спортивную машину. Брюс Уэйн уже стоял в дверях. Он видел хитроумные маневры дворецкого и принял их без комментариев.

Если бы Альфреду не было доподлинно известно состояние каждой мелочи из гардероба Брюса, он решил бы, что его смокинг валялся скомканным где-нибудь за дверью. Он был преступно измят. Жилет и галстук сидели немного косо, а на белой рубашке виднелся красноватый мазок, который мог появиться от вина, губной помады или крови — в зависимости от предубеждений наблюдателя. Уэйн плюхнулся на кожаное сиденье так, что рессоры закачались.

— Вези меня, мой хороший, — игриво сказал Брюс. — В клуб.

Альфред все понял и потому промолчал. Настоящий Брюс Уэйн — если предположить, что настоящий Брюс Уэйн существовал — исчез, на его месте теперь был безответственный подвыпивший плейбой. Дворецкий нажал кнопку, чтобы поднять перегородку из дымчатого стекла, потом другую — включить обогрев. Возможно, сорок пять минут езды в теплой машине сделают то, чего не удалось добиться разумными доводами. Но нет — на приборной доске замигало несколько лампочек — это Брюс подключился к компьютеру и снова занялся анализом данных.

Ворота с фотоэлементами распахнулись, выпуская лимузин из поместья, и снова захлопнулись за ними. Альфред вел машину по темной, пустынной сельской дороге по направлению к янтарному зареву, никогда не исчезавшему над ночным Готамом. Не прошло и часа, как он пристроил громоздкий автомобиль возле административного небоскреба, с виду темного и безжизненного.

Клуб Брюса Уэйна находился на самом верху башни и представлял собой причудливый сплав антиквариата с модерном, подтверждающий правило: истинно ценное не вступает в противоречие друг с другом. То же самое можно было сказать и о мужчинах, сидевших в кондиционированном уюте перед камином.

Став членом клуба, вы оказывались как бы вне времени.

И тут вошел Брюс: багрое с помощью аутотренинга лицо, неприлично громкий голос, немного неразборчивая речь.

— Ну как вы тут без меня, черт возьми? — грубовато обратился он к ближайшему из присутствующих, обняв того за плечи и уронив его стакан с дорогим виски на не менее дорогой персидский ковер.

Жертва, седовласый бизнесмен, чьи компании продавали сталь на пять континентов из семи, был образцом хороших манер и выдержки. Выражение его лица было холодным, словно межзвездное пространство. «Я занят, Брюс.

Поиграй в свои игрушки где-нибудь в другом месте, будь любезен».

— Не с той ноги встал, а? — спросил Уэйн, до конца играя роль плохого мальчика. Он засек еще пару коллег отца по бизнесу, погруженных в беседу возле зеркальной стены, и рванулся к ним через зал, толкая присутствующих с тщательно рассчитанной грубостью.

— Кого я вижу! — раскрыл он объятия, при этом слегка плеснув коньяком в лицо собеседнику. — Нет места лучше дома — особенно когда мы здесь, а все остальные там…

— Мистер Уэйн? — дворецкий — не Альфред, разумеется, — появился рядом с ним. Он положил одну руку Брюсу на плечо, другой обхватил его за талию.

— Вас к телефону. Если вам угодно будет пройти со мной…

Брюс покорно опустил руки и позволил отвести себя в темный дверной проем. Миссия закончена. Все внимание клуба было приковано к нему.

Несколько часов старая гвардия будет обмениваться отечески заботливыми вопросами: Что нам делать с сыном Тома Уэйна? А еще пару часов спустя Брюс может твердо рассчитывать на звонок от Гарри.

Но, как оказалось, ждать не пришлось вовсе. Дверь за ним закрылась, и Брюс оказался в одном из кабинетов лицом к лицу с негодующим Гарри Маттесоном. Холодок неприязни пробежал по спине Брюса Уэйна в то время, как его сознание раздваивалось между актером, которому предстояло играть сцену, и холодно-рассудительным Бэтмэном, который отныне будет наблюдать за Гарри новыми глазами.

— Ну, что на этот раз, Брюс — алкоголь, разгульная жизнь или безнравственная комбинация того и другого?

Актер уронил голову.

— Посмотри на себя. Ты позоришь имя отца. Что с тобой случилось?

Когда, наконец, ты возьмешься за ум и сделаешь что-то своими руками?

Что-то стоящее?

Человек помоложе плакал пьяными слезами; человек постарше его распекал. Оба выглядели вполне искренними. Бэтмэн смотрел на все это со стороны в поисках подтверждения того, что они оба, по сути, актерствовали.

Убедительных доказательств не было. В конце концов, Гарри Маттесон мог быть Связным и одновременно глубоко расстраиваться по поводу дурного поведения сына своего покойного друга; эти роли не были взаимоисключающими. Бэтмэн начал подыскивать слова для речи, которая заставит две ипостаси Гарри вступить в конфликт.