Книга Взгляды на жизнь щенка Мафа и его хозяйки - Мэрилин Монро - Эндрю О'Хоган

— Ты, наверное, притомился, а? Мой храбрец! — сказала Мэрилин. — Да, ты устал. Столько людей, и все шумят. Притомился. Хочешь домой, правда? Хочешь пойти домой и посмотреть, что там приготовила Хэтти?

— Чудесная собака, — сказала уборщица.

— Спасибо, — ответила Мэрилин. — Он у меня совсем недавно. Такой зайка, ему бы только спать. Хороший пес.

Вот что делают люди. Они с тобой разговаривают. Несут всякую чепуху. Они говорят с тобой и за тебя. Так у них в голове рождается образ, замещающий им твою настоящую личность. Каждую проведенную вместе минуту они лепят из тебя то, что им нужно: друга, маленького пушистика, который любит своих хозяев и обожает их сюсюканье.

— Что надо сказать доброй тете?

Да брось, ты все равно меня не услышишь. Ты обращаешься со мной так же, как обращаются с тобой киношные боссы. Я здесь не для того, чтобы соответствовать твоим идиотским представлениям!

— Мы не любим, когда вокруг шумно, правда, сладенький? Здесь слишком много людей. Мы любим гулять в Центральном парке.

Думаю, это все игра на публику. Я не стану притворяться, будто мне неприятна эта человеческая черта — играть на публику. Другие животные так не умеют, и тем хуже для них. В чем-то Мэрилин даже была права: я притомился, и мы с ней действительно любили гулять в Центральном парке. Так или иначе, готовность услужить всегда была неотъемлемой частью моего обаяния.

В уборную вошла престарелая дама. Она взглянула на Мэрилин и тут же подошла.

— Меня зовут Лилиан Гиш, — сказала она приятным голосом, держась при этом очень непосредственно. Мэрилин тут же подставила ей свободный стул и вообще была чрезвычайно обходительна: шептала всяческие любезности, комплименты, — и вскоре между ними уже завязалась приятельская беседа за стаканчиком воды со льдом. Мисс Гиш рассказывала про Спрингфилд, Огайо, и про мистера Гриффита, режиссера. Похоже, встреча с нею успокоила Мэрилин — можно было забыть о неприятном обществе категоричных людей и с удовольствием поболтать с настоящей актрисой, знаменитой, как Сара Бернар. Да, моей подруге это было свойственно: она всегда чувствовала себя спокойно в компании великих престарелых актрис, излучающих самодовольство, ведь ее собственное сияние не могло им досадить. Так было с Сибил Торндайк, когда они снимались в английском фильме, и с Карен Бликсен, когда она, Мэрилин и ее подруга Карсон вместе ужинали, и с Эдит Ситуэлл, которая настолько любила себя, что внешность и мысли Мэрилин не могли ее не пленить. Пожилой возраст — своеобразная медаль почета для таких женщин, а вовсе не обязательный повод для зависти и беспокойства, как считают некоторые. На долю вышеупомянутых дам выпало немало горя, и они относились к этому факту с юмором и неповиновением. В каждой из них чувствовалась старомодная, запыленная красота, что само по себе делало их вечно юными и выделяло среди прочих людей, такой красотой обделенных. Мэрилин нравились эти актрисы: ей было приятно знать, что выживание — это фокус, который, несмотря ни на что, все-таки удается женщинам (но, по-видимому, не удался ее матери). Миссис Гиш окружал благостный ореол художественной утонченности, и Мэрилин с удовольствием в него окунулась. Они поговорили об уроках актерского мастерства, а потом мисс Гиш сказала, что безумно рада вернуться на сцену и играть в «Беласко».

— У вашего песика очень добрая морда, — добавила она.

— Он настоящий храбрец, — сказала Мэрилин. — Но сегодняшний вечер его утомил. Слишком много впечатлений.

— Приятно, наверное, иметь такого друга, — заметила мисс Гиш. Промокнув губы салфеткой, она повернулась к Мэрилин: — Мисс Монро, а у вас в детстве была лучшая подруга?

Мэрилин молчала всего лишь секунду, успев за это время показать удивление и радость от того, что подобный вопрос ей задали в подобном месте. У нее был дар с ходу заводить откровенные беседы.

— О да, — ответила она. — Ее звали Элис Таттл.

— Вот что я замечаю с возрастом: маленькие девочки из далекого прошлого неожиданно всплывают в памяти, чтобы составить мне компанию. Я часто ловлю себя на мыслях о них. Разве не странно? Вот недавно как раз нашла фотографию одной такой девочки — мы не виделись лет пятьдесят — и, представьте себе, поставила на зеркало в гримерной.

— Дружить с вами, наверное, одно удовольствие, — сказала Мэрилин.

Мы позволяем людям помещать свои жизни и истории на передний план: вот почему собака — лучший друг человека. И все же я в ту минуту думал о диких псах, бродивших по улицам древнего Рима, тех самых, что, по словам философов, населяли город глубокой ночью. То были кельтские борзые, спускавшиеся с гор: они держались друг друга, петляли меж колонн, слизывали пыль с мозаик и кружили по Форуму, облаивая тайны цивилизации.

Дружба. Она зависит от того, насколько нам удается подавить инстинкт заниматься исключительно продолжением рода. Чтобы быть хорошим другом, кое-какие части тела приходится усыплять. Я никогда не относился к той категории зверей, что обманом завоевывают любовь других и ласками прокладывают путь на вершину привязанности. Чтобы стать кому-то хорошим другом, надо быть готовым при случае бросить ему вызов, быть критичным, если это необходимо для ясности и развития. Как питомцу Мэрилин, мне была свойственна некоторая бодрость и независимость духа: в этой вселенной лести я пытался петь по собственным нотам — пусть не всегда успешно, но, сдается, Мэрилин понимала намеки, крывшиеся за длинными каскадами моих взглядов, скулежа и лая.

Прежде чем мы отправились домой, поклонник по имени Чарли — добрый знакомый Мэрилин — попросил швейцара быстренько щелкнуть их вдвоем. Она с радостью согласилась.

— Бог ты мой, какие у тебя сегодня ледяные руки, Чарли! Давно ты торчишь на улице?

— Два часа. — Он пожал плечами. — Нет, меньше. Я был на «Исходе» в кинотеатре «Уорнере» на Сорок седьмой улице.

— Фильм Премингера, — уточнила Мэрилин.

— Да, по сценарию Далтона Трамбо. — Они вместе спустились по лестнице к машине. — Представляешь, Трамбо опять пишет!

— Его ведь занесли в черный список?

— Именно! Видимо, перемены все-таки грядут.

— М-м-м, сомневаюсь, — сказала Мэрилин. — Пока Хрущев молотит ботинками по столу, легче не станет. Как тебе фильм?

— Болтовни многовато, — ответил Чарли. — Но Кобб хорош.

— Ли Кобб?

— Ага.

— Артур с ним знаком.

— Да, Кобб играл в постановке его пьесы.

— Он многих сдал. Впрочем, их всегда прощают.

— Кого?

— Мужчин.

— Ой да ну тебя. — Чарли поморщился. Он был из тех сообразительных ребят, которых так приятно любить. — В фильме со всеми хотят обойтись по справедливости, а это самая распространенная ошибка драматурга, тебе так не кажется?

— Наверное.

Чарли принадлежал к Шестерке Монро — группе молодых ребят, которые околачивались возле дома Мэрилин или поджидали ее в вестибюле гостиницы «Уолдорф». Она всегда была к ним очень добра, улыбалась и с удовольствием раздавала автографы. Когда она шла одна, они тайком за ней присматривали, и я успел хорошо познакомиться с Чарли. Иногда Мэрилин подвозила его куда-нибудь на своем лимузине.