Книга Тереза Дескейру. Конец ночи - Франсуа Мориак

— Не будете ли вы так добры остановить такси? Я плохо себя чувствую. Нет, не провожайте меня.

— Разрешите сегодня вечером зайти к вам?

— Нет, не сегодня, лучше завтра.

— Я только зайду узнать о вашем здоровье…

Она не соглашалась, ей не хотелось, чтобы он увидел ее униженной физическим страданием… К тому же присутствие Жоржа могло бы только усилить это страдание. Терезе необходимо время, чтобы прийти в себя: эта неожиданность сразила ее. Завтра вечером Тереза уже обретет спокойствие, она сумеет взять себя в руки. В такси она повторяла: «Не умереть…» Но если мальчик оказался способным ревновать, является ли это бесспорным доказательством того, что он ее любит? И если даже это действительно так, то как не опасаться, что это лишь один из тех миражей, которые возникают в страстном воображении молодых людей? Из-за изнуренной, полумертвой женщины долго страдать он не будет. К тому же в эту минуту, стараясь отдышаться, Тереза понимала, какими последствиями грозит ей малейшее усиление сердцебиения…

На мгновение она остановилась на площадке у двери, ища ключ. Жорж мог бы прийти сегодня вечером. Он придет завтра, но будет ли она жива завтра? Теперь уже не в ее власти избавиться от этого постоянно возникающего перед ней лица. Завтра вечером он повесит свое пальто на эту вешалку. На столике в передней лежало письмо. Тереза узнала почерк Мари. Вот уже несколько часов, как она ни разу не подумала о Мари.

Тереза с неприязнью посмотрела на этот глупый почерк. Глупыми были и продолговатая форма, и аметистовый цвет бумаги — все, вплоть до красных чернил; да, все в этом письме свидетельствовало о глупости. Терезе стало стыдно своих мыслей; тем временем Анна, чтобы избавить ее от лишних движений, снимала с нее шляпу и ботинки. Завтракать Тереза не будет; она решила просидеть неподвижно на низеньком пуфе у камина, пока не пройдет припадок. Оставшись одна, она сидела, подавшись грудью вперед, держа конверт в руках. Счастье Мари… Мари, ее дочери… Но какое значение имеют узы крови? Они были двумя женщинами, которые не знали друг друга. Пусть каждая попытает свое счастье. Мари семнадцать лет, она красива. Они купались вместе на мельнице, при треске кузнечиков лежали рядом на выжженном лугу. А она, Тереза, уже полуразвалина… Разве Мари пожалела мать в тот вечер, когда вырвала у нее признание. Самым худшим, быть может, было то, что Мари проявила так мало любопытства, она не интересовалась никакими подробностями, не пыталась выяснить обстоятельств… Жорж был бы настойчивее. Тереза отлично понимала, что обозначал этот прерванный вопрос, который он пытался задать в момент ухода, когда сказал со вздохом: «Как хотел бы я знать…» Он хочет вернуться для того, чтобы узнать… Бог мой! Не превратится ли и его посещение в допрос? Не придется ли Терезе в третий раз предстать перед судом?

Она думала, что страдает в ту ночь, когда Мари вырвала у нее частичное признание; она воображала, что жертвует собой, чтобы вернуть Мари отцу. И эта любовь дочери к ней… в действительности Тереза никогда этой любовью не обладала: «Я отказалась от того, чего не имела, принесла в жертву то, что никогда мне не принадлежало…» Между тем, если завтра вечером ей придется выдержать новую атаку со стороны Жоржа… Ну что же! На этот раз она будет лгать. Впрочем, это не будет ложью: то была другая — не она, какая-то неизвестная Тереза, которая пятнадцать лет тому назад, в течение недель преследуя жуткую цель, каждый день вновь находила в себе силы… Убийство изо дня вдень… Что общего между безумной тех далеких лет, которая намеренно лила без счета капли мышьяка в стакан мужа, и Терезой сегодняшнего вечера? Какое сходство?

О, мука — все ясно представлять себе! Не быть в состоянии обманывать себя самое! Очевидность, уверенность, что все эти дни она только и делала, что покушалась на счастье Мари! И что привести в оправдание на этот раз, на что ссылаться? Что сделал ей этот ребенок, кроме того, что искал у нее убежища и укрылся в ее объятиях?

Птичий гомон в листве садов, крики со школьного двора в четыре часа, во время перерыва, стук копыт лошадей универмага «Бон Марше», гудки и скрип тормозов автомобилей, замедляющих ход, — вся совокупность привычных звуков; умереть — значило бы не слышать всего этого; а жить — значит продолжать сидеть, прислушиваясь к этому монотонному шуму. Одним ударом пожертвовать собой, одним ударом искупить вину, уничтожить себя, раздавить гусеницу… Тереза вскрыла конверт, заранее соглашаясь с любым предложением этого еще неизвестного ей письма. Если в нем содержится требование, она готова его выполнить, каково бы оно ни было.

«Папа и бабушка встретили меня лучше, чем я ожидала, по-видимому, чтобы не раздражать меня, они сговорились не устраивать из моего бегства трагедии. Я тотчас же заговорила с ними о Вас и о том, что Вы предполагаете сделать в случае, если я выйду замуж. И хотя это ни в чем не проявилось, мне показалось, что Ваше предложение встретило наилучший прием. Папа сказал мне: «Ясно, что это очень многое устроит…», а бабушка, которая всегда готова причинить мне неприятность, добавила: «Все-таки обидно с таким приданым выходить замуж за внука фермера».

Я ничего не ответила. У меня были достаточно веские причины, чтобы сдержать себя, почтальон только что принес мне письмо от Жоржа, которого я так скоро не ждала, так как он терпеть не может писать. Впрочем, я отлично поняла, кому я обязана этим письмом. Дорогая мамочка, вот теперь только я подхожу к главному, но не знаю, как выразить то, что собираюсь Вам сказать… Я глупа, и мне даже непонятно, каким образом вы можете иметь такую глупую дочь. Правда, я ведь Дескейру! Ну так вот, мне хотелось бы попросить у Вас прощения, но я боюсь, что мои слова могут показаться притворными или лживыми… Я много думала над всем тем, что за последние дни произошло между нами, и теперь знаю, что Вы добры той добротой, которую я до сих пор никогда не встречала. Мы с Жоржем держимся одного мнения, что все, что произошло когда-то, просто было неправильно истолковано. Во всем этом заключается проблема, элементами которой, как уверяет Жорж, располагаете только Вы одна (это его собственное выражение, он употребил его в своем письме). Могу ли я сомневаться в Вас, видя Ваше отношение ко мне, проявившей к Вам так мало чуткости и жалости? Теперь благодаря Вам я знаю, что значит платить добром за зло.

Но прежде всего — я восхищаюсь Вами. Я восхищалась бы Вами даже в том случае, если бы это восхищение не разделялось Жоржем. Совершенно понятно, Вы произвели на него огромное впечатление, а он разбирается в людях! Мое счастье зависит от Вас, это настолько очевидно, что, читая эти строки, Вы должны заподозрить меня в корыстных побуждениях. А между тем, если бы Вы только знали, как я сейчас искренна! После того как я побыла возле Вас, все здесь — и люди, и вещи — кажется мне еще более пошлым. Воображаю, какой могла бы быть моя жизнь между Вами и Жоржем!

Если наши будут писать вам относительно принимаемого Вами в мою пользу решения, ответьте им, пожалуйста, что это решение будет зависеть от моего брака. Особенно бабушка не прочь состряпать союз по своему вкусу, ведь она соглашалась на Фило, которых презирает, только ввиду нашего стесненного положения, но увеличение моего приданого, несомненно, пробудит ее честолюбие. Необходимо оговорить, что Вы соглашаетесь на эту жертву лишь для того, чтобы я могла выйти замуж за юношу, который мне нравится…»