Книга Арбайт. Широкое полотно - Евгений Попов

— Отдайте, — заныл Гдов. — Сетка не моя, — зачем-то соврал он.

— Правильно. Теперь она моя, — цинично подтвердил кулак.

Красная была сетка, в смысле — красного цвета, потертая, сероватая. Пластиковых пакетов тогда еще не было. Тогда много чего не было, что сейчас есть.

Сталин вот был. Дело в том, что музей такого пламенного вождя помещался в городе К. все на той же улице Ады Лебедевой, но в доме под номером 23, между домами 35 (Гдов) и 17 (кулак Дзюбин). Сам Сталин помер в 1953 году. В 1916 году его везли через город К., из Туруханской ссылки, где он пребывал вместе с Яковом Свердловым. (Свердлов потом утверждал, что Коба был тип неприятный, у него сильно пахло от ног. Однако недолго утверждал, потому что тоже помер, хоть и в 1919 году, но успев разогнать Учредительное собрание, расказачить казаков и убить царскую семью.) Везли, чтобы сдать в солдаты Первой мировой войны. Однако Сталин от армии ухитрился откосить, а тут и Февральская революция подоспела, за ней грянул октябрьский переворот.

5 марта 1953 года рыдающая матушка направила Гдова в музей Сталина подать новопреставленному великому соседу за то, что он умер, охапку зеленых веточек мещанского растения аспарагус (Asparagus plumossus), что росло у них на окне в глиняном горшке. Ведь живых цветов тогда в Сибири зимой-весной не водилось, не то что сейчас.

Горе! Горе! Рыдающие сотрудницы музея записали фамилию Гдова в толстую «Книгу отзывов», что он первым во всем городе сделал такое богатое приношение усопшему. А вечером об этом его подвиге уже рассказывали в детской радиопередаче «Сталинские внучата» — местном аналоге столичной «Пионерской зорьки».

— Граждане свободной России! Вяжите меня! Я тоже внес свои две копейки в копилку тоталитаризма! — возопил Гдов.

Кривлялся, конечно же, но все же так разволновался, что уже не мог день больше работать и в этот.

ПРОЧИТАВШЕМУ ГЛАВУ XXIX ПРЕДЛАГАЮТСЯ ВОПРОСЫ

1. Виноваты ль и крестьяне в том, что случилось с Россией после 1917 года? Вообще кто-нибудь в этом виноват или свершилось то, что должно было свершиться?

2. Знакомо ли вам слово «авоська»? Как вы полагаете, кто впервые ввел в обиход это советское слово?

3. Знаком ли вам фильм «Партийный билет»? Имеет ли к нему какое-либо отношение кулак Дзюбин? А поэт Эдуард Багрицкий?

4. Какие еще цветы, кроме аспарагуса, выращивали на своих окошках советские мещане, ухитрившиеся в ХХ веке, несмотря на тяготы его, пережить практически всех начальников нашей страны?

5. Хорошо ли поступил кулак Дзюбин, отобрав у ребенка авоську? Кто в этом тексте назвал Иосифа Виссарионовича Сталина главным подлецом Страны Советов — Дзюбин, Гдов, автор? Правоверна ль эта жесткая характеристика или были (есть) в нашей стране подлецы и покруче?

Глава XXX

КОГО СЧИТАТЬ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЕЙ

Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно из истории русской интеллигенции, которая домахалась красным флагом до того, что очухалась только в ГУЛАГе, но суровый этот урок впрок ей совершенно не пошел, хоть кол ей на голове теши!

Гдов колебался. Считать ли интеллигенцией двух пожилых людей, которых он знал, когда был еще относительно молод?

Один из них, отец его приятеля-актера К., родом был из крестьян отдаленных уголков Московской губернии, достиг в жизни лишь звания доцента несущественного московского вуза, в тюрьму не попал. Говорил, что не за что было. Ну да тут уж он или ошибался, или лукавил. Ведь мало кто в ГУЛАГ действительно влетал за дело, остальные так это, ни за что. Ни за что тянули адские сроки, а не попали б в жернова — рассуждали бы как доцент. Рисовали бы стенгазету, ходили на партсобрания гневно осуждать какого-нибудь очередного врага Страны Советов. Он мужик-то хороший был, доцент, любил рыночный творожок, вырезал из газеты «Труд» смешные случаи про рыбалку и сбор грибов, однажды рассказал Гдову памятную историю из собственной комсомольской юности.

Суть этой истории заключалась в том, что троцкистская оппозиция тех лет, которая всерьез, надолго и взаимно ненавидела Сталина, решила собрать свое сборище в одном из рабочих клубов Марьиной Рощи, там, где сейчас синагога. А комсомольским сталинским орлятам их старшие партийные орлы поручили это антинародное мероприятие сорвать. Правильная молодежь сначала затеяла потасовку в дверях со старыми оппозиционными чертями, но тем не привыкать, они тоже ребята были боевые, не хуже, чем сталинисты, прорвались в зал и там торжественно расселись по рядам. (Помнится, Гдов, слушая взволнованного ветерана, впервые меланхолически отметил тогда, что, если бы в тридцатые годы ХХ века Троцкий Сталина нагнул, а не наоборот, — оно, может, еще и хуже вышло бы. А может, и нет, но то, что лагеря все равно были бы полные под завязку, что при Троцком, что при Сталине, лично у него никаких сомнений не вызывало.) Троцкисты только-только завели было с трибуны свое обычное «бу-бу-бу», ругая товарища Сталина, что он предал завоевания Октября, как молодежь им тут же вырубила свет путем обрезания главного несущего кабеля, но и это еще не было финалом. Хитрый враг, оказывается, запасся свечами. Троцкисты эти свечи зажгли и принялись петь «Интернационал», от звуков которого тени присутствующих романтично колебались. Что ты с такими негодяями сделаешь? Однако сталинская молодежь догадалась и тоже взялась за этот партийный гимн, но с нарочитым опозданием на одну строчку. К примеру: если троцкисты уже поют «Весь мир голодных и рабов», то сталинисты всего лишь заводят «Вставай, проклятьем заклейменный». От такого визга, рева нервы у троцкистов не выдержали, и враги покинули свое сборище. У троцкистов нервы вообще были нежные, отчего Сталин их и переиграл.

А вот отец другого товарища Гдова, старого писателя А., был перед Второй мировой войной большим советским начальником в городе Казани, отчего и сидел бессчетно, лет, наверное, двадцать пять, не меньше. Сажали, выпускали, снова сажали. Потом Хрущев разоблачил культ личности, старика реабилитировали, душевно извинились перед напрасным зэком, заново выдали честному коммунисту партбилет, который он принял с благодарностью, потому что очень любил революцию.

— Не могу, не могу я с ним! — иной раз хватался за голову старый писатель А., которого в нежном пятилетнем возрасте поместили в приют для детей врагов народа. — Сколько ж папаше еще надо было бы сидеть, чтобы окончательно очухаться? Вот беседуем. «Брежнев говно?» — «Говно». — «Хрущ говно?» — «Говно?» — «Сталин говно?» — «Выродок, убийца, блядь и говно». — «А Ленин?» — «Ильича не трожь! Ильич — это святое!»

Отец писателя А. тоже был из крестьян. Окончил институт красной профессуры. Знал Троцкого. А кто тогда Троцкого не знал, если Лев Давидович был одно время самым главным советским начальником?

— Подальше надо от начальничков держаться всегда, — пробормотал Гдов примерно в 2009 году.

И так разволновался, что уже день не мог больше работать и в этот.

ОБМЕНЯЕМСЯ МНЕНИЯМИ ПО ПОВОДУ ГЛАВЫ XXX