Книга Жизнь без спроса - Саша Канес

«Братья Карамазовы» закончились не поздно, была предвыходная пятница, и я пригласила Олега зайти к нам домой попить чаю. До этого я всю дорогу восторгалась тем, как потрясающе прочел Великий «Великого Инквизитора». Свет погасили не только в зале, но и на сцене. Лишь одинокая свеча освещала прекрасное, одухотворенное лицо благородного гения, и в кромешной черной пустоте звучал его глубокий прекрасный голос.

Меня раздражало, что Олег не спешил разделять мои восторги, равнодушно отнесся к моим речам и, казалось, думал о чем-то своем. Причем он пребывал в некоторой прострации с самого начала вечера. Он нежно сжимал мою ладонь в своей руке, улыбался, глядя на меня, но никакого отношения к моим переживаниям это не имело. Несколько раз он даже попытался крайне неуклюже сменить тему и напомнить о том, как ему понравилось погружаться с аквалангом на Красном море. Перебивая мои славословия в адрес Великого, Олег упирал на то, что не видел ничего красивее, чем подводный коралловый мир, и мечтает когда-нибудь побывать там еще раз и снова погрузиться, и непременно сделать это вместе со мной. Я же была просто раздосадована, что меня перебивают, тем более что в те времена мысль о погружении с аквалангом к кораллам Красного моря казалась мне не более реалистичной, чем идея о прогулке в скафандре по поверхности Марса.

Пожимая плечами, я продолжала говорить о своем.

Наконец мы добрались до дома. На кухне к нам просоединилась только мама. Бабушка неважно себя чувствовала и уже легла спать, а папа работал с замечаниями каких-то очередных оппонентов по поводу его диссертации. Пока закипал чайник, я повторила маме рассказ о замечательном спектакле и в подробностях описала полюбившийся мне эпизод, в котором участвовал обожаемый мною актер.

– Ну а тебе, Олег, что больше всего понравилось? – обратилась мама к моему молодому человеку.

– Бутерброды с салями, – улыбнулся он. – И пиво «Золотое кольцо».

– Неужели Достоевский не тронул? – покачала головой мама.

– Ну, во-первых, это был не сам Достоевский, а лишь спектакль по мотивам «Братьев Карамазовых», а во-вторых… во-вторых, я терпеть не могу Достоевского, – признался Олег.

– Как же это можно не любить Достоевского? – развела руками мама. – Ведь он же гений!

Олег не был заядлым спорщиком. Даже в разговоре со мной он всегда старался избегать таких тем, где имелся хотя бы малейший шанс на расхождение во мнениях. Отметив, в чем мы не совпадаем, он потом осторожно, деликатно и исподволь старался переубедить меня. Часто я сама не замечала, как принимала его сторону. Но в этот раз он оказался на удивление резок:

– Инна Дмитриевна! Вот вы сейчас сказали сразу две странные вещи: вы сказали, что не любить Достоевского нельзя, и сказали, что он гений. Но, простите, не любить можно что угодно и кого угодно. Это, несомненно, дело вкуса. И второе: кто сказал, что Достоевский – гений?

– Это сказали многие по-настоящему понимающие люди. То, что Достоевский – гений, знают все!

– А я, простите, не знаю. И берусь доказать, что написанное Федором Михайловичем подчас не только безнравственно, но, плюс к тому, еще и нелогично, неграмотно и беспомощно в художественном смысле. Хотите, возьмем книжку «Карамазовых» или «Преступление и наказание» – и я покажу вам, Инна Дмитриевна…

– Не хочу, Олег! Советую тебе почитать серьезных критиков и не считать, что ты умнее всех!

Подозреваю теперь, что мама давно ждала, когда сможет достойно поставить Олега в неудобное положение. Ей очень хотелось, чтобы я увидела как можно больше его недостатков.

Олег позеленел от раздражения и отодвинул от себя только что наполненную чашку чая. Желая как-то ослабить возникшее напряжение, я произнесла:

– Но ведь совершенно несомненно, что «Великий Инквизитор» написан действительно гениально, и сегодня он был гениально исполнен гениальным актером!..

– Просто ты гениальный зритель, Анюта! Запасшись заранее тезисом о «гениальности», ты готова прочитать то, что не написано, и услышать то, что не сказано.

– Но ведь не я же одна! – воскликнула я и обрадовалась, заметив, что мама одобрительно кивнула мне.

– Вопросы искусства не решаются голосованием. Знаете, Инна Дмитриевна, я обожаю сказку про голого короля. Вот это – шедевр! Не ней зиждется огромная часть всего мирового искусства – от Рабле до Писарско. Автор попадает в «струю», и дальше даже тысячи мальчишек, вопящих, что король-то на самом деле голый, не заставят толпу осознать, что цена тому, что мы сегодня видели, – ломаный грош!

Вдруг меня пронзила мысль: Олег, наслушавшись моих славословий в адрес Великого актера и режиссера, меня просто приревновал! Сейчас я, конечно, понимаю, какая это была чушь, но тогда, сама не знаю почему, с моих уст само собой сорвалось:

– Знаешь, Олег, многим амбициозным людям, не имеющим достаточно таланта, подчас остается только поливать грязью тех, кто их неизмеримо выше!

Я даже не задумалась, как оскорбительно звучали мои слова. Передо моим мысленным взором стояло бледное вдохновенное лицо и слышались полные явного и потаенного смысла слова из «Великого Инквизитора».

На кухне воцарилась тишина. Оскорбленный Олег поднялся и как-то нерешительно и грустно сказал:

– Извините… мне не хочется чаю… мне, пожалуй, домой пора…

Еще не поздно было остановить его, попытаться обратить все в шутку, но я не сделала этого. Я молча поднялась, пропустила его в коридор и даже не подошла к двери, чтобы проститься.

– Молодец! – похвалила меня мама. – Ты повела себя очень достойно и мудро, как настоящая женщина. Парень просто зазнался… И отсутствие хорошего воспитания дает себя знать!

Я кожей почувствовала, насколько мама терпеть не может не столько самого Олега, сколько его мать… да и Кирилла Ивановича заодно.

– Не волнуйся! – продолжила мама после минутной паузы. – Он завтра и позвонит, и придет, и извиняться еще будет! Будь тверда, Аня!

Через полчаса у нас зазвонил телефон. Мама взяла трубку. Звонила Тамара Ильинична, поинтересовалась, у нас ли Олег. Мама строго ответила, что Олег заходил, но уже ушел, а она, в свою очередь, просит никогда не звонить нам так поздно, так как, в отличие от людей «свободных профессий», и она сама, и мой папа очень рано встают и очень устают на работе. Странно, во время этого разговора меня не покидали две мысли: первая – что мама, как всегда, права, и вторая – что, если моя судьба окажется сломанной, то именно мама будет ответственна передо мной за мои неудачи и даже несчастья. Сама не понимаю: почему мне казалось важным осознание того, что за меня несет ответственность кто-то старший? И почему моя дочь Маша совсем другая?

Олег не позвонил. Я тоже не стала звонить ни на следующий день, ни после. Мне, честно говоря, очень хотелось набрать его номер, но, всячески подбадриваемая мамой, я сдержалась и не стала этого делать.

Я не звонила целых две недели. А потом узнала, что тем вечером, когда Олег шел от нас, в его дворе мои бывшие одноклассники Сургучев и Коротков пытались изнасиловать какую-то незнакомую девушку, шедшую из гостей к метро. Олег вступился за нее и получил удар ножом в живот. Врачи чудом спасли ему жизнь, а спасенная девушка, пока он болел, не отходила от его постели. Когда Олег выздровел, она сама забралась в его постель, да там и осталась. Эта девушка стала его законной женой.