Книга А я люблю женатого - Каринэ Фолиянц

Нина пела в тот вечер песни Эдит Пиаф.

Ира улыбнулась, когда все захлопали.

– Ну как? – спросил Гена. – Правда, это совсем не похоже на других?

– Есть нерв, есть голос. Но я не знаю, есть ли у нее будущее. Она может проторчать здесь всю жизнь. Знаете, я иногда думаю… Бог ведь очень избирателен к людям.

– Вы фаталистка? – удивился Гена.

– Я реалистка, – отрезала Ира.

– А мне кажется, люди должны уметь заслужить расположение Бога. И тогда он в них поверит и поможет, – вдруг смело сказал Гена. – Мне кажется, – он кивнул на Нину, – она сможет это сделать!

– Интересно, как это сделать? Чем заслужить расположение Бога?

– Не знаю. Это легче почувствовать, чем объяснить. Как заслужить? Любовью, может быть…

– Любовью? – переспросила Ира. – Вы оригинально мыслите!

Она вдруг поняла, что не так он и глуп, этот молчаливый парень. И певица в этом маленьком кафе – замечательная.

Голос. Волшебный, удивительный голос. Такого на эстраде и не сыщешь. Да кому она нужна? Провинциалка ведь небось и не такая уж молоденькая – тридцатник. Ловить удачу, пожалуй, уже поздно.

– Спасибо за концерт, а теперь уж отвезите меня домой! – попросила Ира куда мягче прежнего.

Гена просиял:

– С удовольствием!

Нина раскланивалась после очередной песни, когда к ней подошел Эрик.

– Ты понравилась вон тому типу. Улыбнись ему! – приказал он.

– Какому типу? – Нина сделала вид, что ничего не поняла.

– Да вон, в белом пиджаке.

Она обернулась и увидела здоровенного белобрысого амбала. Тот поманил ее пальцем.

– Не хочу улыбаться, он мне не понравился, – решительно сказала Нина.

– Ты что, офонарела?! Иди немедленно к нему за стол. Он меня просил! – прошипел Эрик.

– Тебя просил, ты и иди!

Эрик завопил:

– Что ты сказала? Ты отсюда со свистом вылетишь! Ты хоть знаешь, кто это? Для тебя же, дура, стараюсь! Ты в курсе народной мудрости «Не полежишь на диване – не появишься на экране»?

– Мне не нравится такая мудрость!

– Последний раз предлагаю! Улыбнись ему!

– А я в последний раз отказываюсь. – Нина хихикнула.

Дело принимало серьезный оборот.

Эрик схватил ее за руку и уволок со сцены. Там, около кухни, он дал волю своему гневу.

– Я никому не позволю унижать меня в моем заведении! И вообще я никому не позволю себя унижать! Кто ты такая?! Я тебя спрашиваю! Ты кто? Кем ты себя вообразила?! Чучело огородное!

Выскочила толстенькая Эля, здешняя повариха.

– Эрик, пожалуйста, перестань! Эрик, прошу тебя!

Но Эрик не останавливался.

– Убирайся немедленно! Катись к себе домой! Будешь там по утрам с ишаками горланить «Амаполу» свою! Нечего здесь тебе делать с порядочными людьми!

Он бросился в каморку Нины. Пнул ногой раскладушку, схватил Нинино пальто… и вдруг увидел фото красавца мужчины. Содрав его со стены, завопил:

– А это что за деятель? Что это за урод?

Тут не выдержала и Нина:

– Не смей трогать его своими грязными лапами!

Эрик бросил портрет на пол:

– На, забирай своего фраера и катись отсюда! Чтоб я тебя здесь больше никогда не видел до самой моей смерти. Не подходи к этому заведению!

Подняв с пола портрет, Нина молча надела пальто и пошла к выходу.

Сердобольная Эля нагнала ее:

– Нин, ну куда ты пойдешь? Ты б прощения у него попросила. Эрик не злой, поорет, а потом простит!

– Не буду я просить прощения! – Нина обмотала большой шарф вокруг шеи, шапки у нее не было, и выскочила на улицу.

Она побрела по скользкой тропинке к шоссе, где горели огни.

Идти ей и впрямь было некуда…

А Гена, тем временем, вез Иру домой.

– С вами очень легко, Гена! – вдруг улыбнулась она.

– Но раньше вы меня почему-то просто не замечали. Спасибо вам за этот вечер.

Она снова улыбнулась:

– Это я вас должна благодарить. Я выйду здесь. Не провожайте. Увидимся. – И вышла из машины.

Гена смотрел, как она идет к подъезду дома. Он загадал – если обернется, значит…

Ира, открывая дверь подъезда, обернулась и помахала ему рукой.

Замерзшая Нина остановилась, погрела руки собственным дыханием, плотнее запахнула демисезонное пальто. Ох уж этот холод!

Она заметила неподалеку ларек, подняла с земли свою сумку и направилась к ларьку.

Ларек был закрыт, но продавец оказался на месте. Он читал газету. Нина забарабанила в окошко. Окошко открылось, показалось лицо Гриши.

– Вам чего?

– Парень, ты пиво продаешь?

– Продаю! – гордо ответил Гриша.

Нина высыпала в его ладонь кучу мелочи:

– Хватит?

Гриша разозлился – монеты были такие мелкие, какие в магазинах норовят не принимать.

– Женщина, вы мне столько мелочи навалили! Я же до утра считать буду!

– Считай. Я не тороплюсь, – весело откликнулась Нина.

– И откуда вы такие беретесь? – злобно огрызнулся парень.

– Я артистка, – гордо сообщила Нина.

– Из погорелого театра?

– Нет. Из ночного кабака.

– Значит, точно из погорелого!

– А что, я тебе так не нравлюсь? Слушай, у меня завтра день рождения, – вдруг сказала она молодому продавцу, – пусти погреться!

– Еще чего! Не положено!

– Я южная. Сдохну сейчас. Тебе труп у ларька нужен? – пригрозила Нина.

И он вдруг сдался. Сдался, хотя Леша Воронков и сам хозяин палатки строго-настрого запретили ему открывать дверь ларька посторонним.

Он не просто пустил ее погреться. Он напоил ее чаем, видя, что она совсем замерзла.

– Ну и зачем же вы сюда приехали, если зиму не выносите?

– За тем же, за чем и ты. За счастьем! За деньгами! Что ты, тупой?! Зачем люди в Москву едут? В театры ходить? У нас тоже отличные театры. И море есть!

– Вот и купалась бы!

Нина только открыла рот, чтоб в ответ нахамить, как вдруг из приемника, послышалась песня. Это была ее любимая «Амапола».

– Сделай погромче!

Впрочем, она сама кинулась к приемнику. И запела вместе с тенором эту чудную мелодичную песню.