Книга Знахарь-2, или Профессор Вильчур - Тадеуш Доленга-Мостович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, пан профессор, сгущены. Некоторые претензии вообще безосновательны. В них можно даже увидеть злую волю авторов. Например, эти рецидивы амнезии или ваша склонность применять лекарственные средства, не используемые сейчас вообще. Это совершенно несерьезные претензии.
Вильчур, который надеялся, что этот документ вызовет у его ассистента бурю возмущения и негодования, изумленно слушал его спокойные, деловые и, казалось, хладнокровные рассуждения.
— Кроме того, докладная составлена, — продолжал Кольский, — с откровенной недоброжелательностью по отношению к вам. Если бы я был адресатом, уже это вызвало бы у меня недоверие к авторам, натолкнуло бы на мысль о том, что для личной выгоды, а не для блага клиники воспользовались они существенными сторонами ситуации.
Профессор Вильчур приподнял брови и, глядя на Кольского, спросил:
— А что это за существенные стороны ситуации?
Кольский с минуту помедлил.
— Поскольку пан профессор настаивал на том, чтобы я искренне высказал свое мнение…
— Только об этом я и прошу, — подчеркнул Вильчур.
— В таком случае я буду откровенен. Вы знаете, пан профессор, с каким уважением, благодарностью и преклонением я отношусь к вам. Однако, будучи объективным, должен сказать, что коллегам нельзя отказать в правоте, когда они утверждают, что вы устали и что результаты этой усталости весьма неблагоприятно отражаются на работе клиники. В последнее время вы практически не обращаете внимания на то, что здесь происходит. А здесь сложилась очень неблагоприятная ситуация. Персонал возбужден, не прекращаются интриги, сплетни, сведения счетов. Словом, развал. Для руководства таким большим учреждением, вы согласитесь со мной, нужна сильная, уверенная рука, крепкие нервы, ну и почти постоянное присутствие на работе. Я понимаю, что, говоря это, доставляю вам огорчение, но, поскольку вы спросили меня, предпочитаю говорить открыто.
Он закончил, и в комнате воцарилось тягостное молчание. Наконец, профессор встал. Ему хотелось улыбнуться, подавая Кольскому руку. Однако он не смог справиться со своими чувствами.
— Спасибо, коллега, — лаконично сказал он.
Не произнеся ни слова, Кольский вышел из кабинета. Когда за ним захлопнулась дверь, Вильчур тяжело опустился в кресло.
Вот так внезапно со стороны, откуда он меньше всего ожидал, был получен удар. И удар этот был особенно болезненным, потому что его нанесла рука, от которой он ждал самой большой помощи.
Неужели на самом деле он утратил самокритичность?.. Неужели не сумел почувствовать упадок духовных и физических сил, который видят в нем уже не только враги, но и друзья? Неужели действительно стал бездарным человеком, дряхлой развалиной, помехой для других?.. Он, кто чувствует в себе столько силы, веры в себя, жажды работать!..
Он грустно посмотрел на стол, где лежали два листа бумаги. Затем медленно взял их, измял и выбросил в корзину. Зачем обращаться к другим? Все они, если отважатся только на такую откровенность, как Кольский, повторят то же самое. Вызывать их для того, чтобы опять почувствовать унижение, чтобы услышать те страшные, сокрушающие слова — он верил, несправедливые, но сказанные с убеждением в их правоте…
Борьба была проиграна. Он понял это и сумел поступить так, как подсказывала ему совесть.
Спокойно достал лист бумаги из стола и написал:
"Уважаемый пан председатель! Подумав и изучив ситуацию в клинике, я пришел к убеждению, что единственным правильным решением вопроса будет мой уход. Так как после принятия такого решения мне было бы очень тяжело оставаться здесь еще даже на несколько дней, я позволяю себе передать руководство клиникой профессору Ежи Добранецкому, моему заместителю, который в совершенстве владеет всеми вопросами. С уважением
Рафал Вильчур".
Он сложил страницу вчетверо, вложил в конверт, написал адрес председателя Тухвица и нажал кнопку звонка.
— Отправьте, пожалуйста, сейчас, — обратился он к курьеру, — и сообщите профессору Добранецкому, что я хочу с ним поговорить.
Добранецкого пришлось ждать недолго. Но этого было достаточно для того, чтобы Вильчур смог овладеть собой и поздороваться совершенно спокойно:
— Прошу садиться. Я хотел с вами поговорить, если вы располагаете временем.
Добранецкий взглянул на часы.
— У меня до операции двадцать минут.
— Ну, столько я не отниму у вас.
— О чем речь? — спросил Добранецкий.
— Недавно был здесь у меня председатель Тухвиц. Он сказал, что некоторые врачи нашей клиники подписали докладную, в которой предлагалось мое освобождение. Но председательТухвиц не назвал мне ничьих фамилий. Я прочел эту докладную, и у меня есть основания предполагать, что ее автор — вы, автор и инициатор.
Добранецкий слегка прикусил губу, но поднял голову и, глядя в глаза Вильчуру, ответил:
— Да. Я не собираюсь скрывать это.
— И причины нет у вас, — подхватил Вильчур.
— Нет причины, нет, — подтвердил Добранецкий. — Я не принадлежу к числу тех людей, которые чего-нибудь боятся и которые соглашательски готовы мириться с тем, что считают злом, вместо того чтобы любыми средствами противостоять этому.
Вильчур усмехнулся.
— Как вы точно выразились: любыми средствами. Вы не погнушались ни одним, но не об этом я хотел с вами говорить. Так вот, Тухвиц выдвинул альтернативу, оставляя за мной право выбора: или, оставаясь руководителем клиники, убрать из нее тех, кто, обманывая общественное мнение, вредит ей, или уйти самому.
Он умолк, ожидая вопроса Добранецкого. Тот, однако, лишь несколько побледнел, но не произнес ни слова. Вильчур смерил его презрительным взглядом.
— Тухвиц оставил решение за мной, и я его уже принял: несколько минут назад я послал ему письмо с отказом от руководства.
На лице Добранецкого выступили красные пятна.
— Я сообщаю об этом вам, потому что в том же письме содержится мое решение о передаче клиники в ваши руки. И я хотел спросить вас, окажете ли вы мне эту маленькую любезность принять ее.
Добранецкий пошевелил губами, но ничего не сказал.
— Это облегчило бы для меня ситуацию, — продолжал Вильчур спокойным тоном. — Передавая руководство кому-нибудь другому, я был бы вынужден затратить много времени на всякого рода объяснения, в то время как вы, неоднократно замещая меня, прекрасно обо всем осведомлены. Только сегодня я вернулся из отпуска, поэтому мне меньше известны текущие дела клиники, чем вам. Так вы согласны?
— Согласен, — лаконично ответил Добранецкий.
Вильчур встал.
— Значит, вопрос решен, и я вас поздравляю. Добранецкий тоже встал и сказал:
— Прощайте, пан профессор.
Он протянул Вильчуру руку, но тот покачал головой.