Книга Сын гетмана - Ольга Рогова

– И должны принять! – сердито отрезала дочь. – Его величество король не хуже нас! А тем более, что мне сегодня непременно надо настроить отца так, как этого желает Самуил.

– А эти несносные молдаванки тоже будут сегодня обедать у нас? – нерешительно спросила мать.

– Конечно, будут, ведь мы же с вами вместе ездили их приглашать! – нетерпеливо проговорила Урсула.

– Да оне, кажется, отказались!

– Ничуть, я упросила пани Радзивилл, и она обещала непременно быть вместе с сестрой.

– Иезус Мария! – глубоко вздохнула пани, принимая вид покорной жертвы. – Нельзя ли, чтобы у меня сегодня разболелась голова? Ты одна с ними и справляйся.

– Вам всегда хочется устроить мне неприятность, – проворчала дочь. – Куда как будет прилично невесте хозяйничать одной без матери. Вы этого и не думайте. Вот когда я уйду из дому, тогда делайте, что хотите.

Пани расчувствовалась: близкая разлука с дочерью была ее больным местом. Урсула знала, чем на нее подействовать.

– Ну, хорошо, хорошо, моя пташечка! – согласилась пани, поднося платок к глазам. – Я знаю, что мне недолго на тебя радоваться. Не сердись только, все для тебя сделаю.

II

Соперники

В смежной со столовой небольшой диванной комнате кучка знатной польской молодежи ожидала выхода канцлера и его семьи. Хотя обед и назывался семейным, но пригласили человек двадцать гостей, и Тимош, вошедший в эту минуту вместе с Богданом, почувствовал себя неловко в обществе блестящего молодого шляхетства. Вот почему он даже обрадовался, заметив Дмитрия Вишневецкого. Он дружелюбно протянул ему руку, но гордый пан ответил ему кивком и презрительно отвернулся.

– Кто это? – спросили князя Дмитрия паны.

– Не знаю! – солгал князь Дмитрий. – Казак какой-то.

Он вовсе не желал сообщать товарищам обстоятельства своего знакомства с Тимошем и теперь менее чем когда-либо желал с ним встретиться.

– Однако же он, кажется, знает князя? – проговорил юный Калиновский, недолюбливавший Вишневецкого за его высокомерие и заметивший его смущение. – Он, кажется, протянул князю руку?

– Может быть, он меня и видел где-нибудь; эти хлопы предерзкий народ. Я удивляюсь пану канцлеру, с какой стати он пригласил этих казаков.

В эту минуту вошел в комнату князь Януш Радзивилл, женатый на старшей дочери молдавского господаря Лупула, и, поздоровавшись с молодыми людьми, кивнул головой Богдану, отвесившему низкий поклон.

– Пан гетман знает этого сотника? – с любопытством спросила молодежь.

– Да, это Богдан Хмельницкий. Он только что вернулся из Парижа. А это с ним, вероятно, его сын.

– Как здоровье ее светлости? – осведомился кто-то из молодежи.

– Жена моя теперь совсем здорова, – отвечал Януш с поклоном. – Она на женской половине вместе со своею сестрою, приехавшею к нам погостить.

Князь Дмитрий при этих словах вспыхнул.

– Домна Локсандра здесь, в Варшаве? – не удержался он от вопроса. – А как ее здоровье?

– О, она цветет, как роза, и приветлива, как день! – восторженно сказал Януш, искоса посматривая на Вишневецкого, пощипывавшего свой ус.

Князь Дмитрий не успел ответить, как дверь распахнулась и на пороге показался Оссолинский под руку с княгиней Радзивилл и домной Локсандрой. За ними следовали Урсула с матерью и еще несколько шляхтянок. Княгиня недавно приехала в Варшаву и почти никого не знала из присутствовавшей польской молодежи. Ее стройная, статная величественная фигура невольно внушала уважение; молодежь почтительно раскланялась с ней, не дерзая даже целовать руки. Но на домне Локсандре сосредоточились взоры всего общества. Высокая, стройная, гибкая, с огненным взглядом, с алыми смеющимися губами и роскошной косой, переплетенной цветами и монетами по обычаю ее страны, в ярко-синей юбке, изящно оттенявшей красивую бахрому передников и богатое шитье белой рубашки, в шитых золотом сапожках с переплетом, она являлась какой-то сказочной царевной из «Тысяча и одной ночи». Князь Дмитрий не спускал с нее глаз и поворачивал за ней голову, как подсолнечник за солнцем.

Желая особенно почтить нужного ему сотника, пан Оссолинский представил дамам Богдана и его сына наравне с прочими гостями; Тимошу показалось, что он никогда не видывал такой красавицы.

– Татко, – прошептал Тимош, тихонько толкая отца локтем, – и родятся же на свете такие чаровницы! За такою дивчиною и в огонь, и в воду прыгнешь. А кто она такая?

– Дурню, – с досадою проворчал Богдан. – Это не нашего полета птица. Молдавская княжна, сестра княгини Радзивилл.

Тимош вздохнул и промолчал.

Степенный дворецкий указывал между тем места гостям и, к великому удивлению и Тимоша, и самого Богдана, посадил его между панной Урсулой и домной Локсандрой. Боясь, не произошло ли какого-либо недоразумения, Богдан тихонько спросил дворецкого, туда ли велено было посадить его сына. Дворецкий полупрезрительно, полунасмешливо посмотрел на сотника.

– Я никогда не путаю приказаний! – дерзко отвечал он. – Состарился на службе знатным панам, свое дело знаю!

Тимош, очутившись между двух девушек, почувствовал невообразимое смущение. Язык у него точно прилип к гортани, он не знал, с чего начать разговор. Панна Урсула вывела его из затруднения.

– Пан Тимош уж, кажется, был на Сечи? – спросила она его, исподтишка подмигивая жениху. – Видел татар и бился с ними?

– Н-да, – процедил Тимош. Великолепная панна смущала его еще больше княжны; он чутьем понимал, что она в душе над ним подсмеивалась.

Домна Локсандра робко подняла на него глаза.

– Я ужасно боюсь этих татар, – сказала она, – они часто опустошают границы нашего княжества, жгут, режут и калечат людей. Пан такой молодой, неужели он уже бился с ними?

Нежный, певучий голос девушки сразу успокоил Тимоша. Он без страха взглянул в ее добрые, глубокие глаза и встретил в них столько доброжелательства, столько ласки, что живо овладел своим смущением и начал описывать поход на буджаков с таким увлекательным красноречием, что заставил и Урсулу внимательно слушать. Щеки Локсандры разгорелись, она предлагала вопрос за вопросом; ее пытливый ум быстро схватывал и усваивал рассказ казака, в воображении ее живо рисовались степь, ширь, свобода, битвы и победы; в ней заговорила албанская кровь, ей хотелось самой быть казаком, все это видеть и испытать.

– Как чудесно, как хорошо! – восклицала она.

– А пан Тимош хорошо ездит верхом? – вставила Урсула.

– Не знаю, – застенчиво отвечал Тимош, – управлять конем я привык с детства, и, право, я не умел бы сказать, хорошо ли я езжу или нет.

– Я слышал про него как про отличного, неутомимого наездника, – вмешался пан Самуил. – Говорят, он может на всем скаку поднять с земли какую угодно вещицу, будь то хоть самая мелкая монета.