Книга Император. Врата Рима - Конн Иггульден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока Юлию удавалось хранить нейтралитет, однако, будучи в родстве с другим игроком на поле, жаждущим власти, братом его жены Марием, он понимал, что в конце концов придется сделать выбор. Любой разумный человек видел, что грядут перемены, и все же Юлия огорчало, что все больше и больше горячих голов в сенате считают Республику цепями. Так и Марий: по его мнению, сильный может не подчиняться закону, а использовать его. Своим пренебрежением системой, по которой выбирались консулы, он уже доказал это. По римскому закону консул выбирается сенатом лишь единожды, а потом должен оставить свой пост. Не так давно Мария избрали в третий раз — за военные победы над племенами кимвров и тевтонов во главе Перворожденного легиона. Марий был львом нового Рима, и если Корнелий Сулла не остановится, Юлию придется искать защиту в его тени.
Он будет обязан Марию и, если поставит свой флаг в его лагере, поступится частью своей независимости. С другой стороны, выбора может и не оказаться. Юлий жалел, что нельзя посоветоваться с женой, послушать, как ее острый ум проникает в самую суть, как бывало раньше. Она всегда умела увидеть такие стороны дела, какие не приходили в голову никому другому. Юлию не хватало ее ироничной улыбки, того, как она прижимала прохладные ладони к его глазам, когда он уставал…
Он тихо прошел по коридорам в комнаты Аврелии и остановился перед дверью, вслушиваясь в ее медленное, еле слышное дыхание.
Юлий осторожно вошел в комнату, приблизился к спящей фигуре и легонько поцеловал ее в лоб. Жена не шевельнулась, и он сел у кровати.
Во сне она казалась той женщиной, какую он помнил. Вот сейчас она проснется, и в ее глазах засветятся ум и юмор. Она засмеется, увидев, что Юлий сидит перед ней в темноте, и откинет одеяло, приглашая его в теплую постель.
— К кому мне пойти, любовь моя? — прошептал он. — Кого поддержать и кому доверить защиту города и республики? Думаю, твой брат Марий защитит республику не лучше, чем сам Сулла. — Он потер щеку, которая уже требовала бритья. — Где моей жене и сыну будет безопаснее? Вверить свой дом волку — или змее?
Юлию ответила только тишина. Он медленно покачал головой и поцеловал Аврелию, еще раз представив себе, что ее глаза откроются и в них он увидит женщину, которую знает. Потом тихо ушел, осторожно закрыв дверь за собой.
Когда в тот вечер Тубрук обходил дом дозором, все свечи догорели и в комнатах было темно. Юлий все еще сидел в кресле; глаза его были закрыты, дышал он с тихим присвистом, а грудь медленно опускалась и подымалась. Тубрук кивнул сам себе, довольный, что Юлий отдыхает от забот.
На следующее утро Юлий завтракал вместе с мальчиками хлебом, фруктами и согревающим ячменным отваром. Он оставил свое беспокойство во вчерашнем дне и сейчас сидел прямо, с ясным взглядом.
— На вид вы здоровые и сильные. Рений делает из вас мужчин.
Мальчики ухмыльнулись друг другу.
— Рений говорит, скоро мы придем в форму для боевых тренировок. Мы показали, что умеем переносить жару и холод, и уже начали узнавать свои сильные и слабые места. Он говорит, что эти внутренние умения — основа для внешних.
Гай говорил оживленно и немного жестикулировал.
Оба мальчика держались заметно увереннее, и Юлий почувствовал укол сожаления, что не может чаще бывать дома и видеть, как они растут. Глядя на сына, он подумал: «Не найду ли я однажды дома незнакомца?»
— Ты мой сын. Рений учил многих, но моего сына — никогда. Думаю, ты его удивишь.
Юлий видел, что Гай не верит своим ушам, и понимал: мальчик не привык к похвале.
— Я постараюсь. Думаю, Марк тоже удивит его.
Юлий почувствовал на себе взгляд второго мальчика, однако не посмотрел на него. Он хотел, чтобы Гай твердо запомнил его слова, и ответил так, словно Марка не было. Ему не понравилось, что сын попытался вставить в разговор приятеля.
— Марк мне не сын. Мое имя и моя репутация перейдут к тебе. К тебе одному.
Гай смутился и опустил голову. Он не мог выдержать непривычно настойчивого взгляда отца.
— Да, отец, — пробормотал он и принялся за еду.
Иногда Гай жалел, что у него нет братьев или сестер. Они бы все вместе играли, да и отец надеялся бы не только на него. Конечно, он не отдал бы им поместье, оно принадлежит ему, и так было всегда, но порой груз отцовских надежд давил на мальчика. Особенно когда мать в хорошие дни ворковала над ним и говорила, что боги подарили ей только его, одно совершенное творение. Аврелия часто признавалась сыну, что хотела бы иметь дочерей, чтобы наряжать их и учить своей женской мудрости, но лихорадка, которая постигла ее после первых родов, не дала ей такой возможности.
На теплую кухню зашел Рений. На нем были открытые сандалии, красная солдатская туника и короткие штаны, туго обтягивающие до неприличия мощные икры, какие бывают после многих лет службы в пехоте. Здоровья и сил, несмотря на возраст, у Рения было в избытке. Он вытянулся в струнку перед столом и посмотрел на присутствующих ясными и внимательными глазами.
— С вашего позволения, господин, солнце встает, и мальчики должны пробежать пять миль, прежде чем оно выйдет из-за холмов.
Юлий кивнул, и мальчики быстро встали, ожидая позволения уйти.
— Идите… и учитесь хорошенько, — с улыбкой проговорил он.
Его сын, похоже, думал только о занятиях, а второй — в этих темных глазах и бровях мелькнуло что-то еще. Гнев? Нет, уже исчезло…
Мальчики убежали, и двое мужчин снова остались одни. Юлий указал на стол.
— Я слышал, ты собираешься начать боевые тренировки.
— Они еще слабоваты. Возможно, в этом году и не окрепнут. И все-таки я их не спорту учить нанимался.
— Ты уже думал о том, чтобы продолжить работу с ними, когда годичный контракт закончится? — небрежным голосом спросил Юлий, надеясь скрыть свою заинтересованность.
— В следующем году я отойду от дел и уеду жить в деревню. Вряд ли что-то изменит мое решение.
— Тогда эти двое станут твоими последними учениками — твоим последним даром Риму, — ответил Юлий.
Рений на миг застыл, но Юлий не дал лицу выразить и тени своих чувств.
— Об этом стоит подумать, — наконец произнес Рений, повернулся на пятках и ушел в серый рассветный свет.
Позади него Юлий по-волчьи усмехнулся.
— Как офицеры, вы поедете в бой верхом, однако конница — не главная наша сила. Мы используем ее, чтобы оттеснить противника, но уничтожают его двадцать восемь легионов пехоты. Каждый из ста пятидесяти тысяч наших легионеров в любой момент готов прошагать тридцать миль в полном вооружении, с вещевым мешком в треть своего веса. А потом еще и идти в бой, без слабости и жалоб.
Рений посмотрел на мальчиков, которые стояли под жарким полуденным солнцем, тяжело дыша после пробежки. Он отдал им, своим последним ученикам, больше трех лет жизни, а им предстояло еще столькому научиться… Рений ходил вокруг них и резким голосом продолжал: